КОЗЬМА (ПЕТРОВИЧ) ПРУТКОВ

КОЗЬМА (ПЕТРОВИЧ) ПРУТКОВ, вымышленный персонаж, «авторская маска», персонифицированный псевдоним, объединивший ряд сатирико-юмористических произведений А.К.Толстого (1817–1875) и его двоюродных братьев Жемчужниковых – Алексея Михайловича (1821–1908), Владимира Михайловича (1830–1884) и Александра Михайловича (1826–1896). В конце 1840-х годов им часто случалось бывать вместе в столице и в поместьях, и общее их времяпрепровождение было соревнованием в шутовстве и насмешничаньи. Все они были весьма к этому склонны: излюбленным занятием Толстого с конца 1820-х годов было эпистолярное балагурство, Алексей Жемчужников писал комические пьесы для домашнего театра, Владимир выказывал способности пародиста-имитатора, Александр был неистощимым изобретателем головокружительных и рискованных проделок и острословом, сочинителем нелепиц, стилизованных под басни. В этом жанре уже имелась богатая комическая традиция: А.С.Пушкин осмеивал «апологи» И.Дмитриева, И.А.Крылов, поэты-«арзамасцы» и в особенности Вяземский, а позднее и И.Мятлев писали идиотские басни «под Хвостова». Сочинения Александра назывались в своем кругу «глупости Сашинькины», однако летом 1851 несколько таких «глупостей» удостоились одобрения брата Алексея: он доработал их стилистически, присочинил свои в том же роде и предъявил нечто вроде подборки в редакцию «Современника», куда они были вхожи с Владимиром. И.И.Панаева эти шедевры нелепости в басенной форме рассмешили и восхитили, и он опубликовал их уже в ноябрьском номере журнала – правда, без подписи. Другой поклонник из того же круга «Современника», критик А.В.Дружинин, напечатал в январе 1852 в популярнейшем журнале «Библиотека для чтения» пространное шутливое восхваление одной из басен (Кондуктор и тарантул), обеспечив новоявленному и еще безымянному автору превосходную рекламу.

Жемчужниковы с Толстым решили закрепить успех и пришли, согласно воспоминаниям брата Владимира, «к мысли писать от одного лица, способного во всех родах творчества». Лицо это обозначалось все отчетливее по мере выявления общих и постоянных характерных особенностей их литературной продукции: всяческому осмеянию подвергалась серьезность в обличьи благонамеренности, благонравия и благоразумия, и возносилась, в лучших сатирических традициях, похвала глупости – преимущественно глупости «казенной», чиновной, официозной и не знающей преград. «Эта черта, – вспоминал Алексей Жемчужников, – помогла нам – сперва независимо от нашей воли и вполне непреднамеренно, создать тип... до того казенный, что ни мысли его, ни чувству недоступна никакая... злоба дня, если на нее не обращено внимания с казенной точки зрения. Он потому и смешон, что вполне невинен».

В 1852 возникающий автор стал называться Кузьмой (по имени жемчужниковского камердинера) Прутковым, он получил невысокий, но вполне солидный чин «по министерству финансов», сделавшись директором Пробирной Палатки (таковая действительно имелась, хотя и в другом ведомстве) и обрел две главнейшие черты: полное отсутствие чувства юмора и не ведающее границ усердие («усердие все превозмогает», – гласил один из его афоризмов). К лету 1853 у него накопилось столько сочинений, что три его «клеврета» (Александр Жемчужников уехал в Оренбург служить чиновником особых поручений) подготовили их собрание, а четвертый брат, Лев Михайлович, даже создал его портрет, который был «нарисован на камне» и отлитографирован в том же 1853 – и немедля запрещен цензором вместе с собранием сочинений: «подозревая, что это насмешка над действительным лицом». «Клевреты» пошли испытанным путем и передали собрание в «Современник». Там для него создали специальное юмористическое приложение «Литературный Ералаш», пять выпусков которого за 1854 содержали Досуги Кузьмы Пруткова (по-видимому, с оглядкой на Мои безделки Н.М.Карамзина). К умножившимся басням прибавились эпиграммы и стихотворные сочинения, где автор якобы «подражает», а на деле с дурашливой серьезностью передразнивает певцов античности Н.Щербину, А.Майкова, А.Фета, модные «гейнеобразные» стихи, балладный склад В.Жуковского и экзотику А.Плещеева, поэтическое самолюбование В.Бенедиктова и в особенности патриотичных поэтов из журнала «Москвитянин» – А.Хомякова и А.Григорьева. Эти комплексно-пародические произведения вовсе не метят в пародируемых поэтов («Я совсем не пишу пародий! Я никогда не писал пародий!» – возмущался К.Прутков в отповеди критику), а скорее вырисовывают и дополняют красками образ их создателя. Той же цели служат ставшие знаменитыми Мысли и афоризмы, пьеска из великосветской жизни Блонды и Гисторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда): каким-то образом оказалось – и впоследствии подтвердилось, – что произведения родственников Главного автора вполне идут к делу и естественно дополняют канон его сочинений.

