ЛИ ЧЖИ
ЛИ ЧЖИ, Ли Цзайчжи, Ли Чжоу, Линь Цзай (1527–1602). Один из наиболее оригинальных и противоречивых мыслителей китайского средневековья, философ и литератор, последователь Ван Янмина и сторонник так называемого «учения о сердце» (синь сюэ) в неоконфуцианстве, подвергавшийся из-за «отступничества от конфуцианских норм» официальному запрету и замалчиванию в Китае вплоть до начала 20 в.
Родился 23 ноября 1527 в провинции Фуцзянь, игравшей роль главных морских ворот страны, через которые осуществлялась торговля со всей Азией и где были широко распространены антиконфуцианские настроения, приведшие, в частности в 17 в. в конце эпохи Мин (1368–1644) к массовому обращению жителей в христианство. Предки Ли Чжи занимались морской торговлей и уже в 14 в. стали исповедовать ислам. Один из них, крупнейший торговец Цюаньчжоу, по имени Линь Ну в 1384 добрался до Ормуза, женился на рабыне аборигенке (сэму – «цветноглазой») и принял ислам. Шесть поколений прямых предков Ли Чжи и, возможно, его жена были мусульманами. Исконно этот род носил фамилию Линь, однако с 1422 принадлежавший к нему Линь Гуанци после столкновения с высокопоставленным чиновником был вынужден покинуть родные места и изменить фамилию на Ли, распространив ее также на своих предков. При этом в качестве причины такого поступка Линь Гуанци выставлял приверженность семьи Линь к исламу и чужеродным обычаям. В итоге род разделился на две фамилии – Линь и Ли, представители которых, с одной стороны, сознавали свою единокровность и допускали взаимный обмен фамилиями, а с другой стороны – могли заключать между собой браки, что категорически запрещалось конфуцианской моралью даже для однофамильцев.
Ли Чжи принадлежал к ветви Линь и первоначально именовался Линь Цзайчжи, но не позднее 1552 принял фамилию Ли, превратившись в Ли Цзайчжи. Причина этого не вполне ясна, но, согласно гипотезе швейцарского синолога Ж.Ф.Биллетера (Billeter), к переименованию Ли Чжи побудил отец. После запрета в 1523 частной морской торговли, направленного против традиционно считавшейся самой низкой, но в то время экономически доминировавшей социальной категории, семья потомственных морских торговцев оказалась в бедственном положении, выход из которого отец Ли Чжи увидел в том, чтобы дать своему первенцу конфуцианское образование, открывавшее дорогу к чиновничьей карьере и смене социального статуса, которая ознаменовалась отказом от фамилии, ассоциировавшейся с торговлей и инородной идеологией. Вставший на этот путь подавления внутреннего противоречия внешней ангажированностью и взявший себе другую фамилию перед сдачей государственного экзамена на вторую ученую степень «цзюй жэнь», Ли Чжи первым в роду сумел преодолеть данный барьер и получить место чиновника. В обретенном статусе ему пришлось изменить уже имя, когда в 1567 на престол взошел император Му-цзун (1537–1572), в собственное имя которого Чжу Цзайхоу входил иероглиф «цзай», ставший табуированным, что привело к превращению Ли Цзайчжи в Ли Чжи.
Имея возможность на следующий год после получения степени «цзюй жэнь» участвовать в экзаменах на высшую степень «цзинь ши», Ли Чжи предпочел этому стандартному для конфуцианца шагу поиск чиновничьей должности, чего он достиг в 1555, став инспектором (цзяо юй) образования в уезде Гунчэн (совр. Хойсянь) пров. Хэнань, в 1560– доктором Государственной академии (го цзы цзянь бо ши) в южной столице Нанкине, а в 1566 – заведующим канцелярией (сы у) в министерстве ритуалов в северной столице Пекине. Подобное поведение знаменовало собой не только стремление материально обеспечить семью, но и общее критическое отношение к институту государственных экзаменов, который он демистифицировал и в конце концов отверг как таковой. В 1580 свою идейную позицию Ли Чжи реализовал на практике, отказавшись от служебной карьеры и традиционных обязанностей, вменявшихся ему семьей, обществом и государством. Этот принципиальный разрыв с официозом был подтвержден в 1588 надписью на обнаруженной в 1975 мемориальной стеле его жены и такого же рода эпитафией, приготовленной им для собственной могилы: ни там, ни тут, называя себя, он не указал своих официальных титулов.
