ПРАДЖНЯПАРАМИТСКИЕ ТЕКСТЫ

ПРАДЖНЯПАРАМИТСКИЕ ТЕКСТЫ («совершенство мудрости» – ), литературные памятники, основные из которых датируются примерно 1–2 вв. н.э. Хотя Праджняпарамитские тексты составлены в прозе и по композиции напоминают тексты Сутра-питаки (см. ТРИПИТАКА) в виде беседы Будды с его наиболее известными учениками (например, Субхути) или бодхисаттвами, их объем подсчитывается в слогах, которые затем переходят в эпический стихотворний размер шлок. По этому принципу различаются тексты объемом в 300, 500, 700, 800, 2500, 8000, 10 000, 18 000, 25 000, имеется даже «мистическая эпопея» в 100 000 шлок, которая отражает раннюю стадию мировоззрения школы мадхьямика. Внешние вещи – сновидения или проекции мировой мистифицирующей силы (майя), подобные фантому толпы людей, который может быть создан на перекрестке дорог магом или его учеником и по его воле мгновенно превратиться в ничто. Конечная истина раскрывается через осмысление «пустотности» (шуньята) не только внешних вещей, но также сансары и нирваны и учения Будды. Пусты также понятия бодхисаттвы и даже самого «совершенства мудрости». Зато существует «путь бодхисаттвы».

В этом цикле выделяется сравнительно ранняя Аштасахасрикапраджняпарамита (Восьмитысячестишье о совершенстве мудрости), содержащая 32 главы, в которых повествуется о беседах Будды с его учениками Субхути, Шарипутрой и Пурна Майтраянипутрой, к которым присоединяется и царь богов Шакра (Индра). Диалоги предваряются посвятительными стихами, в которых прославляется высшая мудрость Праджняпарамита, мать «героев» и прародительница всех существ.

Глава I Аштасахасрики открывается недоумениями Субхути по поводу рекомендации Будды направлять продвижение бодхисаттв к совершенству мудрости: в типичном для махаянских философов духе он выясняет, что само слово «бодхисаттва» ничего не обозначает в реальности, равно как и «совершенство мудрости». Есть, правда, «путь бодхисаттвы» – великого существа (махасаттва), который заключается в отказе от того, чтобы осмыслять какие-либо объекты: это возможно потому, что мысль бодхисаттвы есть не-мысль, сверкающая в своей чистоте. В ответ на недоумение Шарипутры, как может возникнуть подобная мысль, Субхути замечает, что ее объектами не являются ни существа, ни не-существа и она не подвержена изменению. Диалектику Субхути одобряет сам Будда, который отмечает, что бодхисаттва думает, будто следует вести к нирване бесчисленное множество существ, но на деле нет ни ни ведомых, ни ведущих к ней. Такова истинная природа всех феноменов (дхармадхарматва), которые подобны фантомам. В главе II Субхути наставляет небожителей в учении о нереальности cуществ этого мира, подобных иллюзии (Майя), с которой последние не составляют никакой противоположности, как и объекты мысли не отличны от сновидений – подобными сновидениями являются также и решившийся пересечь океан сансары, и достигший уже конечного «освобождения», и сама его «освобожденность». Богов смущает, правда, что и нирвана оказывается ничем не отличающейся от сновидения, но ученик Будды убеждает их в том, что таковым был бы и объект мысли, который даже превосходил бы по своему достоинству нирвану. Тем не менее идеал бодхисаттвы и нравственные аспекты его «освободительной» деятельности в мире излагаются в Аштасахасрике весьма обстоятельно.

Согласно главе VI, бодхисаттва совершает подвиг особой медитативной аккумуляции «семян блага» (кушала), засеиваемых обычными людьми, богами, полубогами, добрыми духами и демонами, равно как и дел добродетели – основанных на щедрости (дана), нравственности (шила) и созерцательной практике. Бодхисаттва «собирает» всю без остатка «заслугу» (пунья) всех этих существ, «взвешивает» ее и ликует. После накопления «спасительного капитала» он решает претворить эту коллективную «заслугу» в высшее «просветление», которым смогут «питаться» он сам и все существа.

В главе ХХ рисуется величественный образ бодхисаттвы. Будда рекомендует Субхути представить себе героя благородного происхождения, наделенного красотой, могуществом, нравственной чистотой и бесстрастием, рассудительностью, способностью к ясному самовыражению и обоснованию своих взглядов и задач, умением разбираться во времени, месте и обстоятельствах, в совершенстве владеющего луком и прочими видами оружия, всеми искусствами и ремеслами, компетентного во всех отраслях знания, имеющего множество друзей, богатство, телесную силу, щедрого ко всем и приятного для многих. Он завершает любое начинание, владеет словом, чтит достойное чести, уважает достойное уважения, почитает достойное почитания и постоянно ощущает все возрастающее чувство радости и «вкуса». Затем Будда предлагает своему ученику представить себе ситуацию, когда подобный человек взял бы с собой всю свою семью на прогулку и они внезапно оказались бы в глухом и страшном лесу. Его неразумные домочадцы ощущают непреодолимый страх, но он заверяет их в том, что им бояться нечего, ибо он вскоре выведет их из чащобы на свободу. И Будда задает риторический вопрос – может ли подобный человек сам испытать страх, если на него нападут многочисленные враги, и оставить свою семью в глухом лесу, спасаясь бегством?! Подобным образом не оставит свою семью – страждущие живые существа – и бодхисаттва, озабоченный благополучием всех существ.

