ИМАЖИНИЗМ

ИМАЖИНИЗМ (от фр. и англ. image – образ) – литературно-художественное течение, возникшее в России в первые послереволюционные годы на основе литературной практики футуризма.

29 января 1919 в Московском отделении Всероссийского союза поэтов прошел первый поэтический вечер имажинистов. На следующий день вышла Декларация в воронежском журнале «Сирена» (№ 4) и позже в газете «Советская страна» (М., 1919, 10 февр.), в которой были провозглашены принципы творчества «передовой линии имажинистов». Под ней подписались поэты С.А.Есенин, Р.Ивнев, А.Б.Мариенгоф и В.Г.Шершеневич, художники Б.Эрдман, Г.Якулов.

Термин имажинизм заимствован у авангардистcкой школы англоязычной поэзии – имажизма. О нем в России узнали из статьи З.А.Венгеровой Английские футуристы (сб. «Стрелец». Пг., 1915): «Мы не футуристы, – писал Э.Паунд, – в поэзии мы «имажисты». Наша задача сосредоточиться на образах, составляющих первозданную стихию поэзии…». Однако русских имажинистов нельзя назвать преемниками имажистов. Представители имажинизма никогда не называли английских поэтов своими предшественниками. Теоретическая программа имажинистов во многом перекликалась с содержанием деклараций кубофутуристов, – несмотря на взаимное отрицание этими группами друг друга. Некоторые имажинисты (Шершеневич, Ивнев) ранее участвовали в объединениях футуристов. Очевидно, именно такая генетическая близость течений была причиной того, что в первой декларации имажинистов появляется выпад против их литературных предшественников: «Скончался младенец, горластый парень десяти лет от роду (родился 1909 – умер 1919). Издох футуризм».

Сами представители течения имажинизма справедливо находили его корни в собственном творчестве середины 1910-х. Уже в книге Зеленая улица (1916) Шершеневич, один из лидеров, наиболее деятельных участников объединения, филологически образованный, склонный к теоретическим рефлексиям, писал: «Я по преимуществу имажионист, т.е. образы прежде всего». Знаменитое определение стихотворения – «толпа образов» – возникает в его статье Пунктир футуризма (1914) и уже оттуда перешла в теоретическую работу 2×2=5: Листы имажиниста (1920). Шершеневич доказывает преимущество образа перед содержанием, опираясь на размышления об искусстве, революции, литературных направлениях. Краткое изложение теории имажинизма обнаруживает знакомство автора с теорией А.Потебни, стиховедческими работами В.Брюсова и А.Белого.

Мариенгоф первым имажинистским изданием считал пензенский альманах «Исход»: «Имажинизм родился в городе Пензе на Казанской улице. „Исход" – первый имажинистский сборник – был отпечатан в пензенской губернской типографии осенью восемнадцатого года». В том же году в Пензе выходит первый сборник Мариенгофа. В них уже проглядывает смелая имажинистская образность: И опять на ресницах индевел / У проходящих вечерний блуд, / И опять на мое распластанное тело / Город наступил, как верблюд, / И опять небо синело, / Как эмалированное блюдо (1917). Имажинисты вели борьбу против тематически-содержательного определения искусства: «Искусство, построенное на содержании, искусство, опирающееся на интуицию…, искусство, обрамленное привычкой, должно было погибнуть от истерики». Как и футуристы, имажинисты претендуют на звание подлинных мастеров формы, освобождающих ее «от пыли содержания». «Аритмичность, аграмматичность и бессодержательность – вот три кита поэзии грядущего завтра», – прорицает Шершеневич в Кому я жму руку (1920).

В 1923 в теоретических взглядах имажинистов происходит важное изменение: «Малый образ теряет федеративную свободу, входя в органическое подчинение образу целого», – гласит Почти декларация (1923). В ней звучит призыв творить человека и эпоху, в качестве канонических вводятся принципы психологизма и строго логического мышления.

