ВРЕМЯ (ГРАММАТИЧЕСКОЕ)

ВРЕМЯ, грамматическая категория, значения которой характеризуют временную отнесенность (временную референцию) ситуации, описываемой предложением. Значения показателей грамматического времени в конкретных языках могут отличаться по трем параметрам.

Первый параметр – взаиморасположение временного интервала, в течение которого описываемая ситуация имеет место в актуальном мире, и выбранной на временной оси точки отсчета. Этот параметр имеет три значения – одновременность, предшествование и следование. Второй параметр – взаиморасположение точки отсчета и момента речи. Этот параметр имеет те же три значения: точка отсчета может совпадать с моментом речи, предшествовать ему, и следовать за ним. Третий параметр – относительная удаленность временного интервала, который занимает описываемая ситуация, от точки отсчета. Первые два параметра определяют статус грамматического времени как дейктической категории.

Расположение временного интервала, который занимает описываемая ситуация по отношению к точке отсчета, совпадающей с моментом речи, называется абсолютным грамматическими временем. Абсолютное время имеет три значения – настоящее (временной интервал, в течение которого ситуация имеет место, содержит в себе момент речи, а в предельном случае – совпадает с ним), прошедшее (временной интервал, в течение которого ситуация имеет место, предшествует моменту речи), будущее (временной интервал, в течение которого ситуация имеет место, следует за моментом речи). В русском языке грамматически выражаются все эти три значения, ср. делает – делал – будет делать. Присутствие в языке грамматических единиц, выражающих абсолютное время, универсально или близко к универсальному; языки, в которых наличие таких единиц можно поставить под сомнение, представлены единичными примерами (в частности, бирманский (сино-тибетская семья, Мьянма) и дирбал (австралийская семья, Австралия)).

Грамматические показатели абсолютного времени допускают при определенных условиях временную отнесенность, отличную от ожидаемой. Во многих языках показатели настоящего времени допускаются при описании ситуаций, имевших место до момента речи, как, например, Выхожу вчера на улицу, а там стоит Петька и улыбается. Такое употребление настоящего времени называют «настоящим историческим», или «настоящим нарративным». Настоящее историческое связывают с особым нарративным режимом интерпретации дейктических переменных, для которого, в отличие от речевого режима, момент речи нерелевантен. В качестве единственной точки отсчета в нарративе фигурирует «здесь и сейчас» повествователя, относительно которого и устанавливается временная отнесенность нарративных предикаций. Употребление настоящего нарративного в европейских языках, где это явление было впервые описано, создает стилистический эффект присутствия при описываемых событиях. В других языках, например, в тюркских, настоящее время является немаркированным нарративным временем и используется для построения основной линии стилистически нейтрального повествования.

Особый случай употребления настоящего времени – употребление в хабитуальных и гномических, или генерических высказываниях, как, например, Вода замерзает при температуре 0° С. Поскольку такие высказывания не предполагают, что в момент речи имеет место ситуация 'вода замерзает', применение к этому случаю сформулированного выше определения настоящего времени проблематично. Одни исследователи считают, что высказывания такого типа являются вневременными и что к оценке их истинности понятие момента речи неприменимо. Более признанной, однако, является другой подход, согласно которому хабитуальные/генерические высказывания и высказывания о единичной ситуации (например, Петя сейчас пишет письмо) отличаются друг от друга тем, что первые характеризуют объект, то есть приписывают ему определенное свойство, вторые описывают события с участием объекта. При таком подходе противоречие между интерпретацией хабитуального/генерического предложения и значением настоящего времени снимается: утверждение, что вода обладает свойством замерзать при температуре 0° С, является истинным для любого момента речи.

Логически отношения предшествования и следования равноправны, однако между будущим и прошедшим временами существует фундаментальная эпистемическая асимметрия: говоря о прошлом, носители любого естественного языка имеют дело с уже осуществившейся реальностью, говоря о будущем – делают предположения о состоянии мира, которого еще не существует в момент произнесения высказывания. Следствием этой асимметрии является наличие в значении будущего времени различных модальных компонентов, связанных с эпистемической позицией говорящего по отношению к будущей ситуации. Соответственно, один из важнейших признаков, определяющих дистрибуцию форм будущего времени, – то, на чем основывается гипотеза о будущем положении дел. Значение будущего времени, в зависимости от этого, распадается на несколько более частных значений.

