АРХЕОЛОГИЯ
АРХЕОЛОГИЯ, изучение прошлого человечества по материальным свидетельствам. Некоторые археологи являются сторонниками мнения, что археология представляет собой отрасль более широкой научной дисциплины. К примеру, большинство исследователей, принадлежащих к британской школе, считают археологию частью истории. Курс археологии во многих университетах Британии изучается на исторических факультетах; в других же существуют самостоятельные факультеты археологии. Археологи американской школы, напротив, по большей части видят в археологии отрасль антропологии, вследствие чего курс археологии в большинстве случаев включен в программу антропологических факультетов. Специалисты по античной археологии порой рассматривают свою специальность как отрасль науки о классических древностях или истории искусств.
Однако среди археологов широко распространен и взгляд на археологию как на самостоятельную дисциплину, испытывающую стимулирующее воздействие других наук, но обладающую собственными методами, концепциями, теориями и научными открытиями. Это мнение развивали прежде всего представители так называемой «новой археологии» 1960-х годов, и оно до сих пор остается позицией достаточно влиятельного меньшинства.
Некоторые ученые видят в археологии всего лишь совокупность методов, применяеых в исторических, антропологических, искусствоведческих, географических и некоторых иных исследованиях. Для них границы археологии определяются способами получения и анализа материальных свидетельств.
ОТРАСЛИ АРХЕОЛОГИИ
Как правило, археолог сосредоточивается на более или менее ограниченной тематике – по той простой причине, что сама эта наука слишком обширна и достичь одинаковой квалификации во всех ее областях практически невозможно. Результатом такой специализации явилось формирование нескольких отраслей археологии. Прежде всего различают первобытную (доисторическую) археологию и археологию исторического периода.
Первобытная археология.
Доисторической условно именуют эпоху, предшествующую появлению письменности. Археологи, однако, прилагают это понятие и к обществам, которые обладают письменностью, до настоящего времени не расшифрованной. В соответствии с этим принципом племена майя классической эпохи, обитавшие на востоке Мезоамерики, прежде причисляли к доисторическим, но после осуществленной в последние два десятилетия 20 в. успешной дешифровки системы их письма относят к историческому периоду. Вслед за прочтением в 19 в. клинописи и египетских иероглифов был дешифрован целый ряд древних систем письма, и создавшие их народы перешли в категорию исторических.
Археологи настаивают на таком употреблении термина, поскольку культуру народов, письменность которых не расшифрована, исследуют теми же методами, что и культуру бесписьменных народов. В таких случаях археолог лишен важнейшей возможности руководствоваться письменными данными и должен опираться в своих построениях исключительно на материальные свидетельства.
Археологи, изучающие первобытную эпоху, обычно специализируются на каком-то конкретном регионе, а иногда и периоде. Например, исследователи палеолита изучают древнейшие археологические памятники Африки и Европы, уделяя преимущественное внимание каменным орудиям.
В избранных ими географических и хронологических рамках большинство археологов стремятся исследовать жизнь древнего человека в целом, уже не сосредоточиваясь на одном узком аспекте. Многие специалисты обладают профессиональными знаниями, необходимыми для анализа какой-то одной или нескольких разновидностей данных – к примеру, костей млекопитающих или характера износа орудий, но обычно они объединяют данные своих специальных анализов с заключениями других специалистов для создания более полной картины жизни людей, чем та, которую позволяет получить каждое исследование по отдельности.
Существует, однако, и несколько весьма специальных отраслей. Археология окружающей среды сосредоточена на воссоздании природного окружения древних людей, и ею занимаются почти исключительно специалисты по доисторической эпохе, поскольку исторические периоды в этом отношении немногим отличаются от современности и обычно хорошо освещены письменными источниками. В рамках этой отрасли археологии выделяются такие направления, как геоархеология (реконструкция окружающей среды по образцам почв и скальных пород) и археологическая палинология (воссоздание природного окружения по ископаемой пыльце растений).
Археология исторического периода.