Сострадание бодхисаттвы обсуждается в главе XXII. Великая «заслуга» накапливается, когда особое озарение позволяет видеть все существа как бы на пути к закланию. Волнение охватывает «великое существо» (бодхисаттву), перед которым открывается панорама жертв всеобщего страдания – тех, кто несет бремя дурной кармы, ожидая ближайшего наказания в адских регионах; тех, чьим уделом становятся низкие рождения, удаляющие их от Будды и его учения; тех, кому предстоит скорая гибель и кто запутался в сетях ложных воззрений и не в силах из них выпутаться; наконец, тех, кто уже обрел рождение, благоприятное для «освобождения», но потерял свой шанс. Сострадание приводит бодхисаттву к решению: «Я освобожу все эти существа и избавлю их от страданий!»

Шатасахасрикапраджняпарамита (Стотысячник) открывается картиной медитации Будды в позе лотоса на холме Гридхракута (Вершина коршунов). Все части его тела и все поры его кожи излучают свет, озаряющий все материки. Существа, увидевшие этот свет, обретают истинное видение и достигают «несравнимого просветления». Многие сотни тысяч миллионов миллиардов световых лучей излучает и его язык, когда он открывает рот, и в каждом из этих лучей расцветают лотосы драгоценных камней, сияющие как золото, с тысячью лепестков, сладких, золотистых, ароматных, тонких и мягких как одежда качилиндика. На этих лотосах восседают вселенские будды, проповедуя учение о шести классических совершенствах пути бодхисаттвы (щедрость, нравственность, терпение, мужество, медитация, мудрость), и все существа, слушая их, все более утверждаются в своем просветлении. Будда снова погружается в медитацию – на сей раз называемую «игрой льва», – и в этот момент все люди и боги сразу вспоминают свои прежние рождения, приближаются к нему и воздают ему хвалу. Слепые на всех материках прозревают, глухие возвращают себе слух, душевнобольные исцеляются и т.д.

Грандиозный объем Стотысячника обусловлен тем, что все сказанное не просто констатируется, но повторяется в деталях в применении к каждому объекту, так что знаменитые повторы Типитаки кажутся необычайным лаконизмом в сравнении с упражнениями «махаянских риши». Расцвет махаяны был связан с увлечением буддистов письменностью, тогда как классический буддизм ориентировался на изустную передачу. Так, когда говорится, что свет исходит от всего тела Будды, то в клишированных формулах уточняется, что это относится и к пальцам на ногах, и к ножным браслетам, и к каждой части его тела и что свет озаряет не просто мир, но его восточную часть, а также западную и т.п. Равным образом и общая оценка сущего – «Все – только имя» – означает для составителя Шатасахасрики необходимость конкретизировать «все» как можно подробнее, перечисляя все вещи, знакомые ему во вселенной. Не удовлетворяется он и констатацией того, что «ничто не может быть выражено словами», чувствуя потребность в конкретизации этого «ничто».

«Совершенство мудрости» может, однако, по махаянистам, не только беспредельно расширяться, но и сужаться. Доказательство тому – включение в тибетский канон Экакшари (Однослоговая), полное название которого Мать всех татхагат, священное совершенство мудрости в одном слоге: слог «а», в котором концентрируется вся Праджняпарамита (явная имитация осмыслений у брахманистов слога «Ом»). К малым Праджняпарамитским текстам относится Ваджраччхедика-праджняпарамита, или Алмазная сутра (ок. 4 в.), ставшая весьма популярной в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. В главе 13 развиваются парадоксы, намеченные в Восьмитысячнике: на вопрос Будды, есть ли учение (дхарма), провозглашенное Буддой, Субхути дает отрицательный ответ, равно как и на вопрос о том, можно ли его узнать по 32 знакам «совершенного» – потому что эти знаки были охарактеризованы самим же Буддой как не-знаки. Назначение подобных парадоксов (которые будут воспроизводиться позднее в коанах чань-буддизма) следует видеть в переориентации мышления адепта через. Зато в одном пункте Алмазная сутра однозначна: в той же главе ее составитель утверждает, что тот, кто выберет хотя бы четверть ее стиха и объяснит другим, добудет бóльшую заслугу (пунья), чем тот, кто приносил бы в жертву свои жизни в течение многих мировых периодов. К малым Праджняпарамитским текстам относится и девятистишье Хридая-сутра (Сутра сердца мудрости), составленная в 3–5 вв. Тема Сутры сердца – учение о пустоте. «Реализация» этого учения ведет к высшему просветлению.

См. также БОДХИСАТТВА; ДУХКХА; ДХАРМА; КАРМА; КАРУНА; МАЙТРИ; МАЙЯ; НИРВАНА; ПАРАМИТЫ; ПУНЬЯ; САНСАРА; ТАТХАТА; ТРИПИТАКА; ШИЛА; ШУНЬЯТА.