Одно из частных значений – интенциональное: 'говорящий, делая утверждение о ситуации p в будущем, опирается на знание о том, что ее осуществление обусловлено намерением агенса': Пусть Петя выйдет в другую комнату; Я открою окно. Данное значение имеет очевидное лексическое ограничение: оно возможно только для глаголов, обозначающих контролируемые действия, поскольку глаголы, обозначающие неконтролируемые действия не предполагают наличия обладающего волей агенса, от которого зависит осуществление ситуации.

Второе частное значение – проспективное: 'говорящий, делая утверждение о ситуации p в будущем, опирается на знание о ситуации q, которая имеет место в момент речи и которая должна повлечь за собой p, если естественный ход событий не будет нарушен'. Примером категории, выражающей проспективное значение, служит конструкция с be going to в английском языке или aller faire во французском.

Значение запланированного будущего отличается от проспективного значения временной локализацией ситуации q: 'говорящий, делая утверждение о ситуации p в будущем, опирается на знание о ситуации q, которая имела место до момента речи и которая должна повлечь за собой p, если естественный ход событий не будет нарушен'. Значение запланированного будущего часто передается глагольными формами, первичная функция которых – выражение временной референции к настоящему; ср. русск. Я решил – завтра утром я не иду на занятия, завтра утром я сплю.

Наконец, четвертое значение – предиктивное: 'говорящий, делая утверждение о ситуации p в будущем, опирается на свои общие знания, логику, интуицию, но не на знание о какой-либо реальной ситуации, которая имела место до или имеет место в момент речи': – Что будет, если я съем этот гриб? – Ты умрешь.

Грамматическое выражение временной отнесенности к будущему и к прошлому не является взаимоисключающим: во многих языках в предикации допускается одновременное присутствие грамматических показателей будущего (например, интенционального или проспективного) и прошедшего времен (ср. англ. will come (будущее) и would come (будущее-в-прошедшем)).

Значительную часть естественных языков составляют языки с трехчленным грамматическим противопоставлением 'настоящее' – 'прошедшее' – 'будущее'. К этому типу относятся, в частности, германские, романские и славянские языки. Во многих языках встречаются также двучленные временные системы, противопоставляющие прошедшее vs. непрошедшее или будущее vs. небудущее времена. Двучленные системы первого типа засвидетельствованы в уральских языках, в частности, в финском, где одна из глагольных форм допускает два прочтения – 'описываемая ситуация следует за моментом речи' или 'описываемая ситуация имеет место синхронно моменту речи'. Системы второго типа встречаются значительно реже; часто оппозиция, которая выглядит как 'будущее' vs. 'небудущее', в действительности оказывается оппозицией реального и ирреального наклонений. Среди языков, в которых наличие оппозиции 'будущее' vs. 'небудущее' не вызывает сомнений, упоминаются гуа (Новая Гвинея) и такелма (семья пенути, США). Третья логическая возможность – противопоставление настоящего и не-настоящего времени – в языках мира не засвидетельствована.

Локализация описываемой ситуации по отношению к точке отсчета, отличной от момента речи, называется относительным временем. Некоторые исследователи вслед за Р.О.Якобсоном для обозначения относительного времени используют термин таксис. Категория относительного времени, или таксиса, имеет также три значения – предшествование, одновременность и следование, однако, в отличие от абсолютного, точкой отсчета здесь является не момент речи, а какое-то другое описываемое событие. Как особая грамматическая категория таксис существует лишь в тех языках, где имеется соответствующая система грамматических форм. В русском языке таксис не является самостоятельной грамматической категорией; отличной от вида и времени. Так, у русских деепричастий значение одновременности vs. предшествования по отношению к действию, описываемому глаголом в личной форме, выражается видом, ср. Слушая радио, она приготовила обед и Послушав радио, она приготовила обед.