Неприятие официального конфуцианства, т.е. неоконфуцианства школы Чэн И – Чжу Си, поначалу было для Ли Чжи равносильным неприятию любого учения вообще. Но около 1566 Ли Чжи открыл для себя философию Ван Янмина и буддизм, что позволило ему перестать быть «псом, лающим вслед за другими псами», и обрести теоретическое обоснование для отрицания окружавшей его материальной и духовной действительности. С рождения потерявший мать, лишившийся к тому времени деда, отца, трех детей и претерпевший множество страданий, Ли Чжи пришел к осознанию того, что подлинная субъективность, которую он считал источником истинных идей и чувств, не содержит в себе ничего представленного и является чистой свободой, более того – абсолютной негацией, свуществуя как таковая только в акте свободного отрицания.
Наиболее полным воплощением понимания субъективной свободы у Ли Чжи стало его литературное творчество. Как свободная деятельность, допускающая абсолютную противоречивость и абсолютный негативизм, оно явилось для него той практической сферой, которая заменила спекулятивную активность конфуцианской метафизики, которая в 16–17 вв. постепенно умирала. С этим же связан его особый исследовательский интерес к наиболее свободным жанрам литературы, прежде всего неоднократно запрещавшемуся авантюрно-утопическому роману Ши Найаня (1296–1370) Шуй ху чжуань (Речные заводи) и официально признававшейся «безнравственной» пьесе Ван Шифу (ум. ок. 1330) Си сян цзи (Западный флигель). В 1974 Ван Тань выдвинул гипотезу, что Ли Чжи является автором самого оригинального и скандально известного, запретного и до сих пор открыто не публикуемого в КНР эротического романа 16 в. Цзинь пин мэй (Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе).
Философской основой этого мировоззрения стала концепция «детского сердца» (тун синь), выраженная в одноименном эссе Изъяснение детского сердца (Тун синь шо). Ли Чжи радикально изменил смысл данного бинома, с которым в классических конфуцианских текстах связано представление о глупой инфантильности, идентифицировав его с «истинным сердцем» (чжэнь синь), отличающимся «чудесной просветленностью» (мяо мин) и содержащим в себе все образы (сян, буддийск. laksana) вещей. За этим чудесным поворотом стояла, с одной стороны, даосская традиция, выраженная, например, в Хуайнань-цзы (2 в. до н.э.), где говорится, что люди «века совершенной благодати» (чжи дэ чжи ши) обладали «детским и невежественным сердцем (тун мэн чжи синь), а с другой стороны, традиция Мэн-цзы – Ван Янмина, предписывавшая не «утрачивать младенческого сердца» (чи цзы чжи синь) и «сохранять детское сердце» как кладезь «благомыслия» (лян чжи), т.е. интуитивных представлений о добре и зле, заложенных в человеке от рождения. Опираясь на эти предпосылки, Ли Чжи усмотрел в «детском сердце» «источник самой первой мысли» и одновременно то, из чего «не может не происходить высшая культура (вэнь) Поднебесной».
Из универсальности «детского сердца» следовал тезис о присутствии в каждом человеке «мудрости [все отражающего] зерцала великого [небесного] круга» (да юань цзин чжи), т.е. всеобъемлющей мудрости Будды, в свою очередь отождествлявшейся с конфуцианской «светлой благодатью» (мин дэ), одинаково принадлежащей идеальным «совершенномудрым» (шэн) и простым людям. Фундаментальную для своего мировоззрения идею сущностного равенства всех человеческих существ Ли Чжи обосновывал с позиции равенства всех вещей в мире, «не причиняющих друг другу вреда». Такой подход означал признание «естественности» (цзы жань) присущих людям индивидуальных «сердечных стремлений к власти и выгоде» (ши ли чжи синь), даже похоти и эгоизма (сы), что в корне противоречило проповеди официальным конфуцианством возвышенности общих «небесных принципов» (тянь ли) и низменности частных человеческих страстей (жэнь юй).