Термин «археология исторического периода» используется в двух значениях. Во-первых, им обозначается та область археологии, которая посвящена изучению народов прошлого, обладавших письменностью, и оперирует в своих изысканиях сочетанием письменных и материальных данных. Некоторые ученые отдают предпочтение терминам «археология документированного периода» или «археология, подкрепленная текстами», поскольку они более однозначны и ясно указывают на важность письменных свидетельств. Во втором значении термин «археология исторического периода» употребляется применительно лишь к Северной Америке и Австралии, где он понимается в смысле археологии народов эпохи колонизации и постколониального времени, т.е. переселенцев, появившихся на этих континентах после их открытия европейцами.
Тезис о вкладе археологии в воссоздание истории кажется странным тем, кто полагает, что письменные источники содержат все необходимые сведения об историческом периоде. Между тем письменным свидетельствам присущи многочисленные недостатки. В частности, сосредоточив внимание на конкретных людях или группах, они содержат очень мало сведений обо всем остальном. Так, документы по истории Бостона обычно весьма подробно освещают жизнь белых мужчин-горожан, обладавших богатством и политическим весом; данных о бедняках, этнических меньшинствах и женщинах в них гораздо меньше. Весьма неполными часто оказываются даже сведения письменных источников о высших слоях общества, уделяя основное внимание таким престижным аспектам их деятельности, как политика, но не касаясь повседневной жизни.
Даже если в документах и затронуты столь обыденные (но в археологическом плане существенные) моменты, нет гарантии, что сведения верны. Автор свидетельства мог сообщить ложные или не вполне точные данные из-за незнания, небрежности или своих пристрастий. О чем-то автор письменного свидетельства мог умолчать, поскольку полагал, что читателям это известно. В силу всех названных причин материальные данные археологии существенно уравновешивают свидетельства письменных источников.
В рамках археологии исторического периода существует несколько направлений. Средневековая археология изучает деятельность обитателей Европы эпохи Средневековья; постсредневековая археология исследует период, последовавший за Средними веками и продолжающийся вплоть до наших дней, вследствие чего ее хронологические рамки соответствуют рамкам археологии исторического периода Северной Америки и Австралии.
Военная археология занята исследованием полей сражений, оборонительных сооружений и других мест, связанных с военными действиями. Промышленная археология занимается изучением технических и производственных объектов и возникавших вокруг них поселений. Особым направлением в археологии является изучение следов кораблекрушений, направленное на поиски остатков затонувших судов. Занимаются этим главным образом специалисты по археологии исторического периода. Эти исследования, обеспечивающие получение богатой информации о технологии судостроения, важны и для изучения других сфер человеческой деятельности. Так, обследование найденных в Средиземном море кораблей бронзового века и более поздних эпох позволило получить подробный перечень товаров, служивших объектами межрегиональной торговли; найти эти сведения, ключевые для понимания экономических и торговых связей между странами Средиземноморского бассейна, в письменных источниках невозможно. Различие в условиях проведения изысканий под водой и на земле обусловило разработку специалистами по следам кораблекрушений собственной системы полевых методик, отличающихся от тех, которыми пользуются их коллеги, работающие на суше.
Специфической отраслью археологии является ландшафтная археология, изучающая воздействие людей прошлого на окружающую природную среду. Специалисты в этой области исследуют следы террасного земледелия и других видов хозяйственной деятельности, но главное внимание уделяют паркам, усадьбам и иным объектам, обладающим эстетической ценностью.
Особое место в археологии исторического периода занимают античная археология и смежные с ней направления. Античная археология изучает древнюю Грецию и Древний Рим, а также связанные с ними регионы. В центре внимания египтологии находится древний Египет, ассириология сосредоточена на исследовании древней Месопотамии. Все эти направления выросли из интереса к древнему искусству, который у специалистов по античной археологии сочетается с вниманием к литературе античного мира. В итоге ученые, работающие в этой сфере, считают себя гуманитариями-классиками и держатся несколько особняком от остальных археологов, связанных преимущественно с традициями антропологии, истории и общественных наук. В последнее время античная археология несколько расширила поле своей деятельности, начав уделять больше внимания изучению материальной культуры и повседневной жизни, что означает установление определенных связей с представителями других отраслей археологии.
