ПЕРСИДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Содержание статьи

• Хорасанский период.
• Иранский период.
• Формирование новых литератур.

ПЕРСИДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА – литературные произведения, написанные на языках иранской группы, древнейшая часть мирового культурного наследия. В течение «шести веков персидской поэзии» (10–15) были созданы литературные формы и жанры, составившие классический канон восточной – исламо-персидской литературы, основным языком которой стал персидский язык (фарси).

К первым проявлениям литературной древнеперсидской традиции можно отнести клинописные надписи царей Ахеменидской династии (558–330 до н.э.) и созданный на родственном древнеперсидскому, авестийском языке, передаваемый устно священный свод зароастрийской религии Авеста (1 пол. 1 тыс. до н.э.). В нее входили: наиболее древняя часть – Гаты (17 ритмизованных молитв, авторство которых приписывалось основателю древнеиранской религии Заратустре); книга Яшт, отражающая архаические представления персов о связи общества с миром природы и одухотворении природных сил. В Авесте уже встречаются зародыши популярных фольклорных сказочных сюжетов и мифологические образы борьбы царства света и царства мрака, где решающая роль отводится человеку-богатырю.

Следующий, среднеперсидский период (3–7 вв. н.э.), характеризуется появлением собственно литературных произведений на разных диалектах среднеперсидского языка – пехлеви, парфянском, согдийском и др. Среди сохранившихся памятников того времени – эпическое Сказание о Зарере, династийные хроники Книга деяний Арташира Папакана, дидактическая поэма Ассирийское дерево и коза. В среднеперсидский период была записана Авеста. Многие сочинения 3–7 вв. известны только по названиям, в том числе династийные хроники Книги царей, на основе которых впоследствии был создан иранский эпос Шах-намэ Фирдоуси.

В 7 в. персидские территории были завоеваны арабскими кочевниками и вошли в состав огромного Арабского халифата. Завоевания сопровождались экспансией арабской культуры – распространением ислама, арабского языка и письменности. В свою очередь, арабская культура также испытала на себе влияние культур побежденных народов, в том числе персов. Однако уже в начале 10 в. халифат распался на отдельные эмираты, развивавшие собственную культуру при сохранении общей религии – ислама.

В период арабского завоевания на персидских территориях на основе среднеиранских диалектов и арабского языка складывается новоперсидский язык. В то же время и на арабский язык переводятся персидские литературные памятники. В арабскую, более аскетичную, бедуинскую по происхождению, литературу из персидских источников перекочевали такие жанры, как наставления царям, сборники занимательных рассказов; в поэзию – воспевание охоты, роскоши дворцовых построек и садов, драгоценной утвари, украшений, праздничных пиров – так называемая винная тема (хотя Коран запрещал пить вино, в Персии, особенно в городах и при дворах, этот запрет не соблюдался) и т.д. Иранские поэты Башшар ибн Бурд (714–783), Абу Навас (762–813) писали по-арабски, перенимая из арабской литературы отдельные декоративные элементы речи, поэтические жанры и правила метрики (аруз) – рифмы, рожденные, по мнению некоторых исследователей, в песнях бедуина, подражающих ритму движения верблюдов.

Условно выделяют следующие периоды развития персидской классической литературы: хорасанский (10–11 вв.), когда происходило становление основных жанров и мотивов персидской литературной традиции; иранский (12–15 вв.) – окончательное становление персидского канона, когда на его формирование значительно повлияли местные религиозные течения и секты; и период заимствования и формирования новых литератур на основе взятого за основу персидского канона на языках пушту и урду (после 15 в.).

Хорасанский период.

Начало хорасанского периода связано с укреплением в середине 9 в. крупной персидской династии Саманидов (819–999). Впервые после двух веков арабской зависимости Иран восстанавливал свою национальную независимость и культурную самобытность.

Родоначальником персидской классической поэзии считается придворный поэт Саманидов Рудаки (860–941), писавший на новоперсидском языке – фарси. В его творчестве наиболее отчетливо проявились основные особенности и жанры персидской классической поэзии.

«Соловей Хорасана», Рудаки, родился под Самаркандом, уже в молодости был приближен ко двору Саманидов в Бухаре – персидские правители покровительствовали развитию поэзии на местном языке и щедро поощряли творчество восхваляющих их поэтов. Творческое наследие Рудаки было огромным, но до нас дошло около тысячи неполных бейтов (стихов), извлеченных из средневековых источников, а полностью – только две касыды: Мать вина и Старческая.