Важнейшим пунктом этого идейного противостояния стало отношение к женщине. В условиях маскулецентричного полигамного общества Ли Чжи в теории и на практике занял радикальную профеминистическую позицию, изложив ее в специальных работах Фу фу лунь (Суждения о муже и жене) и Да и нюй жэнь сюэ дао вэй дянь дуань шу (Письмо в ответ на [утверждение, будто] недалекие взгляды женщин [несовместимы с] изучением Дао-пути), где, в частности, задавал исторический вопрос: «Говорить о том, что среди людей есть мужчины и женщины допустимо, но разве допустимо говорить, что среди взглядов есть мужские и женские?» Выступая за достойное включение женщин в интеллектуальную жизнь, он привлекал их на свои лекции, что впоследствии послужило поводом для обвинения в разврате. Однако суждения Ли Чжи о равноправии женщин зиждились на абстрактной теории приоритета бинарности: «Вся тьма вещей в Поднебесной рождается от двоицы (лян) и не рождается от единого (и)». В рамках универсальной двоичности мировоззрения муж и жена аналогичны небу и земле, силам «ян» и «инь», представляя собой источник созидания» (цзао дуань). Эта теория была направлена и против отождествления Чжу Си единого с Великим пределом, который в качестве «принципа рождает пневму (ци)», и против тезиса Чжоу и о том, что Великий предел «рождает двоицу образов [инь и ян]». Она утверждала исходную бинарность «единого и двух», «принципа и пневмы», «инь-ян и Великого предела», «Великого предела и Беспредельного (у цзи)».
Поэтому выражением так понимаемой свободы он сделал собственную жизнь, взяв также в качестве примера судьбу Хэ Синьиня (1517–1579), приверженца учения Ван Янмина в интерпретации Тайчжоуской школы, выдающегося социального утописта и большого оригинала, казненного в тюрьме. Во многом благодаря написанной Ли Чжи апологии Хэ Синьинь лунь (Суждения о Хэ Синьине, 1585) имя последнего избежало забвения. В смерти Хэ Синьиня, отправленного в тюрьму и на казнь, он усмотрел философский акт, выражающий абсолютный предел отрицания окружающей действительности, на грани которого сам находился и до которого не доходила мысль ни Ван Янмина, ни его ближайших учеников.
Для формирования идеологии Ли Чжи как представителя «левого крыла» последователей Ван Янмина важнейшее значение имело его пребывание с 1570 по 1577 в Нанкине в качестве сверхштатного секретаря (юань вай лан) министерства юстиции. В 16 в. Нанкин был духовным центром Китая и отличался от северной столицы Пекина большей интеллектуальной свободой и опозиционными построениями. Там Ли Чжи занялся изучением буддизма и сблизился с выдающимся учеником Ван Янмина – Ван Цзи, а также виднейшими представителями Тайчжоуской школы – Ван Би (1511–1587), сыном и главным духовным наследником основателя школы и одного из наиболее известных учеников Ван Янмина – Ван Гэня, Ло Жуфаном (1515–1588), Цзяо Хуном (1541–1620) и др. В 1574 он стал учеником Ван Би и вместе с Цзяо Хуном опубликовал главный даосский канон Дао дэ цзин с комментариями конфуцианца Су Чжэ (1039–1112), предисловие к которому является его первым датированным произведением. Этот интерес к даосизму вылился в его собственный комментарий 1582 к Дао дэ цзину – Цзе Лао (Разъяснение Лао[-цзы]), а также комментарий 1597 к главному канону основанной на даосизме школы военной философии (бин цзя) Сунь-цзы. Последняя работа, видимо, была также стимулирована его личным участием в обороне родного Цзиньцзяна от нападения японских пиратов в 1561. В 1598–1602 Ли Чжи прокомментировал главный конфуцианский канон Чжоу и.