Литературная деятельность «клевретов» К.Пруткова, резко осужденная в журналах «Пантеон», «Библиотека для чтения», «Москвитянин» и газете «Санкт-Петербургские ведомости», была прервана Крымской войной и изменила характер в предреформенные годы, однако в 1860 о «забытом гении» вспомнил новый распорядитель сатирического отдела «Современника» Н.А.Добролюбов: в приложении «Свисток» были опубликованы стихотворные дополнения к Досугам и «превосходное сочинение» Пруткова-отца, оперетта Черепослов, сиречь Френолог, а в журнале «Искра» – дополнительные Мысли и афоризмы и анекдоты Из записок моего деда. Это было немногим более чем оживление имени, и этим оживлением воспользовались мелкие литераторы-разночинцы, принявшиеся в «Искре» и журнальчике «Развлечение» взапуски обличительствовать и ерничать «под Пруткова». Использовал эту возможность и Александр Жемчужников, напечатавший там не одобренные прутковским триумвиратом «сашинькины глупости» и комедию Любовь и Силин, впоследствии одобренную и доработанную. Все это смещало и замутняло прутковский образ, и «три его присных или клевретов» (В.Жемчужников) сочли за благо покончить с жизнью своего автора, напечатав в 1863 в «Современнике» Краткий некролог и два посмертные произведения Кузьмы Петровича Пруткова. Он обрел наконец не только отчество, но и вехи жизненного пути: родился 11 апреля 1801 «недалеко от Сольвычегодска, в деревне Тентелевой», умер 13 января 1863 в С.-Петербурге (Козьмою он стал лишь в 1876 – об этом позаботился проказливый брат Александр). Посмертными произведениями были почти щедринский Проект: о введении единомыслия в России, сочиненный братом Владимиром, и «естественно-разговорное представление» Опрометчивый турка, или: Приятно ли быть внуком, по-видимому принадлежащее перу Толстого, передразнивавшего манеру реалистической драматургии 1850–1860-х годов. В «представлении» участвовали персонажи сочиненного им еще в 1850 при участии брата Алексея водевиля Фантазия, подписанного «Y и Z», поставленного лишь один раз, освистанного публикой, охаянного журналистами и удостоившегося высочайшего неодобрения Николая I. Фантазию попробовали опубликовать как новое посмертное сочинение Пруткова, приобщив к ней осмеяние деятельности «министерства плодородия» и тайной полиции – «драму из французской современной жизни» Торжество добродетели, явно предвосхищающую будущую сатиру Толстого Сон Попова. Однако эти попытки решительно пресекла цензура, и Прутков «сделался совершенно легендарным» (А.В.Амфитеатров) на двадцать лет, чему вовсе не помешала шальная публикация в «Санкт-Петербургских ведомостях» (1876) фельетона брата Александра (ставшего к тому времени виленским губернатором) С того света, где дух Козьмы Петровича разглагольствовал на спиритическом сеансе.

Брат Владимир этот фельетон отверг как написанный «просто для шутки и заработка», но еще раз задумался о создании прутковского канона и подготовил к 1884 Полное собрание сочинений, включавшее творения трех поколений Прутковых. К тому времени возникло из небытия и четвертое: в 1860–1870-х годов Толстой сочинил блистательные Военные афоризмы Пруткова-сына, но их напечатание по цензурным обстоятельствам отложилось до 1922. Корректура забракованной цензурой драмы Торжество добродетели случайно отыскалась в ведомственных архивах лишь в 1959. В собрание 1884 В.Жемчужников включил Фантазию и замечательно «опрутковил» ее, слив цензурную правку с текстом пьесы и тем самым продублировав автора в его почти зеркальном отражении. Издатель Полного собрания, хозяин журнала «Вестник Европы» М.М.Стасюлевич рискнул напечатать лишь несколько сот экземпляров книги, встреченной резчайшими отповедями передовой общественности в журналах «Отечественные записки» и «Дело». Создания прутковского семейства были расценены как пустячное балагурство: «тяжелое недоумение» критиков «сменяется грустью» по поводу «неверного представления авторов о литературном значении их произведений», ибо «каламбурист и бонмотист настолько же ниже эпиграмматиста, насколько последний ниже сатирика». Лишь рецензент «Нового времени» В.Буренин взял Пруткова под защиту и разглядел в реакции народнических блюстителей порядка в литературе «казенный либерализм», чванное отсутствие чувства юмора, а также «тупость и литературное и эстетическое невежество», т.е. опять-таки зеркальное отражение прутковского восприятия мира. Читатели постепенно оценили Полное собрание как существенное прибавление к русской классической литературе 19 в.: в 1884–1916 оно было опубликовано двенадцатью изданиями и расходилось все возраставшими тиражами. Респектабельность автора была заверена статьей ведущего русского философа и критика В.С.Соловьева в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, где творчество К.П. было названо «единственным в своем роде литературным явлением».

Канон собрания прутковских сочинений окончательно определился в советское время стараниями таких исследователей, как П.Н.Берков, Л.Б.Модзалевский, Ю.Г.Оксман и др. С конца 1920-х годов до начала 1950-х годов Козьма Прутков почти не издавался, с начала 1960-х годов стереотипные издания его собрания сочинений могут считаться достаточно полными.