Общедисциплинарные отрасли археологии.
Некоторые отрасли археологии не ограничены исключительно доисторическим либо историческим периодом.
Археоботаника и археозоология представляют собой отрасли археологии, изучающие соответственно ископаемые остатки растений и животных. Специалисты этого профиля часто исследуют материалы из чужих раскопок с целью их определения, подсчета и интерпретации.
Экспериментальная археология исследует прошлое опытным путем. Многие из таких экспериментов имеют целью определить правомерность предложенной археологами интерпретации. Например, археологи, изучавшие древние племена майя на востоке Мексики, обнаружили так называемые чултуны – подземные каменные камеры неизвестного назначения. Исходя из предположения, что они служили хранилищами, их попробовали наполнить водой и различными пищевыми продуктами; при этом выяснилось, что хранить в них можно лишь плоды хлебного ореха, и таким образом подтвердилось мнение археологов, что они предназначались для хранения именно этого продукта.
В ходе других экспериментов изготавливают артефакты для исследования отходов производства; так, при изготовлении каменных орудий определяют количество и размещение полученных сколов и сравнивают их с отложениями на исследуемом археологическом памятнике. Существуют эксперименты, направленные на определение эффективности различных производственных операций, как в случае, когда специалисты по экспериментальной археологии, изучая историю освоения жителями Новой Гвинеи стального топора, использовали для рубки деревьев топоры и из стали, и из камня. Сравнив затраты времени и степень износа орудий в том и другом случае, они получили представление о возможных причинах заимствования новогвинейцами стальных топоров. Эксперименты еще одного вида проливают свет на процесс превращения обитаемого поселения в археологический памятник; так, археологи сжигали модели неолитических хижин или сооружали копии земляных построек, чтобы исследовать, как они изменяются под воздействием эрозии и других природных факторов.
Этноархеология похожа на экспериментальную археологию тем, что уделяет много внимания сбору данных, способствующих интерпретации археологических материалов и памятников. Разница между ними состоит, однако, в том, что этноархеолог в полевых условиях изучает виды человеческой деятельности, предположительно сходные с теми, которые запечатлены в археологических материалах. Вместо того, чтобы опытным путем установить, какие следы на костях тюленя может оставить процедура разделки его туши, этноархеолог отправится в Арктику, чтобы посмотреть, как разделывают мясо инуиты (эскимосы) или алеуты и каковы последствия этой операции. Хотя этноархеолог не получает столь полного представления о спектре возможных вариантов, как экспериментатор, его преимущество состоит в том, что он получает представление о навыках и традициях людей, непосредственно причастных к изучаемому явлению.
Как правило, этноархеологические и экспериментальные исследования проводят те же археологи, которые осуществляют разведки и раскопки. В этом заключается их отличие от археоботаников и археозоологов, большинство из которых имеет более узкую специализацию и в своей работе ограничивается анализом материалов, обнаруженных при раскопках другими археологами.
Контрактная археология, чаще именуемая службой охраны культурного наследия, существенно отличается от всех прочих отраслей археологии. Это археология, связанная с общественными работами – например, со строительством автомагистралей. Во многих странах, в том числе в Соединенных Штатах и Канаде, законодательно установлен порядок, по которому любые общественные работы, потенциально грозящие повреждением или разрушением археологических памятников, должны предусматривать определенные меры по минимизации подобного ущерба. Расходы по охране культурного наследия, как правило, оплачиваются правительством.
Если тот или иной памятник представляется важным, археолог, занимающийся охраной культурного наследия, разрабатывает рекомендации, как в ходе строительных работ избежать его порчи или свести ее к минимуму. Эти рекомендации могут включать предложение переместить зону строительства ради сохранения памятника для последующих поколений или укрыть его под землей таким образом, чтобы он не пострадал при строительстве, либо провести раскопки или другие полевые работы для получения представляющих научный интерес сведений о памятнике.