Выражение абсолютного и относительно времени может совмещаться в одной грамматической единице. О таких единицах говорят как о показателях абсолютно-относительного времени. Значение этих показателей определяется, во-первых, расположением точки отсчета – в прошлом или в будущем (при совпадении ее с моментом речи мы имеем абсолютное время), – а также расположением описываемой ситуации относительно точки отсчета.

Глагольные формы, которые вводят в рассмотрение ситуации, имевшие место до точки отсчета в прошлом, обычно называют плюсквамперфектом. Имперфект – традиционное название форм, выражающих значение 'временной интервал, в течение которого ситуация имела место, включает точку отсчета в прошлом'. Будущее в прошедшем описывает ситуации, которые, как ожидалось, должны были наступить после точки отсчета в прошлом; показатели будущего в прошедшем регулярно вводят в рассмотрение намерения участника ситуации ('собирался осуществить действие') или имеют долженствовательное прочтение ('должен был осуществить действие').

Показатели, в значение которых входит указание на точку отсчета в прошлом, допускают прагматическую импликатуру нерелевантности описываемой ситуации для момента речи. Предложения с плюсквамперфектом, в частности, могут вводить в рассмотрение отмененный результат, ср. итал. aveva promesso 'пообещал' Ю 'но потом отказался от обещания'; русск. конструкции со словом было (типа пошел было, но потом вернулся) также восходят к плюсквамперфекту. Имперфект обычно допускает прочтение 'ситуация не достигла результата' (ср. итал. leggevo 'читал' Ю 'но не дочитал'). Будущее в прошедшем может иметь значение нереализованного намерения или более широкое значение контрфактической модальности ('описываемая ситуация отсутствовала в актуальном мире').

Абсолютно-относительные времена, задающие временную референцию ситуации относительно точки отсчета в будущем, представляют собой зеркальное отражение системы «плюсквамперфект – имперфект – будущее в прошедшем». В языках эти показатели встречаются реже и не имеют общепринятых обозначений. Примером преждебудущего, которое сообщает, что описываемая ситуация завершится до точки отсчета в будущем, является англ. форма Future Perfect (will have done). Англ. форма Future Progressive will be doing представляет собой пример грамматического выражения значения одновременности в будущем. Наконец «будущее в будущем» сообщает, что наступление описываемой ситуации ожидается после точки отсчета в будущем. Примером может служить лат. daturus erit букв. 'будет собираться дать', состоящая из причастия будущего времени и вспомогательного глагола будущего времени.

Во многих языках существуют грамматические показатели, которые выражают относительную удаленность временного интервала, занимаемого описываемой ситуацией, от точки отсчета. Такие показатели обычно рассматривают как граммемы отличной от грамматического времени категории – категории временной дистанции. Оппозиции по временной дистанции существуют среди показателей прошедшего и, реже, будущего времени в языках Центральной Африки (в частности, в языках банту), а также в некоторых австралийских и америндских языках и языках Новой Гвинеи. В подавляющем большинстве этих языков граматически выражается абсолютная временная дистанция – расстояние во времени от описываемой ситуации до точки отсчета, совпадающей с моментом речи. Единичными примерами (язык сото, семья банту, Лесото) представлена относительная временная дистанции – расстояния от описываемой ситуации до точки отсчета, отличной от момента речи.

Большинство систем, в которых имеется грамматическое противопоставление по временной дистанции, различают два-три значения этой категории, реже встречаются системы, в которых количество членов оппозиции достигает семи (язык кикшт; семья пенути, северо-запад США). Основные семантические оппозиции, выражаемые категорией временной дистанции, – 'только что' vs. 'раньше'; 'сегодня' vs. 'не-сегодня'; 'вчера' vs. 'раньше, чем вчера'; 'несколько дней назад' vs 'раньше, чем несколько дней назад', которые могут присутствовать в различных комбинациях. Грамматическое выражение этих значений связано различными импликативными отношениями, например, 'вчера' и 'раньше, чем вчера' противопоставляются, только если противопоставляются 'сегодня' vs. 'не-сегодня'. Примером языка с развитой системой форм временной дистанции может служить араона (семья такана, Боливия), в котором проводится грамматическое различие между 'только что, в этот день', 'от настоящего момента до нескольких недель назад', 'от нескольких недель до нескольких лет назад', 'давно', 'очень давно, в мифическую эпоху'; все эти значения маркируются разными показателями.