В персидской поэзии существовала единица стихотворных форм – бейт («стих»), который состоял из двух полустиший – мисра. Бейт обладает смысловой законченностью и задает метр стихотворения, второе полустишие – его рифму. Диван (сборник стихотворений) персидского поэта включал в себя такие стихотворные формы, как касыда, кыта, газель, рубаи, месневи. Наиболее популярной в персидской, как и арабской, поэзии была касыда, строящаяся по схеме аа-ба-ва, т.е. полустишия первого бейта рифмовались между собой и рифма повторялась в конце каждого бейта.

В 10 в. в Иране придворная касыда стала неотъемлемой частью дворцового этикета. При правителе обычно содержалось сообщество поэтов во главе с «царем поэтов» – стихотворцы состояли на государственной службе и получали жалованье. Главное назначение касыды – панегирическое, т.е. восхваление правителя и увековечение его имени. К разновидностям придворной касыды относились такие жанры, как поношение, оплакивание усопшего, тюремная элегия.

Парадная касыда Рудаки Мать вина, воспевающая добродетели адресата, сопровождала дары эмира Хорасана наместнику в благодарность за военную помощь при подавлении мятежа. Мать вина состоит из двухчастного вступления и целевой панегирической части – классической схемы арабской касыды.

Далее в Матери вина следует основная часть касыды – восхваление адресата. При этом в соответствии с каноном поэт должен был с особым искусством соединить мотивы вступления и основную часть. Адресат, согласно восхвалению, являл собой образец идеального правителя и был равен в своих достоинствах известным историческим и легендарным личностям – мудростью подобен Сократу и Платону, справедливостью – Сулейману (Соломону) и т.д. Причем Рудаки легко объединяет в перечне сравнений как персонажей мусульманской истории, так и греческих мудрецов и героев древнего иранского эпоса. Касыду завершает фахр – самовосхваление, в котором автор сетует, что несмотря на его усилия, достойно восславить адресата панегирика ему в полной мере так и не удалось.

Персидский канон парадной касыды включал насиб – вступительную часть, например, представление пиршества в технике описания (васфа). Жанр пиршественной или винной лирики особо выделялся и назывался хамрийат. Далее следовала целевая часть – сочетание формул восхваления и самовосхваления, описания и повествования, с преобладанием в отдельных случаях того или иного. Зачастую использовалась кольцевая композиция, когда последний бейт по смыслу обращался к первому. Помимо жанра придворной касыды, в поэзии Рудаки были представлены жанры аскетической лирики, элегии на смерь поэтов-друзей, сложенные разными метрами любовные поэмы.

Первыми преемниками и современниками Рудаки были в 10 в. Шахид Балхи, Абу Шукур Балхи, Дакики, Рабиа бинт Кааб. О них сохранились по большей части только свидетельства историков и немногочисленные строки.

Философа и каллиграфа Шахида Балхи (р. 936), писавшего по-персидски и арабски, литературоведы назвали первым пессимистом в персидской литературе. В сохранившихся стихах Шахида звучат сетования на непризнание обществом людей мудрых и просвещенных, на засилье невежества, позже эти мотивы подхватили в своих стихах Абу Али ибн Сина и Омар Хайям:

Знание и богатство – нарцисс и роза,

Не цветут они в одном месте.

У кого есть знание, тому не хватает богатства,

А у кого есть богатство, мало знания.

Поэт Дакики (ум. между 977–981), придерживавшийся зароастрийских верований, погиб в 30 лет. Он известен живописными и яркими описаниями природы. Кроме того, Дакики первый задумал и частично осуществил поэтическую обработку доисламских иранских эпических сказаний, успев написать около тысячи двустиший, начав с появления пророка Заратустры в эпоху правления Кейянидов. Впоследствии Фирдоуси, восхищенный мастерством своего предшественника, включил его стихи в свою эпопею, предпослав ей рассказ о трагической гибели Дакики.

Современница Рудаки поэтесса Рабиа ибн Кааб (10 в.), прозванная Зайн ал-араб (краса арабов), была двуязычным поэтом, а ее произведения отличались особой теплотой и искренностью. Она происходила из знатного арабского рода – отец был наместником в Балхе. С ней связана средневековая легенда о трагической любви Рабии к рабу своего брата. Разгневанные родственники замуровали ее в жарко натопленной бане, вскрыв ей вены. Умирая, поэтесса писала на стене кровью последние стихи. Впоследствии эта легенда была использована в поэмах 13 (Аттар) и 19 (Хедаят) вв. В сохранившихся стихах Рабии преобладала тема любовного страдания. Поэты-суфии, отталкивались от творчества Рабии, создавая мистические газели о превратностях любви, истолковывали любовные мотивы как выражение чистой любви к богу. Рабии принадлежит один из ранних образцов жанра «разговор с птицей», заимствованный из иранской фольклорной лирики.

