МАХМАЛЬБАФ, МОХСЕН
МАХМАЛЬБАФ, МОХСЕН (Makhmalbaf, Mohsen) (р. 1957), иранский режиссер, сценарист, монтажер, прозаик. Основатель кинематографической династии Махмальбафов.
Родился 29 мая, 1957 в бедном квартале Тегерана. Подростком вступил в нелегальную исламистскую группу, ставившую целью свержение монархии. В семнадцать лет после неудачной атаки на полицейского (чтобы завладеть огнестрельным оружием) попадает в тюрьму. Экстремальный опыт, полученный в заключении, оказал существенное воздействие на формирование личности режиссера и нашел отражение в сюжетах многих его лент. Незадолго до исламской революции 1979 его освобождают по амнистии. Он включается в работу по формированию новой, идейно выдержанной культуры. Становится одним из основателей пропагандистской организации, призванной нести в массы идеи ортодоксального ислама и оказывать противодействие тем деятелям искусства, которые невольно или намеренно искажают их.
Образ бывшего горлана-главаря плохо сочетается с нынешним имиджем режиссера, борца за свободу художественного самовыражения, не раз вступавшего в конфликт с официальной цензурой Ирана. За три десятилетия взгляды Махмальбафа претерпели существенные метаморфозы. Он не стал воинствующим безбожником, но формальному благочестию фундаменталистов-догматиков (с неприязнью показанному им в фильме Кандагар о клерикальной диктатуре талибов), режиссер предпочел «поэзию ислама». Ту, что берет исток в суфийской мудрости, не отвергающей чувственной прелести мира. Возможно, одним из толчков к трансформации мировоззренческих основ стало для него знакомство с практикой кинематографа, с образцами европейского авторского кино. По утверждению самого режиссера, первый фильм он увидел лишь после исламской революции, в двадцать три года. Прежде он сознательно игнорировал кино, считая его развлечением низменным и порочным. Позже Махмальбаф осознал, что режиссура – не просто одно из малопочтенных ремесел, что работа над фильмом может стать для него способом самораскрытия и самопознания, поводом для диалога с реальностью. Исследованию парадоксов кинематографического творчества, процессу синтеза экранных иллюзий посвящены его зрелые ленты – Миг невинности и Салам, синема!
Свой дебютный фильм Зарок поставил в 1982. Считается, что его первые работы «не представляли особого интереса». Прорывом для режиссера стала четвертая по счету картина Бойкот (1985). Она привлекла внимание местных критиков и заставила отборщиков зарубежных фестивалей пристальней приглядеться к перспективному новичку. Время действия – «при шахе». Оппозиционеры несходных политических взглядов вступают между собой в идейные споры, проверяют друг друга на слом. Главная тема картины – необходимость личного выбора в экстремальной, стрессовой ситуации – без сомнения имеет автобиографическую подоплеку. По утверждению режиссера, тюремный опыт научил его тому, что нельзя рассчитывать на помощь ближнего. В 1980-е он снимает «социальное кино» (в стиле итальянского неореализма), но пытается насытить сюжеты философскими рефлексиями, экзистенциальными мотивами. В фильмах того времени, таких, как Лоточник (1986), Велосипедист (1989), героями становятся бедняки, бедолаги, неудачники, ведущие повседневную борьбу за выживание, чтобы окончательно не погрузиться на дно. Но осуждению подвергается не новая власть, не идейные установки молодой исламской республики, а людские пороки – «пережитки темного прошлого», жестокосердие сограждан, равнодушно взирающих на невзгоды и бедствия обездоленных.
Ко второй половине 1980-х Махмальбаф сумел выработать свой индивидуальный стиль. Критики называли его то «псевдонаивом», то «поэтическим реализмом». На фоне постмодернистких картин тех лет его фильмы выглядят анахронизмом. Но возможно именно «старомодность» и стала одной из причин его успеха. Рецензенты увидели в Махмальбафе продолжателя традиций классического кинематографа, фигуру альтернативную пересмешникам и радикалам. Будучи режиссером-самоучкой, он сам искал ценностные ориентиры. Таковыми стали фильмы корифеев европейского авторского кинематографа 1970-х (в том числе Параджанова и Тарковского), их можно было увидеть в Иране. Махмальбаф перенял многие наработки предшественников – притчевую «подкладку» историй, первенство «живописной» составляющей кадра, равнодушие к трюкам и фокусам монтажа (небрежение к «клиповому мышлению»). Автор прибегает к метафорам, аллегориям, значимым умолчаниям. Язык иносказаний, в свою очередь, помогал ему обходить цензурные препоны. А цензура мулл в 1980-е была непреклонна и жестка.
В 1990-е социальная тематика в его фильмах, не исчезая вовсе, отходит на второй план. Работы этого периода можно разделить на две категории – «кино о кино» и экзотическое «этно». В 1992 выходит ретрокомедия Однажды, кино. Готовясь к съемкам, он погрузился в историю иранского кинематографа, отсмотрев подряд сотни старых лент. Водевильный сюжет о неком восточном монархе, без памяти влюбившемся в актрису «великого немого», выпадал из ряда фирменных злободневных историй Махмальбафа. Но вероятно, соответствовал персидским фольклорным архетипам и чаяниям зрительских масс – картина пользовалась успехом в национальном прокате.
