ЭМОЦИЯ

Содержание статьи

• Почему мы плачем?
• Универсальное и локальное.
• Выражение эмоций, действие и актерская игра.

ЭМОЦИЯ (от лат. «emotion» – волнение) – это различные психические явления, выражающие в форме непосредственных переживаний значимость для индивида тех или иных предметов и ситуаций и являющиеся важным фактором регуляции его жизнедеятельности.

Существует две точки зрения на происхождение эмоций, одна акцентирует роль чувств и ощущений, другая – мыслей и познавательных процессов. Такое различие в подходах возникло еще во времена Аристотеля, писавшего что «физик определил бы страсти души иначе, чем диалектик; последний определил бы, например, гнев как желание отплачивать болью за причиненную боль... в то время как физик определил бы его как кипение крови или теплого вещества, окружающего сердце» (О душе). Оба подхода находят отражение в нашем обыденном опыте и установках. Философские и психологические теории развивают как одну, так и другую точку зрения на эмоции; так, ряд теорий рассматривают эмоции преимущественно как чувства, а мысли и мнения лишь как случайно сопутствующие им. Признать, что мысли лежат в основе эмоций, означало бы сказать, например, что наиболее существенное в гневе – это мысль о причиненном вреде (и соответственно, по Аристотелю, желание «отплатить» болью), и без этой мысли состояние человека (независимо от того, каковы при этом его ощущения) не может быть «гневом». Тем не менее очевидно, что разные эмоции сопряжены и с разными мыслями. Это происходит частично потому, что эмоции (в отличие, например, от головной боли) на что-то направлены; они имеют объект – обычно тот, что оказался причиной эмоции. Трудно любить, ненавидеть или горевать, не направив эти чувства на кого-то или на что-то (из этого, однако, не следует, что мы всегда правы в своих предположениях относительно источника и объекта наших эмоций.) Мысли играют решающую роль в определении не только направленности той или иной эмоции, но и самого ее типа. Они делают каждую эмоцию именно тем, что она есть. Сожаление, раскаяние, стыд, смущение и множество других сходных состояний могут переживаться одинаково, но связаны с разными представлениями о том, что было неверно, какова наша возможная ответственность за происшедшее, что о нас подумают другие и т.п. Один из способов проанализировать соотношения между мыслью, эмоцией и ощущением – это обратиться к способам выражения эмоций.

Почему мы плачем?

Чарлз Дарвин в книге Выражение эмоций у человека и животных (The Expression of the Emotions in Man and Animals, 1872) предлагает эволюционный, функциональный подход к этому вопросу. Рефлекторное слезоотделение очищает глаз от пыли и других раздражителей. Слезы могут также появляться как побочный результат сокращения глазничных мышц (реакция, хорошо заметная на личике кричащего младенца); эти мышцы сокращаются при судорожном выдохе, обеспечивая защиту глаз от переполнения кровью, но при этом сдавливаются слезные железы, что стимулирует слезоотделение. Отсюда понятно, почему слезы нередко сопровождают сильный смех или даже никак не связанный с эмоциями сильный кашель. Механизмы, выработанные для одной цели, неизбежно будут активироваться и в других обстоятельствах. С этой точки зрения, и эмоциональные слезы можно рассматривать как случайный, побочный результат воздействия эмоций на дыхание (даже когда возникает привычка контролировать дыхание, эти последствия сохраняются).

Существует и другое мнение. Американский психолог и философ У.Джемс в работе Принципы психологии (The Principles of Psychology, 1890) сводит эмоции к их физиологическому выражению: «Наш естественный ход рассуждения об... эмоциях таков: восприятие какого-либо факта возбуждает психическое состояние, называемое эмоцией; это состояние сознания стимулирует некое телесное выражение. Моя теория, напротив, утверждает, что телесные изменения следуют непосредственно за взволновавшим нас фактом, а наше ощущение происходящих изменений, и есть эмоция. … Мы ощущаем печаль оттого, что плачем, ярость оттого, что деремся, страх оттого, что дрожим, но не наоборот – мы плачем, сражаемся или дрожим оттого, что боимся, печалимся или гневаемся».

Но подход Джемса, учитывающий только физиологию, не объясняет, как могут возникать эмоции, когда они не имеют внешнего выражения – как, например, мы можем испытывать печаль без плача. Более того, общеизвестно, что одно и то же физиологическое состояние бывает связано с разными эмоциями: могут быть слезы радости и слезы печали, однако физиологическая основа этих слез одинакова.