К археологической службе по охране культурного наследия близка деятельность, именуемая спасательными раскопками. Этим термином обозначают полевые работы, проводимые в спешном порядке в случае неминуемого разрушения памятника.
АРХЕОЛОГИЯ: МЕТОДЫ И ПРИЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Археологи по существу подобны детективам, занятым воссозданием и постижением жизни людей прошлых эпох; поэтому неудивительно, что для извлечения информации из материальных следов, оставленных древними людьми, они используют самые разнообразные методы и приемы. Некоторые из них присущи только археологии, другие заимствованы из физики, биологии, геологии и других наук; имеются среди них и такие, которые используются криминалистами.
РАЗНОВИДНОСТИ ИСТОЧНИКОВ
Археология – единственная отрасль изучения человека, опирающаяся в большей мере на оставленные людьми материальные остатки, чем на непосредственные наблюдения над человеческим поведением или на письменные свидетельства. Такая ориентация на материальные свидетельства заставляет археологов совершенствовать те методы и приемы сбора и осмысления данных, которые обеспечивают извлечение максимума сведений из имеющихся источников.
Категории археологических памятников.
Материальные остатки, представляющие интерес для археолога, распадаются на четыре обширные категории. Первая – это артефакты, т.е. объекты, созданные или подвергнутые обработке людьми. К числу артефактов относятся орудия труда и украшения, такие, как каменные орудия, одежда из тканей, изъеденные временем бронзовые украшения, глиняные сосуды. К числу артефактов относятся также предметы, случайно или преднамеренно образовавшиеся в процессе изготовления определенных изделий, – такие, как отходы производства (например, пластинки, отколотые от каменного ядра при изготовлении орудия), обрезки ниток, оставшиеся после ткацких работ, кусочки шлака (стекловидного материала, остающегося при выплавке металлов) и различные побочные продукты производственных химических процессов.
Вторая категория – археологические объекты, включающие обусловленные человеческой деятельностью нарушения грунтового слоя или созданные человеком сооружения. Простейшей и наиболее распространенной формой такого объекта является яма, выкопанная в земле для хранения продуктов или для мусора; такую заброшенную яму можно обнаружить по отличию ее заполнения от окружающей почвы, часто более темному и мягкому, с более высоким содержанием органических материалов. Тлен от столбов, темный контур сгнивших или сгоревших на месте деревянных плах часто позволяют проследить очертания и структуру бревенчатой постройки. Несколько более сложным сооружением является очаг, в котором служившие для отражения тепла камни могут располагаться кольцом вокруг углубления, наполненного древесными углями и золой. К числу наиболее сложных объектов относятся каменные фундаменты построек, туннели рудников, земляные насыпи и гробницы.
Третью категорию составляют биологические остатки – любые материалы, некогда принадлежавшие к живой природе. Необработанные кости, раковины улиток, пыльца растений, обугленные зерна и древесина – все это биологические остатки. По установившейся традиции биологические материалы, посредством обработки превращенные в артефакты, – такие, как костяные иглы или хлопчатая ткань, – не считаются биологическими остатками.
Сами биологические остатки можно разделить на три вида. Пищевые остатки представляют собой либо кусочки, выброшенные в ходе приготовления и употребления пищи, либо остатки еды. В эту категорию входят, например, раковина съедобного моллюска, кость от оленьей ноги, кукурузный початок, предполагающие, что сам моллюск, нога оленя или зерна кукурузы были съедены. Если же какие-то материалы животного или растительного происхождения служили для изготовления артефактов, то из них образуются технические отходы. Так, техническими отходами являются осколки кости от оленьей лопатки, получившиеся при вырезании из нее охотничьего орудия. Наконец, те остатки (биологического или иного происхождения), которые не были использованы или обработаны людьми, а просто сохранились на том же месте, где обитали люди, представляют собой экофакты. Примерами ископаемых биологических экофактов могут служить древняя растительная пыльца, раковины земляных улиток, панцири насекомых. Экофакты в принципе обеспечивают возможность реконструировать природную среду эпохи существования археологического памятника.