Практически одновременно, чередуя работу над обоими проектами, режиссер снимает еще два «кино о кино»: Салям, синема! и Хлеб и вазу (другое название Миг невинности). Картина Салям, синема! по жанру близка к модным ныне «реалити-шоу», а по тематике и накалу страстей вполне сопоставима с феллиниевской Репетицией оркестра. Разместив в тегеранской газете объявление о кастинге для непрофессионалов, Махмальбаф спровоцировал невероятный ажиотаж. Толпы жаждущих славы буквально штурмовали ворота студии. Он беззастенчиво манипулировал кандидатами, устраивал им каверзы и подвохи, стравливал соперников между собой, фиксируя их реакции на камеру. В ответ на укоры критиков, упрекавших его в нарушении границ дозволенного, он приводил контраргумент: я стремился продемонстрировать не собственную жестокость, но жестокость самой природы кинематографа. Среди явившихся на кастинг, по воле обстоятельств, оказался и экс-полицейский, стычка с которым некогда изменила судьбу режиссера. Махмальбаф решает реконструировать давний случай, чтоб заново пережить негативные воспоминания (и избавиться от застарелых психологических травм). Из этой идеи возник фильм Миг невинности. В кадре – реальные герои событий, инструктирующие юных исполнителей, которым предстоит превратиться в их экранных «двойников». Итог очевиден и неутешителен: прошлое можно воссоздавать в царстве киношных иллюзий, но изменить, переделать былое уже нельзя. Для постановки этой картины Махмальбаф взял заем у государственных структур. Отказавшись вырезать неподцензурные сцены, он лишился возможности льготного возврата долга, и чтобы погасить долг перед казной, вынужден был продать собственный дом.
К категории «этно» можно отнести его поздние ленты – Габбе (Иранский ковер), Тишину и даже обличительный Кандагар. Все они снимались в экзотических для европейца (да и для тегеранца) местах. Габбе – в отдаленной иранской провинции, среди кочевых племен. Тишина – в Душанбе, Кандагар – в Афганистане. Махмальбафа мало заботит документальная правда. Он манипулирует приметами экзотики в авторских целях, без стеснения вторгается в обиход местных жителей, перекраивая реальность на собственный лад. В персидских степях и в таджикской столице он поселяет людей, не утративших гармонии бытия. Их мир, напоенный поэзией и красотой, являет собой хоть и не зримый образ, но отблеск образа рая. Адом представлен талибский Афганистан – земля несчастных людей, утративших покой, лишенных свободы воли.
Во второй половине 1990-х он все меньше времени посвящает режиссуре, концентрируя свои усилия на педагогической и продюсерской деятельности. В 1996 на собственный страх и риск он создает семейное предприятие «Кинодом Махмальбафов» (названный так в память о потерянном жилище) – своеобразный гибрид киношколы и продюсерского центра. Костяк коллектива составили члены семьи. Самой юной была младшая дочь режиссера – восьмилетняя Хана. Каждый из учащихся на практике осваивал основные кинематографические специальности. Определенных успехов в режиссуре достигли вторая жена Махмальбафа Мазие и девочка-вундеркинд Хана. Но подлинной «фестивальной звездой» стала старшая дочь режиссера Самира Махмальбаф (р.1980). В своих лентах Яблоко (1998), Классная доска (2000), Пять вечеров (2004) она развивает метафорический стиль отца, соединяя искусную игру иносказаниями с четким политическим посылом. Как и ее отец, Самира не терпит невежества и мракобесия, глумления над человеческой личностью, духовной политической диктатуры.
ФИЛЬМОГРАФИЯ
Кандагар (Safar e Ghandehar, 2001), Тишина (Sokout, 1998), Габбе (Gabbeh, 1996), Хлеб и ваза/Миг невинности (Nun va Goldoon, 1996), Салям, синема! (Salaam Cinema, 1995), Актер (Honarpisheh, 1993), Однажды, кино (Nassereddin Shah, Actor-e Cinema, 1992), Ночи на реке Заянде (Shabhaye Zayendeh-Rood, 1991), Время любви (Nobat e Asheghi, 1990), Велосипедист (Bicycleran, 1989), Брак благословенных (Arousi-ye Khouban, 1989), Лоточник (Dastforoush, 1988), Бойкот (Baykot, 1985), Просьба об убежище (Este'aze, 1983), Два незрячих глаза (Do Cheshman Beesu, 1983), Зарок (Tobeh Nosuh, 1982).
Официальный сайт режиссера:
http://www.makhmalbaf.com
Маджид Ходабанделу. Иранское кино, 2005 (электронное издание Культурного представительства при Посольстве ИРИ в РФ)
Сергей Анашкин
Mohsen Makhmalbaf. In Search of the Lost Horizon, Film International (Tehran), 1993
Плахов А.С. Иранский самоучка, «Искусство кино» 1997, № 9
Мохсен Махмальбаф – Вернер Херцог. Восточный мистицизм versus западная дисциплина, «Искусство кино» 1997, № 9
Плахов А.С. Последний лев. – В сб. «Всего 33», Винница 1999
Ответь на вопросы викторины «Наше кино»