Абу-л-Хасан Кисаи Марвази (р.963) был известен как мастер жанра описания, особенно развившегося позже, в 11 в. Кисаи начал череду «ответов» – насибов – на Старческую касыду Рудаки, мотивы которой впоследствии многократно варьировались в произведениях авторов 11–12 вв. «Ответ», как жанр, предполагал сохранение части мотивов и грамматического строя или рифмы оригинала в совокупности с возможностью изменений отдельных элементов исходного произведения, что свидетельствовало об искусстве импровизации на заданную тему и умении бесконечно развивать и ритмически повторять ее смысловой узор. В ответной касыде Кисаи на касыду Рудаки сохраняется лексика и грамматическое построение образца – вопросы самому себе и ответы на них, но мотив имеет иную интерпретацию. Рудаки печалился о своей необремененности семейными узами, Кисаи же, наоборот, сетовал на необходимость содержать большую семью.

У персидских поэтов 10–11 в., наряду с касыдой, весьма популярна была кыта, также пришедшая из арабской поэзии. В отличие от касыды, в кыта полустишия первого бейта не рифмуются между собой, а количество бейтов существенно меньше. Персидская кыта – камерный жанр, в котором изящно и остроумно составлялись прошения, просьбы, назначали свидания, извинялись за опоздания и т.д.

Начиная с 11 в. большое влияние на формирование персидской классической литературы оказывали религиозные течения – исмаилизм и суфизм. Стал развиваться жанр назидательной касыды. Наиболее известным ее мастером был «пророк исмаилизма» поэт Насир Хосров (1004–1072). В своих религиозно-философских трактатах, диване из 12 тыс. бейтов, поэме Ровшанайи-намэ он осуждал придворную поэзию, бичевал сельджукских феодалов, нападал на ортодоксальное духовенство, сковывавшее свободное развитие научной и философской мысли и требовал сострадания к беднякам. Причину зол и бед он видел в распространении «дурной веры» и «несправедливом правлении». Хосров заменил восхваление правителя восхвалением праведника – носителя духовных ценностей, отвергающего корысть и мирские соблазны и верящего в силу слова и разума. Так в персидской касыде появились мудрые афоризмы и моралистические замечания.

Иранский период.

Влияние религиозных течений в немалой степени способствовало развитию новых тем и мотивов в литературе, существенно расширив круг ее возможностей, что привело к противоречию со сложившейся практикой придворной поэзии. Слово в суфийской поэзии все больше становится символом, скрывающим от непосвященных существенную часть высказываемого. Придворная же поэзия «второго смыслового плана» не предполагала. К примеру, в суфийской поэзии сюжет долгожданной встречи возлюбленных трактовался как тема тщетности попыток сознательного поиска путей к богу в пользу спонтанного озарения. Также в суфийской поэзии тема опьянения вином означала достижение религиозного экстаза. Суфийские сочинения можно трактовать двояко – и как обычные стихи, и как тайные послания посвященным, то есть мистически и реалистически. Кроме того, суфийская и исмаилитская традиции требовали, чтобы поэт в своем творчестве не был подвержен «корыстным» мотивам служения властителю, а руководствовался исключительно стремлением поиска истины и мотивами единения с богом.

Другая популярная форма персидской поэзии, появившаяся позже, – газель. Существует несколько объяснений ее происхождения: одни считают, что она произошла от любовных вступлений к касыдам, «оторвавшихся» от основной части и заживших самостоятельной жизнью, другие полагают, что она произошла от песен персидских бродячих музыкантов, которые еще в доисламские времена обучали песням о любви арабских воинов.

Газель состоит из 5–12 бейтов, первый бейт, как и в касыде, несет опорную рифму в обоих полустишиях. С 12 в. у поэтов было принято упоминать в последнем стихе свой литературный псевдоним – техаллус, искусно вводя его в образный строй последнего стиха и как бы «подписывая» газель, что высоко ценилось любителями поэзии.

Газель погружает читателя в мир влюбленных – жестокая ветреная красавица уподобляется розе с шипами, влюбленный – соловью, истекающему «кровью сердца» и поющему газели о муках своей израненной души. Картина страданий сочеталась с описанием красоты возлюбленной (стан-кипарис, уста-рубины, косы-аркан и т.д.). При этом любовь трактовалась как опора и символ человеческой радости в переменчивом мире, и шире – как форма познания. Газели были популярны в Иране, они переходили из дворца в обитель дервиша, на городскую площадь. При дворе газели, которые должны были звучать плавно и сладостно, исполнялись под аккомпанемент чанга и руда. Постепенно их содержание стали составлять не только любовные признания, но и картины природы, описания дружеских пирушек, жалобы на превратности судьбы, размышления о бренности жизни.