Четвертую категорию составляют почвенные, галечные и иные геологические отложения, скопившиеся на площади памятника. Среди них имеются важные экофакты, позволяющие получить информацию о его природной среде и об истории его образования. Отложения могут содержать также химические следы истлевших материалов. Пробы отложений часто позволяют обнаружить мельчайшие биологические остатки и артефакты, которые очень трудно или вообще невозможно выявить в полевых условиях. Поэтому в археологии общепринята практика брать в поле образцы отложений, чтобы впоследствии подвергнуть их тщательному лабораторному анализу.
Материальные остатки обретают особую ценность, когда известно взаиморасположение мест их обнаружения. Отдельный фрагмент древесного тлена, к примеру, может быть остатками плахи для рубки мяса или столба для привязывания домашних животных; несколько расположенных по небольшому кругу сгнивших столбов укажут на примитивное жилище или зернохранилище; расположение истлевших столбов в виде большого овала со следами внутренних колонн станет свидетельством существования здесь более основательного общественного сооружения. Точно так же наконечник стрелы, найденный в области живота скелета погребенного с высокой вероятностью свидетельствует о насильственной смерти этого человека, тогда как такой же наконечник, обнаруженный в мусорной куче, может означать, что он просто попал в мусор при разделке туши убитого стрелой зверя. Именно значение пространственного распределения находок заставляет археологов так тщательно фиксировать в поле место обнаружения всех существенных находок.
Процесс формирования памятника.
Иногда археологу выпадает счастье обнаружить памятник с исключительно хорошей сохранностью материальных остатков. К примеру, комплекс Озетт в штате Вашингтон представляет собой древнее поселение американских индейцев, погребенное впоследствии под грязевым оползнем; спустя несколько лет на этом месте было основано новое поселение, также со временем перекрытое оползнем. Такая ситуация повторялась девять раз, что предоставило археологам девять последовательных закрытых комплексов, в которых великолепно сохранились деревянные, кожаные и другие изделия. С этой ситуацией можно сравнить погребение в 79 н.э. под вулканическими отложениями Помпей (HL) в Италии, где пепел покрыл город столь быстро, что люди были застигнуты на ступеньках лестниц, а в сосудах даже сохранилась пища.
Но все археологические памятники – даже те, что отличаются исключительно хорошей сохранностью, – испытали воздействие различных процессов, следствием которых явилось изменение, разрушение или внутреннее смещение археологических остатков. На большинстве памятников эти процессы привели к основательному изменению их характера и содержания. Эти процессы, которые принято именовать процессами формирования памятника, подразделяются на воздействия культурного происхождения, обусловленные деятельностью людей, и природные воздействия.
Возьмем, к примеру, хижину с деревянным каркасом и соломенной кровлей, в которой находились различные артефакты. Покидая жилище, его обитатели, вероятно, забрали с собой по возможности всю утварь, какую смогли, бросив только то, на переноску чего не стоило тратить усилий. Оставленные изделия из дерева, тканей и иных органических материалов, скорее всего, подверглись разложению под воздействием плесени, бродильных процессов и бактерий; по мере истлевания они были раздавлены. Пищевые продукты или предметы, которые часто трогали руками, вследствие чего они от соприкосновения с человеком основательно пропитались солью и жиром, возможно, привлекали диких зверей. Сама хижина также была сооружена из органических материалов и могла, истлев и обрушившись, в кратчайший срок исчезнуть с лица земли. Единственным заметным ее следом в таком случае оставался бы круг из сгнивших столбов и несколько каменных и костяных изделий, которые могли быть перемещены питающимися падалью животными, ветром или дождевыми потоками. Некоторые из костяных изделий через определенное время разрушились бы под воздействием содержащихся в почве кислот. Со временем все следы сооружения оказались бы погребены под наносами.