Достоинство подхода Джемса заключается в том, что он связал эмоцию с ощущением. Но наличие такого разнообразия реакций нашего физиологического аппарата, какое необходимо для обеспечения всего разнообразия эмоциональных состояний, представляется неправдоподобным (должны ли эмоции стыда, смущения, вины, сожаления, угрызений совести иметь разные физиологические корреляты?). Кроме того, физиология не может обусловить все дополнительные различия в эмоциональных состояниях, связанные с особенностями разных культур и сообществ. Проблема не в том, что между эмоциями нет физиологических различий, а в том, что они недостаточны для установления тонких (и даже не столь тонких) различий между эмоциональными состояниями. Нейрофизиологические механизмы эмоций – природное достояние нашего вида, однако формы специфических эмоций зависят от культурных и социальных установок.

Универсальное и локальное.

Будучи биологом, Дарвин рассматривал базисные, или «главные», эмоции и формы их выражения как врожденные и универсальные. Его книга содержит поразительно разнообразные данные – от наблюдений за животными, младенцами, детьми и душевно больными до суждений о живописи и фотографии. Дарвин предпринимал и попытки кросс-культурных исследований. Людям с опытом пребывания в других странах был разослан опросник с 16 вопросами следующего типа:

– Выражается ли удивление в широком раскрывании глаз и рта и поднятии бровей?

– Вызывает ли стыд покраснение (если цвет кожи позволяет рассмотреть его)? Насколько оно распространяется по телу?

– Когда человек хочет показать, что он не в силах что-либо предотвратить или не в состоянии что-либо сделать, выражается ли это в пожатии плеч, сведении локтей вовнутрь, широком разведении рук при раскрытых ладонях или в поднятии бровей?

Как видно из этих вопросов, Дарвин предполагает, что не существует затруднений в распознавании эмоций по их внешним выражениям. Он также предполагает, что сами эмоции универсальны. Свое исследование он заключает выводом, что «одинаковые состояния внешне выражаются во всем мире с поразительным единообразием».

С другой стороны, есть сообщения о культурных вариациях, например в работе одного из основателей этологического подхода в психологической антропологии У.Ла Барре (R.Weston La Barre, 1911–1996) Эмоции и жесты в их связи с культурой (The Cultural Basis of Emotions and Gestures, 1947). Ла Барре выявил сообщества, в которых не были обнаружены стандартные движения головы для «да» и «нет». По поводу смеха он также отмечает, что «даже если присутствует соответствующее физиологическое поведение, его культурные и эмоциональные функции могут быть различными. Открытое выражение эмоциональных состояний, безусловно, играет важную роль в человеческом общении, однако не существует универсального, взаимно однозначного соответствия эмоции и поведения. Как одно и то же внешнее проявление может соответствовать различным эмоциям (мы можем плакать в случаях, не имеющих ничего общего), так и одна и та же эмоция может проявляться по-разному. Испуганный человек может бежать, а может, наоборот, застыть на месте. Разозленный человек может драться (и сама «атака» будет варьировать в зависимости от обстоятельств) или же демонстративно отвернуться от обидчика и не разговаривать с ним. Таким образом, возможен ряд одинаково «естественных» внешних проявлений той или иной эмоции.

Не следует ли, однако, различить телесные жесты, которые могут быть условными, и мимику, которая может быть универсальной? На основании исследований психолог П.Экман и др. пришли к выводу, что определенные «основные» мимические проявления, а именно: счастье, отвращение, удивление, печаль, гнев и страх – могут считаться универсальными. Однако и эти исследования довольно спорны, особенно в отношении интерпретации результатов; несмотря на высказанные предположения, их авторы вынуждены признать важность «публичных правил» и других факторов, ибо то, как именно эмоция ощущается и проявляется вовне, зависит от контекста. Дарвин отмечал явное отсутствие какого-либо естественного внешнего выражения ревности: «Художники с трудом могут изобразить подозрение, ревность, зависть и т.п., разве что с помощью каких-либо дополнительных повествовательных средств». Существуют поведенческие проявления ревности и связанные с ней мысли, даже если не существует стандартного мимического выражения; именно таким образом описывается в определенном контексте ревность животных и маленьких детей. Через поведение (и речь, где она присутствует) мы можем получить доступ к мыслям, а через мысли – к чувствам.

Диапазон возможных чувств зависит от наших мыслей; различия в понятиях, существующие в разных сообществах, формируют и ограничивают наши чувства.

Выражение эмоций, действие и актерская игра.

Обычно мы относимся к эмоциям как к чему-то, что коренится в теле и захватывает нас независимо от нашей воли или согласия. Пересматривая обычные представления столь же радикально, как и Джемс, философ Ж.П.Сартр утверждал, что эмоция представляет собой действие, но не обычный целенаправленный акт, а своего рода магическую попытку преобразовать мир. Обморок от страха можно рассматривать как попытку (несомненно неэффективную и в этом смысле «магическую») заставить опасность исчезнуть. Обморок не уничтожает опасный объект, но устраняет его из сознания, т.е. это поведение – своего рода реакция бегства, которое не может реализоваться. Однако Сартр и в бегстве от опасности тоже видит магическую попытку: «Убегание – это обморок, который разыгрывается в действии». Но бегство бывает результатом активного распознавания опасности и адекватной, а не магической, реакцией на нее.