Газель была широко распространена и среди поэтов-суфиев – последователей исламского мистического течения, ищущего озарения и единения с богом. Если правоверный ислам определял отношения человека и всевышнего как покорность, то для суфия его отношения с богом – прежде всего любовь. Поэтому любовную лирику суфии трактовали как поиск божественного начала, раскрывающего лики бога в их возлюбленных.

Мастерами газели были персидские поэты-суфии Руми, Саади и Хафиз. Для их поэзии характерны переливы реального и символического, земного и небесного, наполняющие их произведения удивительными образами.

Джалал ад-Дин Руми (1207–1273) стал поэтом и суфием после встречи с бродячим проповедником и нескольких лет экзальтированного общения с ним. Таинственное исчезновение этого дервиша перевернуло душу Руми и послужило толчком к написанию стихов. Руми жил в основанной им обители в г. Конья (совр. Турция). По преданию, он слагал газели, находясь в трансе во время суфийских радений. Многие его стихи, состоящие из восклицаний, повторов и обращений к Божественному Возлюбленному, богато украшенные звукописью, оказывали завораживающее действие на слушателей, и по сей день исполняются во время суфийских ритуалов. Так сложился сборник газелей Собрание стихотворений Шамси Табризи (по имени его наставника).

Диван персидского поэта Хафиза (хафиз – человек, знающий Коран наизусть) (1325 – 1389(90)) состоит из 418 газелей, 5 крупных касыд-панегириков, 29 кыта, 41 рубаи и 3 месневи Дикая лань, Саки-намэ и Моганни-намэ. В лирике Хафиза (Шамседдина Мохаммеда) преобладали традиционные темы вина и любви, мистического озарения, славословия, жалобы на бренность и непознаваемость мира. Однако лирический герой Хафиза – полнокровный, живой человек, одержимый кипением противоречивых страстей, – он то аскет, мистик и духовидец, то скептик, вольнодумец и мечтатель, возвещающий человечеству наступление светлого земного царства, то забулдыга и дебошир, нарушитель спокойствия, обличающий духовенство и власть имущих. В центре поэзии Хафиза – тема эгоцентрического наслаждения как форма ухода от несправедливой действительности. Он широко использовал в газелях образы и термины традиционной суфийской поэзии, применяя этот прием для вуалирования бунтарских и тираноборческих высказываний. На сегодняшний день в современном Иране Диван Хафиза – самое переиздаваемое произведение классического наследия.

Персы дополнили жанровую систему, заимствованную из арабской поэзии, еще одной, самой лаконичной поэтической формой – рубаи (арабск., «состоящий из четырех»). Рубаи строится из четырех полустиший, пишется особым вариантом одного метра – хазадж и рифмуется по схеме аааа или аава. Рубаи ведет свое происхождение из иранского фольклора. Первые рубаи писал еще Рудаки, однако благодаря творчеству Омара Хайяма эта форма стала широко использоваться для эпиграмм и философских афоризмов.

Согласно изысканиям историков, всемирно известные Рубаи Омара Хайяма (1048–1123) – четверостишия гедонического и поучительного характера – были написаны, когда этот поэт, математик и астроном работал в исфаханской обсерватории и был на пике своих научных изысканий. Его четверостишия, «жалящие как змея», покоряли лаконичностью, образностью, простотой изобразительных средств и гибким ритмом. Его лирический герой пронизан духом философского скепсиса – он сомневается во всем. Это приводит к пессимизму, отрицающему смысл земной жизни или, напротив, к гедонистическому призыву наслаждаться жизнью такой, какая она есть.

Жанр месневи (арабск., «сдвоенный») был востребован в длинных эпических повествованиях и героических сказаниях. Для него характерна сдвоенная рифмовка полустиший бейта по схеме аа-вв-сс, длина маснави не ограничивалась. Главное произведение в жанре месневи – эпос Шах-намэ Фирдоуси, объем которого вдвое превышает Иллиаду и Одиссею вместе взятые.