Происходящее с течением времени разрушение органических материалов является в археологии правилом, если только не сказывается влияние одного из четырех факторов, препятствующих воздействию микроорганизмов. Во-первых, сохранность этих материалов может обеспечить их обугливание. Слишком сильное тепловое воздействие может уничтожить предмет, а слишком слабое благоприятствует деятельности микроорганизмов; однако между двумя этими крайностями возникает ситуация, когда предмет сохраняет свою форму, но служить пищей уже не может. К примеру, сплетенные из растительных волокон сети, обнаруженные в раковинных кучах Южной Африки, представляют собой весьма непрочные изделия, которые никогда не сохранились бы, если бы не оказались обугленными.
Во-вторых, материал может сохраниться, если он не соприкасается с кислородом, в котором нуждаются микроорганизмы. Сохранность находок на поселении Озетт явилась результатом того, что глинистые слои изолировали культурные остатки от кислорода. Исключительно хорошая сохранность материалов под водой также объясняется тем, что в этих случаях нет доступа для кислорода.
В-третьих, сохранности органических материалов может способствовать высококислотная среда – опять-таки потому, что она препятствует развитию микроорганизмов. В кислотной среде невредимыми сохраняются органические материалы. Человеческие жертвоприношения, помещенные в эпоху раннего железного века в кислые воды болот Англии или Дании, сохранились настолько хорошо, что неповрежденными были найдены кожа людей, их волосы, одежда и удавки на шеях. Археологам удалось даже исследовать содержимое желудка человека из торфяника Толлунд и определить, что он ел во время своей предсмертной трапезы.
В-четвертых, способствовать сохранности органических материалов могут исключительная сухость или холод. Знаменитые египетские мумии дошли до наших дней прежде всего по причине сухости окружающей среды, хотя бальзамировщики приняли и иные меры для обеспечения их сохранности. В Арктике, в зоне вечной мерзлоты, были обнаружены целые замерзшие туши покрытых шерстью мамонтов. Менее известны мумии из Гренландии и тела из эскимосского памятника Инуит, сохранившиеся благодаря совместному воздействию холода и сухости.
Однако наличие подобных условий является исключением, и археологи готовы к тому, что, как правило, им удается обнаружить только остатки предметов, существовавших при жизни исследуемого памятника. Сохраняются преимущественно изделия из камня, керамики, стекла и некоторых металлов (таких, как золото); другие металлы подвержены коррозии, кость испытывает разрушающее воздействие кислот, и степень сохранности изделий из этих материалов зависит от химической среды того слоя, в котором они оказались. Предметы из органических материалов, особенно мягких, в большинстве археологических памятников сохраняются крайне редко.
СБОР ДАННЫХ
Обычно археолог делит свое время между работой в библиотеке, в поле и в лаборатории. Свою работу он начинает с знакомства с изысканиями предшественников, затем отправляется в поле собирать данные для собственных исследований. Значение этих данных зачастую остается неясным до тех пор, пока он не вернется в лабораторию и не проанализирует их. Сам же сбор материалов осуществляется преимущественно в ходе полевых работ.
Обнаружение археологических памятников.
Первым шагом в процессе сбора археологических данных обычно являются поиски памятников. При исследовании структуры расселения учитываются принципы размещения памятников относительно ландшафта и их взаиморасположения, и археолог в своих изысканиях может опираться в первую очередь на закономерности такого размещения. В других случаях выявление археологического памятника может служить первым шагом на пути углубленного его изучения.
Археологическая разведка.
Выезд в поле и выявление памятников называют их поиском или археологической разведкой. Существует много различных способов обнаружения памятников – в зависимости от местных условий и целей разведки. Поиск небольших, неприметных памятников в лесной чаще обычно отличается от разведки расположенных в пустыне крупных поселений с развалинами архитектурных сооружений.