Дистрибуция временных показателей может быть подвержена действию разного рода синтаксических ограничений. Временная референция главного предложения часто задает точку отсчета для интерпретации времени зависимого предложения, ср. русск. Он заметил, что Петя потихоньку продвигается к двери, в котором референция зависимого может устанавливаться относительно момента речи, а может и относительно момента осуществления ситуации, описываемой главным предложением. Часто грамматическое выражение временной референции в зависимых предложениях организовано иначе, чем в независимом. Например, в английском языке для выражения временной отнесенности к будущему во временных зависимых предложениях используются формы не будущего, а настоящего времени, ср. When he comes || *will come, he will open the window 'Когда он придет, он откроет окно'. Наконец, во многих языках существуют разного рода импликативные отношения между грамматическими характеристиками главного и зависимого предложений. Если грамматическое время вершины главного предложения определяет выбор временных показателей в зависимом предложении, говорят о наличии в языке правил согласования времен; такие правила имеются, например, в английском языке и отсутствуют в русском, ср. англ. He said he would come и Он сказал, что придет.

Грамматическое время является по преимуществу глагольной категорией – показатели времени чаще всего являются аффиксами в глагольной словоформе. Прочие морфосинтаксические возможности представлены значительно реже. В языке вальбири (австралийская семья, Австралия), например, показатели времени представляют собой клитики, стоящие на втором месте в предложении (в так называемой позиции Ваккернагеля), а в ряде языков показатели времени могут размещаться и на вершине именной группы, образуя так называемое «именное» время. Это явление засвидетельствовано, в частности, в языке гуарани (семья тупи, Бразилия), ср. tetã ruvixa-Ж 'президент', tetã ruvixa-kue 'бывший президент' и teta ruvixa-rã 'будущий президент'.

В настоящее время накоплен большой объем данных о диахроническом развитии показателей времени. В частности, существует универсальный путь развития, создающий грамматические категории с временной референцией к прошлому: результатив ® перфект ® прошедшее время. Исходной точкой этой эволюции является конструкция, состоящая из вспомогательного бытийного глагола со значением 'быть'/'иметь' и формы смыслового глагола (как правило, нефинитной – причастия или деепричастия). Первый этап эволюции – результативное значение ('в точке отсчета имеет место состояние, возникшее после того, как описываемая ситуация достигла предела'), второй этап – перфектное значение ('опсываемая ситуация имеет место до точки отсчета и сохраняет релевантность в точке отсчета') и, наконец, последний этап – значение прошедшего времени. Такова, в частности диахроническая история прошедшего времени на -л в русском языке. Другой пример этого развития – форма passé composé во французском, которая в современном языке употребляется в любых контекстах с временной референцией к прошлому, постепенно вытесняя диахронически первичную форму passé simple. Аналогичную эволюцию претерпевает перфект в современном немецком языке.

Имеется также ряд типологически стабильных путей эволюции, приводящих к появлению форм с временной референцией к будущему. Один из таких путей – эволюция показателей дезидеративной модальности ('хотеть'), известная, в частности в некоторых германских языках (англ. will, дат. ville), реже – модальности долженствования (такое развитие засвидетельствовано, в частности у баскского bear 'быть нужным' и датского skal 'быть должным', ср. также англ. shall). Значительное количество показателей временной референции к будущему развивается из конструкций с глаголами движения, в первую очередь обозначающих движение к дейктическом центру ('приходить к чему-либо', 'идти к чему-либо') – такова, например, форма futur immédiat во французском языке. Подобная эволюция засвидетельствована в языках практически любой генетической и ареальной принадлежности. Кроме того, показатели будущего времени образуются как продукт диахронического развития показателей настоящего времени. Такое происхождение имеет, например, показатель футурума -r, засвидетельствованный во многих тюркских языках.