Наш контроль над эмоциями и их внешним выражением ограничен. Некоторые состояния тела, в частности, мимика и жесты, произвольны и, следовательно, могут служить средством коммуникации эмоций. Значение как мимики, так и жестов не всегда одинаково в разных культурах, однако в силу постоянства наших реакций на стандартные ситуации существует известное единообразие. Другие телесные состояния непроизвольны, и хотя не могут использоваться для умышленного выражения чувств, тем не менее отражают их. Определенные состояния не поддаются волевым усилиям, например, покраснение лица, и именно поэтому они часто свидетельствуют об искренности чувств. Однако многие из тех состояний, о которых принято думать как о непроизвольных, оказывается возможным подавить или вызвать волевым усилием; соответственно их нельзя отнести ни к произвольным, ни к непроизвольным. Одно из них – плач, другое – улыбка. Мы можем успешно подавлять улыбку (хотя иногда улыбаемся вопреки собственному желанию) или же целенаправленно вызывать ее у себя. Цель может быть личностной или социальной, как, например, вежливая улыбка на шутку друга или т.н. профессиональная улыбка, скажем, продавца. Выражение эмоции не зависит от ее реального переживания. Метод актерской игры (см. также СТАНИСЛАВСКОГО СИСТЕМА), созданный К.С.Станиславским, исходит из того, что для реалистичного изображения эмоции актер должен вызвать у себя соответствующее чувство – тогда внешнее проявление будет «неподдельным». Французский философ и энциклопедист Дени Дидро, напротив, выступил в свое время против подобного подхода в книге Парадокс актера (Paradoxe sur le comédien, 1773). Дидро отмечал, что пьесы нередко требуют быстрой смены сцен и соответствующих эмоций. Актеру, который погрузил себя в состояние сильного горя в одной сцене, трудно преобразовать свое состояние в веселье, требуемое в следующей сцене. Актерская игра – это не отождествление, а представление, таким образом, парадокс игры, по Дидро, заключается в том, что для изображения эмоционального состояния лучше не испытывать его.

По общим наблюдениям, принужденные улыбки отличаются от естественных. Исследователи подтверждают, что произвольная улыбка отличается от спонтанной как по нейронным путям, ее обеспечивающим, так и по степени асимметрии (умышленная улыбка чаще бывает асимметричной, «кривой»). Существуют данные о том, что слезы, вызванные эмоциями, отличаются по химическому составу от слез, вызванных другими средствами (в частности, эмоционально вызванные слезы содержат токсины). Тем не менее? спрятанная луковица может быть для актера, который хочет залиться горючими слезами, столь же эффективным средством, как и обращение к печальным мыслям.

Проблемы, возникающие при рассмотрении актерской игры, связаны с более общим вопросом о вымысле и эмоциях, и в частности, о том, почему зрители и читатели эмоционально реагируют на вымышленных героев и обстоятельства: плачут при чтении «патетических историй», просмотре сентиментальных фильмов, театральных трагедий и при столкновении с другими воображаемыми ситуациями, которые вызывают печаль или радость. Почему нас трогает то, что заведомо не является реальным? «Реальна» ли сама эмоциональная реакция на вымысел? Казалось бы, если соответствующая ситуация вымышлена, а побуждение к действию отсутствует, то и эмоция будет ненастоящей. С другой стороны, нет оснований утверждать, что человек, смотрящий фильм ужасов, испуган не по-настоящему. Почему он не способен чувствовать настоящего страха по поводу ненастоящей опасности? Более того, у него может присутствовать, но подавляться побуждение к бегству. В любом случае физиологические реакции достаточно реальны, а страх и в обычных обстоятельствах может включать множество различных побуждений (и самые разнообразные мысли). Для того, чтобы попасть под воздействие вымысла, нужно только разрешить себе это, позволить работать воображению так, как оно работает в реальном мире. Психологические процессы идентификации, ассоциации, замещения и т.п., которые возникают в реальном мире, не менее активны во взаимоотношениях с вымыслами, и здесь действуют те же механизмы. Эмоции человека, который сочувствует королю Лиру, не менее реальны, чем переживания по поводу конфликта с неблагодарными детьми. Как бы ни была важна разница между вымыслом и реальностью, в практическом отношении она не сказывается на психологической сущности наших эмоциональных реакций и не превращает, скажем, боязнь Дракулы в воображаемый страх.

См. также ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА (раздел ЭМОЦИИ); ДЕТСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ; ЖЕСТОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ; АКТЕРСКОЕ ИСКУССТВО.