С ростом самосознания у иранцев возникает интерес к своему историческому прошлому, стремление воссоздать его в письменном виде. Известны несколько попыток составить общий свод исторических преданий Книгу царей (Шах-намэ), но наиболее убедительно этот грандиозный замысел был осуществлен Абулькасимом Фирдоуси (932(41)–1020(26). Происходивший из разорявшихся мелкопоместных дворян, Фирдоуси уже в зрелом возрасте решил закончить дело, начатое Дакики, – изложить в стихотворной форме имеющиеся исторические предания Ирана в полном объеме. На осуществление ушло, по разным подсчетам, от 20 до 35 лет, работа была начата при Саманидах, а завершена при новом правителе Ирана Махмуде Газневи.

Шах-намэ состоит из 60 тысяч бейтов и охватывает царствование 53-х правителей Ирана. Хотя сам Фирдоуси делил поэму на «царствования», специалисты выделяют в ней три большие части в зависимости от использованных автором источников – мифологическую, легендарную (богатырскую) и историческую. Фирдоуси же в соответствии с официальными сасанидскими историографическими сочинениями выделял правление четырех династий – Пишдадиды (2441 год правления), Кейаниды (732 года), Ашканиды (200 лет) и Сасаниды (501 год). Историки отмечают расхождение его периодизации с имеющимися источниками.

Шах-намэ представляет собой величественное историческое полотно, начинающееся с восхваления Творца и по зароастрийской традиции плавно перетекающее в восхваление Разума. После краткого изложения истории сотворения мира и человека, Фирдоуси переходит к рассказу о царствовании Каюмарса – первого человека и первого царя. Золотой век Ирана заканчивается грехопадением возгордившегося Джамшида-Йимы – в наказание «фарр Господен от него отлетел, и в мире пошли разговоры», а он погибает от руки чужеземца Заххака, после чего Иран погружается во тьму. Заххака побеждает герой Фаридун, далее следует история раздела Ирана между сыновьями Фаридуна, напоминающая библейские сюжеты о Каине и Авеле, об Иосифе и его братьях.

В легендарной или богатырской части Шах-намэ ощутима связь с традициями устного эпического сказа в обрисовке сверхчеловеческой силы, энергии и воинской доблести богатыря Заля, его сына Рустама. Трагическая история об убийстве отцом сына – Рустам убивает в битве своего сына Сохраба – также встречается в других эпосах. Сам же Рустам гибнет от руки собственного брата-предателя. Повествование о богатыре Сиявуше также напоминает историю библейского Иосифа. Сиявуш, пытаясь примирить вечно враждующих иранцев и туранцев, гибнет от козней завистников. В целом в поэме звучит призыв к консолидации иранских сил для борьбы с врагами родины.

Другой пример художественной обработки древних сказаний – Синдбад-намэ, или Книга о Синдбаде Захири Самарканди (12 в.) – обработка персидского сказания 3–7 вв. Синдбад и коварство женщин на языке пехлеви. В данном случае речь не идет о Синдбаде-мореходе из Тысячи и одной ночи, это не авантюрный персонаж, а мудрец-мыслитель, ставший жертвой клеветы. В целом произведение учит правителя, как важно вести дела осмотрительно, если решается человеческая участь, и как важно иметь рядом с собой мудрых советников. Еще один пример литературной обработки народных сказок – Тути-намэ, или Книга попугая (1330), написанная на персидском языке Зия ад-дином Нахшаби и позже, в 17 в., сокращенной с 52 до 35 глав Мохаммадом Кадири. Это сатирическая пародия на порядки, царящие в правящих классах, повествует о том, как после отъезда купца хитроумный попугай заставляет его жену каждую ночь слушать свои сказки и запутывает ее в своих коварных сетях до такой степени, что купец по приезде убивает ее за несостоявшуюся измену.

Дальнейшее развитие эпической формы месневи шло в направлении романизации – более подробной разработки сюжета и характеров героев. В форме месневи писали и поучительные повести со вставками из новелл и притч, так называемые включенные или обрамленные повести.

С распространением суфизма приобретают популярность назидательные месневи, объясняющие на конкретных примерах правила продвижения на пути к истине. У истоков жанра философского месневи стояли поэты-мистики Санаи и Аттар. Санаи Абу-ль-Маджд Мадждуд (1070–ок.1140) – основоположник жанра религиозно-дидактической поэмы. Его поэма Сад истин затрагивает широкий круг проблем и состоит из 10 глав (глава, посвященная восхвалению жизни, глава, характеризующая разум, глава о любви и т.д.), перемежающихся моральными увещеваниями и примерами. Странствие рабов к месту возврата повествует о путешествии человеческого духа, стремящегося через все сферы реального и загробного миров к прозрению. Одним из первых Санаи широко использовал любовную и винную символику для выражения суфийских идей.