Теория и поэтическая практика обычно расходились в группе, и – более того – у отдельных авторов. В частности, В.Брюсов писал: «По какому-то недоразумению, в списках имажинистов значится Рюрик Ивнев <…>, стоящий на полпути от акмеизма к футуризму». Стихи Ивнева мало отвечали требованиям имажинистской теории, и это неоднократно отмечали критики. Однако товарищи по «Ордену» высоко ценили стихи Ивнева, считали его «своим». Действительно, имажинистские объединения составляли поэты довольно (а иногда и совершенно) разные и непохожие. Большое значение для группы имели не только эстетическая позиция соратника и воплощавшая ее творческая деятельность, но и внелитературное поведение, бытовое общение и дружеские связи.

С другой стороны, в борьбе с бытописательством имажинисты утверждали, что «искусству быт нужен только как отправная точка». Понятия «быта» и «мироощущения» были в их представлении тесно связаны. Имажинисты выдвигают требование: «Быт надо идеализировать и романтизировать…». Эстетизация быта в поэзии повлекла за собой эстетическое осмысление внелитературного быта. Слияние искусства и жизни занимало важное место в практике течения. Критика негодовала, когда Мариенгоф и Есенин стали публиковать в печати свою переписку. Ивнев выпустил в 1921 книжку Четыре выстрела в Есенина, Кусикова, Мариенгофа и Шершеневича, которая явилась своего рода ответом на предложение Шершеневича обмениваться «открытыми письмами», в которых говорить друг о друге «без обиняков». Личные отношения имажинистов нередко становились литературным фактом.

К имажинистскому движению наряду с подписавшими Декларацию присоединились И.В.Грузинов, А.Б.Кусиков (Кусикян), Н.Р.Эрдман (брат художника Б.Эрдмана), М.Ройзман. Возник «Орден имажинистов». В Петрограде был основан «Орден воинствующих имажинистов» (1923), который, однако, широкой известности не приобрел. Наиболее активные участники петроградского «Ордена» – В.В.Ричиотти, И.И.Афанасьев-Соловьев, Г.Б.Шмерельсон...

На творчество «левого» крыла имажинизма (Шершеневич, Мариенгоф; к «правому» крылу критики относили Есенина, Кусикова, Грузинова и Ройзмана), очевидно, повлияла поэтика раннего Маяковского, хотя высказывания имажинистов на этот счет весьма разноречивы. И.Грузинов в брошюре Имажинизма основное (М., 1921) противопоставляет имажинизм классической, символической и кубофутуристической поэтике как «новую, оригинальную поэтику». Автор указывает на бессюжетную, алогическую структуру имажинистских текстов (в качестве параллели он приводит русские и татарские частушки).

Во многом продолжая кубофутуристические опыты над формой, имажинисты выдвигают требование аграмматической поэтики, разворачивают борьбу против приставок, прилагательных, глаголов, выступают за динамизацию существительных (напр., вместо «голубое небо» – «голубь неба»).

Преемники футуристов, имажинисты всегда шли дальше в поэтической реализации их тематики. Дифирамбы революции у футуристов сменяются воспеванием красного террора. Это одна из любимых тем Мариенгофа: Кровью плюем зазорно / Богу в юродивый взор. / Вот на красном черным: / – Массовый террор!». На смену богоборчеству будетлян приходит кощунство стихов Мариенгофа: Что же, что же, прощай нам грешным / Спасай, как на Голгофе разбойника, – / Кровь Твою, кровь бешено / Выплескиваем, как воду из рукомойника.

Формальные эксперименты имажинистов продолжают авангардные искания.

В книге Лошадь как лошадь Шершеневич реализует композиционные эксперименты (Принцип краткого политематизма, Композиционное соподчинение и другие стихотворения с авторефлексивными названиями) и прочие приемы построения стихотворного текста. Они носят общеавангардный характер: выравнивание строк по правому краю листа, игра со скобками, разнообразие ритмов и рифм, ломка нормативных правил грамматики, фонетическое письмо: Не поймет даже та, которой губ тяну я руки, / Мое простое: лэ-сэ-сэ-фиоррр-эй-ва! (Принцип звука минус образ).