Категория времени обнаруживает разнообразные связи с другими категориями – в первую очередь, с категорией вида, описывающей внутреннюю темпоральную структуру ситуации, и категорией наклонения, кодирующей статус описываемой ситуации по отношению к действительности. Значение совершенного вида 'ситуация вводится в рассмотрение как целостная, с включением ее начальной, промежуточной и завершающей фаз' накладывает ограничение на временную локализацию описываемой ситуации: интервал, занимаемый ситуацией, или предшествует точке отсчета, или следует за ней. В русском языке, например, глаголы совершенного вида могут описывать ситуации или в прошлом, или в будущем (сделал vs. сделает), но не в настоящем. Тесная связь времени и вида проявляется и в полисемии видо-временных показателей, когда дистрибуцию показателя трудно однозначно интерпретировать в категориях только времени или только вида. Например, хабитуальность относится к аспектуальным, а не собственно временным значениям, однако часто она выражается временными формами глагола; то же можно сказать и о значении проспективности у показателей, кодирующих временную референцию к будущему. Выражение одновременности в прошлом и настоящем с помощью форм абсолютно-относительного времени также допускает описание не только в терминах временной референции, но в терминах вида. Особую сложность представляет разграничение прошедшего времени и совершенного вида.

Связь категории времени и наклонения прослеживается в первую очередь в сфере временной референции к будущему, выражение которой по необходимости имеет модальные оттенки. Во многих языках различие между будущим временем и ирреальным наклонением почти незаметно. Другой тип отношения между временем и наклонением связан с ограничениями на выражение временной референции в неиндикативных наклонениях. Известно, что в ирреальных предложениях, кодирующих контрфактическую модальность, никогда не бывает больше временных противопоставлений, чем в предложениях реального наклонения. В русском языке, например, сослагательное наклонение исключает грамматическое выражение временной референции ситуации, ср. если бы ты вчера/сейчас/завтра писал письмо.

Основные достижения в изучении категории времени в последние десятилетия связаны, главным образом, с двумя лингвистическими дисциплинами – грамматической типологией и формальной семантикой.

Типологическое исследование категории времени нацелено на выявление параметров межъязыкового варьирования в грамматическом выражении временной референции, а также универсальных ограничений на возможные пути диахронического развития показателей времени и на синхронный состав временных систем. Основные результаты в этой области связаны в первую очередь с именами Б.Комри (общая теория грамматического времени), Э.Даля (типология видо-временных систем, синхронная дистрибуция временных показателей, категория временной дистанции), Дж.Байби (диахроническое развитие показателей вида и времени) и С.Флейшман (временная референция к будущему).

Начало формально-семантическим исследованиям категории времени было положено Х.Рейхенбахом, который предложил различать понятия момента речи, момента события и точки отсчета и предположил, что в терминах этих понятий можно сформулировать содержательные обобщения о дистрибуции временных показателей. За этим последовал бурный рост исследовательской активности в сфере формального анализа темпоральной семантики. А.Н.Прайор, Ф.Гюнтнер, М.Беннетт, Б.Парти, которые предложили временные логики, основанные, с одной стороны, на понятии момента времени, а с другой – временного интервала, в значительной степени сформировали современную парадигму семантических исследований времени и других глагольных категорий, в первую очередь, категории вида.

Продолжаются исследования грамматической категории времени в отдельных языках, в особенности в тех языках, с описанием которых связан длительная лингвистическая традиция. Исследование временной системы русского языка, которое опирается, в частности, на труды А.А.Потебни, А.М.Пешковского, А.А.Шахматова и В.В.Виноградова, в последние десятилетия связано в первую очередь с именами А.В.Бондарко, Е.В.Падучевой и их последователей.