Поэт-мистик Аттар Фарид-ад дин (1119 –1230) (аттар – аптекарь, профессия отца) утверждал в стихах идеи дервишской суфийской морали. Широко образованный человек, большую часть проведший в суфийском монастыре, Аттар собрал в своих произведениях множество интересных рассказов, почерпнутых из восточного фольклора. Основное произведение – аллегорическая поэма Беседа птиц (1175) пользовалась огромной популярностью. О высшей цели мистического опыта – растворении в божественной сути личного «Я» – автор повествует красочным языком и отвлеченные понятия воплощает в живые и яркие образы. Птицы (прием из фольклора) решают найти себе царя и пускаются в путь («путь» – суфийский термин, означающий процесс нравственного самосовершенствования и познания истины – бога). Они преодолевают 7 долин: «долина искания» – холодная безжизненная пустыня, «долина любви» – царство огня, символизирующего любовь к Богу, «долина познания» приоткрывает истинную сущность суфизма, в «долине удовлетворения» ищущие постигают, что за многообразием явлений скрыто их единство. В «долине единения» птицы понимают, что все происходит из одного источника, в «долине экстаза» они переживают экстаз – необходимую часть суфийского радения, поскольку иррациональное, мистическое постижение великой истины является ядром суфизма. В последней «долине исчезновения», до которой добрались из целой стаи всего 30 птиц, они оказываются перед своего рода огромным зеркалом, в котором отражаются они сами. Так поэт уравнивает человека, вступившего на путь познания, с высшим божеством. Беседа птиц имела огромную популярность и стала поэтическим каноном. Другие произведения Аттара – Мцухтар-намэ, Книга назидания, Книга восхождения, антология Жизнеописание шейхов, написанная по впечатлениям о встречах со старцами-наставниками и путешествиях по Сирии и Египту.

Другое широко известное суфийское произведение подобного рода – 6-томная поэма Месневи-и манави (Духовное месневи, или Поэма о скрытом смысле) Джалал-ад Дина Руми, называемая суфиями «персидским Кораном». Поэма является своего рода энциклопедией суфизма, в ней развиты идеи Газали, Санаи, Аттара и других суфийских авторитетов того времени. Месневи-и манави состоит из глав, излагающих философские и религиозные положения и заканчивающиеся притчами-новеллами, зачастую имеющими обличительный характер. Руми высмеивает схоластическую ученость, призывает к веротерпимости. Материал, заимствованный из фольклора, он преподносит таким образом, что глубина народной мудрости становится ясной и прозрачной. Люди, не знакомые с суфизмом, увидят в Месневи-и манави совершенное поэтическое произведение, отразившее все стороны жизни средневекового исламского Востока, и убедятся в том, что годы не властны над стремлением человека к счастью и справедливости.

Еще одно важнейшее произведение персидской классической литературной традиции – пять поэм Низами Гянджеви (1141–1209) – Хамсе (Пятерица). В них входили все разновидности месневи и в последствии вызвали множество подражаний и поэтических «ответов». Сокровищница тайн (1173) – дидактическая поэма из 20 глав-притч в поучение будущим правителям. Хосров и Ширин (1181) – трагическая любовная история: зодчий Фархад становится жертвой коварного и ревнивого царевича Хосрова. Поэма посвящена умершей жене Низами – Афак (образ Ширин). Лейли и Меджнун (1188) – романтическая поэма на основе арабского предания о влюбленном, разлученном с предметом своей страсти. Суть поэмы – в достижении такого накала чувств, при котором человек окончательно сливается с предметом любви. Семь красавиц (1197) – описания приключений и увлечений шаха Бахрам-Гура и следствий его нерадивого управления страной. Искандер-намэ (1201) посвящена Александру Македонскому (Искандеру), который в восточной литературе являет собой образ идеального государя. В поэме Низами он совершает, повинуясь воле тайного голоса, путешествия по четырем сторонам света и на севере находит страну с образцовым общественным устройством.

Прозаические произведения персидского средневековья в основном перекликались по темам и сюжетами с поэтическим жанром месневи. Основные виды персидской прозы – «зерцала» и обрамленные повести – призваны были «поучая, развлекать, и развлекая, наставлять». «Зерцала» были обращены к подрастающим правителям, учили правилам управления государством и справедливому обращению с подданными. Обрамленные повести адресованы более широкому кругу читателей, они в занимательной форме преподносят изречения царей и мудрецов, сведения о дальних странах и неведомых племенах, об уединенной жизни святых людей и хитроумных проделках городских плутов.