Во многом повлияли на развитие течения теоретические работы и поэтическое творчество С.А.Есенина, который входил в костяк объединения. В теоретическом сочинении Ключи Марии (1920) Есенин выстраивает свою поэтику образа: «Образ от плоти можно назвать заставочным, образ от духа корабельным, и третий образ от разума – ангелическим». Как и другие имажинистские декларации Ключи Марии полемичны: «Вслед Клюеву свернул себе шею и подглуповатый футуризм». Народная мифология была одним из главных источников образности Есенина, а мифологическая параллель «природа – человек» стала основополагающей для его поэтического мироощущения. В издательстве «Имажинисты» вышли его сборники Трерядица, Радуница, Преображение (все – 1921) и драматическая поэма Пугачев (1922).

Имажинизм унаследовал от футуризма стремление к скандальным, эпатирующим выступлениям и программным акциям. Так, 4 ноября 1920 состоялся «суд над имажинистами», на котором «обвинителем» выступал Валерий Брюсов. «… „Присяжные" оправдали имажинистов, и течение было признано существующим. В ответ имажинисты объявили „суд над современной поэзией". Обвинителем выступил В.Шершеневич, защитником В.Брюсов. <…> … „присяжные" и публика вынесли современной поэзии … обвинительный приговор».

В числе акций имажинистов были роспись стен Страстного монастыря богохульными надписями, «переименование» московских улиц (табличка «Тверская» менялась на «Есенинская») и проч. По мнению имажинистов, культурная революция не совпадает с революцией социальной. Пафос их манифестов – революционный, ведь «творческое сознание не перешагнуло 61-ый год». «Имажинизм борется за отмену крепостного права сознания и чувства», – заявляется в Восьми пунктах (1924). Имажинизм объявлялся «первым раскатом всемирной духовной революции».

«Скандал в дореволюционной России был одним из легальных способов „протеста", – размышляет позже Шершеневич. – Скандал тогда был и способом саморекламы. После революции мы, имажинисты, попробовали „по традиции" пойти по этому пути. Но в изменившейся обстановке факт скандала стал давать уже другой резонанс. Реклама получилась печальная, протеста не получалось совсем. Мы пробовали идти в бой с картонными мечами».

Более успешны были имажинисты в таких важных сферах литературного быта, как книгоиздательство и книготорговля. В разное время у них имелось несколько собственных издательств: «Имажинисты», «Чихи-Пихи», «Сандро». В начале 1920-х, в разгар бумажного голода, имажинисты ведут чрезвычайно активную издательскую деятельность. В журнале Жизнь искусства от 16–18 марта 1921 читаем: «Интенсивно работает „Книгоиздательство имажинистов", выпустившее с ноября прошлого года более десяти книг поэтов-имажинистов…». В 1920–1921 один за другим выходят поэтические сборники Кусикова (В никуда, Коевангелиеран, Поэма поэм), Мариенгофа (Руки галстуком), В.Шершеневича (Лошадь как лошадь) и другие. Оформление (рисунки и обложка) львиной доли книг выполнял Б.Эрдман. Его метод – это вольные ассоциации, намеки, расплывчатые ускользающие видения. Критик А.Кауфман утверждает, что издания имажинистов поглотили «бумажную выработку, по крайней мере, одной бумагоделательной фабрики за год». В 1922 имажинисты начали издавать журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном» (закрыт в 1924; вышло 4 номера).

Имажинистам принадлежали два книжных магазина. Книжная лавка «Московской трудовой артели художников слова», в котором вели торговлю Есенин и Мариенгоф, конкурировала с лавкой Шершеневича и Кусикова. Кроме того, имажинисты владели кинотеатром «Лилипут», а также знаменитым в Москве имажинистским кафе «Стойло Пегаса» (закрыто в 1922).

После введения Главлита летом 1922 печататься имажинистам стало сложнее. Последний коллективный сборник «Имажинисты» (1925) вызвал такой отклик прессы: «Агония идеологического вырождения имажинизма закончилась очень быстро, и первые же годы НЭПа похоронили почти окончательно имажинизм как литературную школу: „моль времени" оказалась сильнее „нафталина образов"».