В 1578 он был назначен главой уезда Яоань пров. Юньнань, где выступал за естественное самоуправление. В 1580 Ли Чжи со скандалом ушел со службы и обосновался в качестве компаньона и домашнего учителя в посаде Хуанъань (пров. Хубэй) у своего друга Гэн Динли (1534–1584), старшим братом которого был также сторонник «левого крыла» в янминизме и высокопоставленный чиновник, вице-министр Гэн Динсян (1524–1596). С ним Ли Чжи вступил в острую полемику, в ходе которой пришел к отрицанию нормативной морали и признал нравственным разумное осуществление личного интереса в обыденной жизни. Он также обвинил Гэн Динсяна в неблаговидном поведении, поскольку тот не противодействовал казни своего друга Хэ Синьиня. В результате конфликта после смерти Дэн Динли Ли Чжи был вынужден покинуть Хуанъань и в 1585 переселился в «Буддийскую обитель грибов [долголетия]» (Чжи-фо-юань), расположенную на берегу небольшого озера Лунтань (Драконова заводь) близ Мачэна на северо-востоке пров. Хубэй, где в 1588 завершил свое первое оригинальное произведение Чу тань цзи (Первый сборник, [изданный у] заводи). Оттуда в 1587 он отослал на родину в Фуцзянь жену, дочь и зятя, а в 1588, узнав о смерти своей 55-летней жены, по буддийскому обычаю обрил голову, что должно было символизировать его решение не возвращаться в семью, в которой он в конце концов лишился всех четырех сыновей и двух из трех дочерей. Активно участвуя в монастырской жизни, комментируя сутры, сочиняя пробуддийские тексты и, наконец, завещав похоронить себя в обители, подобно монаху, Ли Чжи вместе с тем формально не стал буддийским адептом, поскольку не изменил имени, не принял обет и не выбрал себе наставника. Намеренную парадоксальность своей позиции он подчеркнул последовавшей за скандалом с «пострижением» самоаттестацией в качестве «подлинного конфуцианца» (ши жу).
Сохранение «конфуцианского мозга» при буддийской обритости головы объяснялось им представлением о том, что конфуцианство, даосизм и буддизм суть три дороги, ведущие к одной и той же цели – обнаружению Пути-дао (сань цзяо тун дао лунь) и уходу от бренного мира. Отсюда следовало, что практическая реализация настоящей философии, направленной на «исследование причин и следствий собственной жизни и смерти, изучение воплощений своей природы (син) и своего предопределения (мин)», заключает в себе необходимость стать монахом.
Издав в 1600 Антологию учения о Пути-дао учителя [Ван] Янмина (Янмин сяньшэн дао сюэ чао) и признавая создателя этого учения «достигшим Пути-дао истинным (чжэнь) человеком, который подобен истинному будде и истинному [даосскому] бессмертному», Ли Чжи, в отличие от многих своих современников и прежде всего Линь Чжаоэня (1517–1598), не настаивал на абсолютном единстве трех главных учений традиционного Китая, поскольку среди них все же пальма первенства принадлежит конфуцианству. Более того, он противопоставлял незыблемость конфуцианства «глупейшему» плану христианизации Китая, предложенному первым в Срединной империи миссионером-иезуитом Матео Ричи (Ricci, 1554–1610), с которым он встретился в Нанкине в 1598 и которому посвятил стихотворение В дар западному человеку Ли Ситаю (Цзэн си жэнь Ли Ситай). Позиция Ли Чжи расходилась с концепцией «совпадающего единства трех учений» (сань цзяо хэ и) его современника Линь Чжаоэня (1517–1598), ибо их полный синтез чреват лишь уменьшением полезности каждого из них в отдельности. Соответственно все они признавались несущими относительную истину, обусловленную историческими обстоятельствами.
В частности, основополагающие для конфуцианства тексты Пятиканония и Четверокнижия (см. ШИ САНЬ ЦЗИН) он назвал «словесами, расхваленными и превознесенными чиновными историками», которые на самом деле суть «изречения наставников, записанные по памяти бестолковыми учениками», а не «совершенные суждения для всей тьмы веков». Поэтому и не все сказанное даже самим Конфуцием следует безоговорочно принимать.
Тем более могут быть критикуемы Чэн И и Чжу Си, некоторые суждения которых он позволял себе называть бессмыслицей. С другой стороны, проклятый официальной историографией, реализовавший на практике идеи злейших врагов конфуцианства – легистов (фа цзя), одиозный правитель Цинь Ши-хуан-ди (259–210 до н.э.) был им прозозглашен «величайшим императором всех веков».