Наиболее известна из персидской средневековой прозы книга Кабус-намэ (1082) Кей-Кавуса ибн Вушмагира (1021–1083) – свод дидактических наставлений по вопросам феодальной этики и морали, житейской мудрости, поучений о том, как вести себя в разных ситуациях. Советы даны с позиций феодального князя, жизнь которого по большей части составляли утехи – вино, гости, игры и забавы, женщины, любовь, отдых и охота. Эти наставления были применимы в Иране даже в 19 в.

Собрание редкостей, или Четыре беседы Низами Арузи Самарканди (1156–1157) – сочинения наставительного характера, повествующие о четырех основных профессиях при дворах персидских властителей: секретарь-делопроизводитель, поэт-панегирист, астролог, врач, проиллюстрированны историческими анекдотами о выдающихся представителях этих профессий. Ритмическая организация прозаической речи с использованием рифмы (садж) стала ценным вкладом в историю персидско-таджикской литературы. Сборники Бустан (Плодовый сад) и Гулистан (Розовый сад) Саади (1257) – рассказы и притчи, которые ненавязчиво, в развлекательной форме увещают читателей быть мудрыми, добрыми, великодушными и гуманными.

Сатирический трактат Убейда Закани Этика аристократии (1340) посвящен нравам верхушки общества и страданиям низов и состоит из едких и остроумных анекдотов, пародирующих язык тяжеловесных ученых трудов. Автор – блестящий стилист, написавший также Сто советов и Определения – пародии на книги советов и тех, кто их дает. Другие известные прозаические произведения средневековья – Собрания рассказов и светочи преданий Мухаммада Ауфи (13 в.), Сияние звезды Канопус Хусейна Ваиза Кашифи (конец 15 в.).

Завершающий период расцвета персидской поэзии – 15 в. – ознаменовался дружбой двух великих поэтов Востока – персидского Абдуррахмана Джами (1414–1492) и его друга, узбекского поэта и общественного деятеля Алишера Навои (1441–1501). Это произошло в Герате, возвысившемся во времена правления Султан-Хусейна. Культура Герата вобрала в себя достижения многих областей мусульманского Востока – Хорасана, Мавераннахра, Хорезма. Знакомство поэтов относится к 1469 – вскоре оно перешло в глубокую привязанность, соединявшую их в течение всей жизни. Вокруг Джами и Навои группировались поэты, ученые, историки, художники, архитекторы так называемого гератского круга. Поэты были инициаторами и организаторами диспутов, на которых обсуждались вопросы культурной жизни, проблемы развития поэзии, прозы, музыки, живописи.

Абдуррахман Джами (1414–1492) – самый яркий представитель последнего из «шести веков славы» персидской поэзии, немало сил отдавал разработке вопросов теории культуры. Он – автор Трактата о рифме, Трактата о музыке, Трактата об арабской грамматике. Джами, о скромности и неприхотливости которого ходили легенды, играл лидирующую роль в общественной жизни, науке, философии, искусстве, мастерстве поэтического слова своего времени. Он считал лишь троих своих предшественников достойными титула «пророк» или «гений» в поэзии. Это – Фирдоуси в героических сказаниях, Анвари в восхвалении и Саади в любовной газели. Джами оставил большое поэтическое наследие – цикл романтических и суфийско-философских поэм под названием Хавт авранг – Семь престолов (Семерица), состоящий из семи частей – «ответ» на Пятерицу Низами: Дар благородным (1481–1482), Четки праведников (1482–1483), Юсуф и Зулейха (1485), Лейли и Меджнун (1485), Книга мудрости Искандера (1485), Золотая цепь, Саламан и Абсаль (1480–1481). Наибольшую известность приобрела поэма Саламан и Абсаль – романтическое произведение, включающее в себя изложение общественно-политических и философских взглядов автора. Ему принадлежат также три дивана – сборников газелей и рубаи – Первая глава юности, Средняя жемчужина в ожерелье, Заключение жизни. Известна его книга рифмованной прозы Весенний сад с многочисленными стихотворными вставками – образец этико-дидактического жанра.

Высокую оценку средневековой персидской поэзии дал Иоганн Вольфганг Гете, один из немногих европейцев, постигших суть персидской поэзии: «Персы из всех своих поэтов за пять столетий признали достойными только семерых (Фирдоуси, Низами, Анвари, Руми, Хафиза и Джами), а ведь и среди тех, кого они забраковали, многие будут почище меня».

Несмотря на различия между стремлением к роскоши и чувственности на исламо-персидском средневековом Востоке и христианским аскетизмом средневекового Запада, обе культуры роднят тяга к мистике и проявление первых «ренессансных» мотивов – сильных чувств, основы формирования личностного начала. Это говорит о сходных процессах, происходивших в культуре и литературе той эпохи.