Политизация общественной жизни в послереволюционной России сказалась и на особенностях культурного мира того времени. В 1919 создается анархистского толка «Ассоциация вольнодумцев», под крылом которой до 1924 находилась литературная группа имажинистов. Основателями и членами правления «Ассоциации» были Есенин и Мариенгоф; они написали устав, официально утвержденный А.В.Луначарским.

Отношения имажинистов с властями – в силу особенностей их творческой позиции, внелитературных связей и исторического момента – требуют особого внимания.

В одной из своих акций в 1919 имажинисты выдвинули требование «отделения государства от искусства»: «…государству нужно для своих целей искусство совершенно определенного порядка, и оно поддерживает только то искусство, которое служит ему хорошей ширмой. Все остальные течения искусства затираются. Государству нужно не искусство исканий, а искусство пропаганды. <…> Мы – имажинисты – …с самого начала… не становились на задние лапки перед государством. Государство нас не признает – и слава Богу! Мы открыто кидаем свой лозунг: Долой государство! Да здравствует отделение государства от искусства!» (Шершеневич В., Искусство и государство (1919) // Шершеневич В. Листы…).

Имажинисты в силу своего скандального, богемного образа жизни часто попадали в руки милиции и работников ЧК. Выручали их только многочисленные связи с теми же чекистами. Помимо этого, Рюрик Ивнев был личным секретарем наркома просвещения Луначарского, состоял во Всероссийской коллегии по организации РККА, занимался организацией агитпоезда им. А.В.Луначарского, публиковал в «Известиях ВЦИК» политические статьи, призывавшие интеллигенцию работать на новую власть. Имажинисты поддерживали отношения с эсером Я.Блюмкиным, с Л.Д.Троцким, Л.Б.Каменевым…

В 1920 имажинист Шершеневич удостаивается особой и редкой чести: его читает Ленин. Дело в том, что весь тираж поэтического сборника Шершеневича Лошадь как лошадь по ошибке отправляется на склад Наркомзема, по-своему связавшего название и содержание книги. Оттуда книгу предполагалось распространять среди трудового крестьянства. О казусе прослышал В.И.Ленин…

31 августа 1924 Есенин и Грузинов напечатали открытое письмо в газете «Правда», где заявляли, что распускают группу, несмотря на то, что это была их личная инициатива, не согласованная с другими членами группы. Действительно, с середины 1920-х течение постепенно ослабевает. С 1924 до самороспуска в 1927 существовало самостоятельное Общество имажинистов под председательством Ивнева.

Пик шумной, скандальной, всероссийской известности имажинизма приходится на 1920–1922 годы. Далее в среде участников течения происходит разобщение, сохранялись (да и то далеко не всегда) лишь бытовые связи. «С имажинизмом давно все кончил, – пишет А.Б.Кусиков Брюсову 29 декабря 1923, – вырос, взрослею. Да и фкус… Мне с ними не по дороге».

С конца 1927, когда Сталин провозгласил «культурную революцию» и первый пятилетний план, литературный мир начал резко меняться. «Пролетаризация» культуры стала официально политикой, существование широкого спектра литературных направлений стало невозможным.

В статье Существуют ли имажинисты (1928) Шершеневич утверждал: «Имажинизма сейчас нет ни как течения, ни как школы». 1930-е для многих участников объединения ознаменовались работой для театра и кино, написанием воспоминаний. Шершеневич в середине 1930-х работал над мемуарами Великолепный очевидец. Поэтические воспоминания 1910–1925 гг. Во второй половине 1920-х–30-е годы Мариенгоф пишет стихи для детей, пьесы, сценарии. Постепенно в его творчестве начинает доминировать проза. Большую известность получили его Роман без вранья (1927), изданный в Берлине роман Циники (1928). С 1953 он работает над автобиографической книгой Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги (опубликована посмертно).

Алексей Евстратов