В итоге начиная с 1590-х годов он стал подвергаться повсеместным преследованиям. Обстановка вокруг него накалилась до того, что в 1600 в уезде Мачэн толпа под водительством местных неоконфуцианских авторитетов устроила охоту за ним и разгромила его дом. Однако Ли Чжи сумел спастись, перебравшись в соседнюю провинцию Хэнань, откуда был приглашен погостить в доме тунчжоуского (в 40 ли от Пекина) цензора Ма Цзинлуня. Но в 1602 надзирающий цензор Чжан Вэньди (ум. 1625) предъявил ему обвинения в духовном и физическом разврате, впадении в ересь и обмане людей, направив императору доклад с рекомендацией «мятежника против Пути-дао» (луань дао) арестовать, а его сочинения уничтожить. Будучи препровожденным в Пекин и заключенным в тюрьму, Ли Чжи воспользовался бритвой брадобрея и разрезал себе горло, после чего на вопрос о причине самоубийства обронил предсмертную фразу «Чего еще искать семидесятилетнему старику?» Предвидев свою смерть, он, сделав соответствующую запись за два месяца, распорядился себя похоронить ни по конфуцианскому, ни по буддийскому обряду.
Императорский эдикт о сожжении произведений Ли Чжи также исполнил предсказание, выраженное в названии его главного творения – Книги для сожжения (Фэнь шу, Мачэн, 1590). Однако несмотря на запрет, повторенный и следующим императором в 1625, сочинения Ли Чжи продолжали публиковаться и цитировать, о чем, в частности, свидетельствовал Гу Яньу (1613–1686) в Записях ежедневных познаний (Жи чжи лу). Они служили источником свободомыслия, оппозиционных настроений и даже революционной активности как в самом Китае, так и в сопредельных странах. Так, в Японии один из провозвестников «революции Мэйдзи» (1868) и последователь Ван Янмина Ёсида Сёим (1830–1859) в тюрьме читавший и комментировавший Фэнь шу и Сюй цан шу, оставил запись том, что перед казнью его вдохновляет завершение жизни Ли Чжи. В Китае Фэнь шу была переиздана в 1908 в период революционного брожения накануне крушения империи в 1911. Начало современного изучения творчества Ли Чжи, ознаменовавшееся одновременным опубликованием в 1949 в Шанхае и Токио посвященных ему монографий У Цзэ и Симады Кендзи, также совпало с историческим переломом в судьбе Китая.
Идейное наследие Ли Чжи главным образом представлено четырьмя произведениями Фэнь шу, Сюй фэнь шу (Продолжение Книги для сожжения, посмертная публикация, Синьань, 1618), Цан шу (Книга для сокрытия, Нанкин, 1599; в переводе В.С.Манухина Потаенная книга), Сюй цан шу (Продолжение Книги для сокрытия, посмертная публикация, 1609), которые увидели свет в современном издании в Пекине в 1959 и 1961, а затем были переизданы тем же издательством Чжунхуа шуцзюй в 1974 и 1975. Первая из этих книг представляет собой собрание писем, эссе, заметок, предисловий, стихов и других текстов, в том числе Тун синь шо, Фу фу лунь, Да и нюй жэнь сюэ дао вэй дуань дянь шу, Хэ Синьинь лунь, написанных Ли Чжи за 8 или 10 лет до ее опубликования; вторая состоит из столь же разнообразных сочинений и всех писем, написанных им после 1590; третья – включает в себя около 800 биографий исторических деятелей, получивших известность за почти двухтысячелетний период от 4 в. до н.э. до 1368, т.е. до свержения правившей в Китае с 1281 монгольской династии Юань; четвертая – дополняет это собрание еще примерно 400 биографиями персонажей, действовавших при династии Мин, т.е. после 1368.
Умер Ли Чжи в Пекине 6 мая 1602.
Манухин В.С. Роль стиля в борьбе китайских вольнодумцев позднего средневековья. – В кн.: Жанры и стили литератур Китая и Кореи. М., 1969
Манухин В.С. Взгляды Ли Чжи и творчество его современников. – Труды межвузовской научной конференции по истории литератур зарубежного Востока. М., 1970
Серова С.А. Китайский театр и традиционное китайское общество (XVI–XVII вв.). М., 1990
Ли Си. Ли Чжи. – Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994
Серова С.А. Тайчжоусцы о категории дэ как силе нравственного самостояния и гармонизации человека (ХVI–ХVII вв.). – В кн.: От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М., 1998
Ответь на вопросы викторины «Философия»