Формирование новых литератур.

В последующие века персидский классический литературный канон стал распространяться в литературе исламских регионов Индии на языке урду и в литературах тюркской группы на языке пушту. При этом процессы, происходившие в самой персидской литературе во времена ее становления при взаимодействии с арабской культурой, шли в ускоренном темпе. В новых литературах был распространен жанр «ответов» на классические произведения, широко представлена газель. На трактовку известных классических восточных сюжетов оказывали сильное влияние местные религиозные течения и секты.

В самой же персоязычной литературе классический канон неизменно оставался образцом для подражания и воспроизведения. Однако, поскольку его дальнейшее развитие остановилось, он консервировался, порождая многочисленные вторичные подражания. Так, иранский поэт 18 в. Саба (1765–1822), диван касыд которого считался образцом персидской поэзии в 19 в., написал свой вариант «ответа» Шах-намэ Низами – эпическую поэму Шаханшах-намэ (Книга царя царей). В ней описывалось царствование Фатх-Али-шаха и прославлялась победа Аббас Мирзы над русскими войсками. Описания были взяты из древних источников и изобиловали устаревшими терминами.

К 19 в. все более актуальным становится знакомство, соотнесение и взаимообмен с западной культурной традицией. Наибольший интерес интеллектуальных слоев Ирана вызывали вопросы общественного устройства, в частности, возможности применения западных образцов для дальнейшего реформирования своей собственной страны.

Показательна в этом смысле судьба книги английского дипломата и литератора Джеймса Морьера (1780–1840) Похождение Хаджи-Бабы Исфагани (1824), которая сыграла роль «зеркала» двух культур. Рядовая в английской литературе, эта книга, будучи переведена на фарси, стала событием персидской литературной и общественной жизни, содействуя пробуждению самосознания иранского народа, позже проявившегося в революционных событиях 1905–1911.

Конец 19 – начало 20 вв. характеризовались общим подъемом общественной и культурной жизни в Иране. Литераторы демократического направления Мирза Мальком-хан, Абдаррахман Наджарзаде Талиб-заде, Зейн оль-Абедин Марагеи, Адиб оль-Мамалек Фарахани были знакомы с русскими революционными идеями, некоторые – с творчеством родоначальника азербайджанской реалистической литературы Мирзы Фатали Ахундова, оказавшего большое влияние на развитие новой персидской литературы. В своих произведениях и выступлениях в газетах и журналах они ратовали за избавление от английского полуколониального влияния и пережитков феодальной косности и тирании во внутренней жизни страны и демократические изменения.

В иранской поэзии 20 в. появлялись новые темы – детские стихи, стихи о женщине-матери (Иредж-Мирза), «эпопеи» из жизни крестьянина (Вахид Дастгарди), гражданские романсы – теснифы (странствующий менестрель иранской революции Мирза Абулькасем Ареф Казвини), образы противоборства темных и светлых сил (Мохаммад Таги Бахар), обличение ханжества и честный труд как дорога к личному самосовершенствованию (поэтесса Парвин Этесами), сатирические стихи (Мохаммад Али Афраште), антиимпериалистические и антирелигиозные мотивы (Фаррохи Йезди, Мирзаде Эшки). В литературных произведениях становится меньше риторики, больше задушевности и простоты, появляются предложения по полному обновлению персидского стиха – новатор Нима Юшидж использовал принцип свободного аруза, сочетающего элементы традиционных размеров с более свободной ритмической основой.

Наиболее известен иранский прозаик 20 в. Садек Хедаят. Его новеллы относятся к числу лучших произведений современной литературы, они переведены на многие языки мира. Для его творчества характерны глубокий психологический анализ, тонкий юмор и лиричность. Другой известный прозаик Джелал Але-Ахмад в своих повестях исследует разнообразную политическую жизнь современного Ирана. А литератор Голямхосейн Саэди обращается к жизни простых людей из глуши. Он горько иронизирует по поводу попыток сочетать западные ценности с жизненным укладом простых иранцев.

Как показывает опыт сегодняшней культурной жизни, древние традиции персидской культуры обнаруживают удивительную гибкость и жизнеспособность в условиях существования новых жанров и видов искусства и литературы.

В странах, унаследовавших персидскую традицию, – Иране, Афганистане и Таджикистане, помимо сохранения и изучения памятников, существует живая литературная эстафета, восходящая к 1-й пол. 1 тыс. до н.э.