При визуальной разведке исследуют поверхность земли, не предпринимая раскопок. Такой способ поиска наиболее продуктивен в местностях, почти лишенных скрывающей поверхность земли растительности, что позволяет исследователю замечать артефакты, оказавшиеся на поверхности вследствие эрозии почвы, деятельности грызунов, насекомых и воздействия иных природных сил. Обследование поверхности целесообразно также при поиске крупных развалин, заметных даже в густой растительности. Классическим примером такой разведки являются поиски развалин, оставленных народом майя в Центральной Америке, поскольку громадные каменные храмы и иные сооружения возвышаются над влажным лесом подобно застывшим растительным холмам и их очень легко распознать. Однако визуальная разведка в таких условиях непригодна для выявления многочисленных памятников майя, не содержащих монументальных сооружений, хотя неуке известно о существовании большого количества таких памятников.
Некоторые археологи достигли большого мастерства в полевой археологии («археологии горок и ямок»), дополняющей обычную археологическую разведку. В неровностях земной поверхности они умеют разглядеть оросительные канавы, оборонительные валы, ямы, выкопанные для каких-то иных целей и т.п. Опытный практик может извлечь весьма богатую информацию о памятнике из данных о строении его поверхности.
Гораздо более трудоемким, чем визуальная разведка, является обследование объектов, находящихся под землей, в ходе которого для выявления археологических остатков берутся образцы слоев грунта. Обычно берутся небольшие пробные шурфы, и земля из них исследуется на содержание артефактов или информативных биологических остатков. К примеру, раковинные кучи можно распознать по плотным скоплениям ракушек съедобных моллюсков, а мастерскую для изготовления каменных орудий – по отходам от их обработки. Небольшие шурфы, закладываемые обычно в разведочных целях, часто содержат очень немногочисленные находки, достаточные лишь для того, чтобы установить наличие на этом месте памятника; для того же, чтобы получить о нем более детальное представление, необходимо в дальнейшем предпринять раскопки.
В некоторых случаях археолог может облегчить свой труд, используя вместо совка орудия для бурения. Такое орудие представляет собой трубку, иногда с суженным и заостренным рабочим концом, которую вбивают или ввинчивают в землю для извлечения образцов находящегося под поверхностью грунта. Диаметр извлекаемого керна невелик – как правило, 2,5–7,5 см, – и потому в нем может почти или совсем не содержаться опознаваемых артефактов, даже если бурение осуществлено в центральной части памятника. Вследствие этого такой метод обычно используют при поисках специфических памятников, в слоях которых можно ожидать массовых отложений какого-то легко распознаваемого материала. Особенно продуктивен этот способ для обнаружения раковинных куч, скоплений отходов производства или свалок.
И при поверхностной, и при глубинной разведке от археолога требуется тщательная фиксация того, какая территория была обследована и что было или не было при этом найдено. Для такой фиксации обычно используют топографические карты; на них обследованная территория обозначается линиями или сериями точек. К этим картам прилагают пояснения, указывающие, какие методы разведки были применены и какие результаты получены, а иногда – и сделанные от руки планы отдельных объектов и выявленных памятников. При глубинной разведке каждому шурфу обычно присваивается определенный номер и фиксируется его содержимое и стратиграфия (расположение слоев грунта). Все найденные остатки помещают в снабженные этикетками пакеты и доставляют в лабораторию для очистки, составления описи и проведения анализов.
И при наружной, и при глубинной разведке можно применять химическое исследование образцов грунта. Небольшие образцы почвы предназначаются для выявления в полевых условиях наличия в их составе химических компонентов, высокую концентрацию которых можно предполагать на памятниках определенных типов. Наиболее широко практикуется анализ на ионы фосфата – компонента мягких органических материалов, наличие которого в грунте является следствием их гниения. По мнению некоторых археологов, высокое содержание фосфата – надежный признак мусорных отложений, хотя в действительности оно может быть обусловлено попаданием в почву органических удобрений или мочи скота на пастбищах. Высокое содержание ртути в почве – отличительная особенность памятников, жители которых потрошили рыб анадромных пород (тех, что обитают в море, но мечут икру в пресной воде), поскольку их внутренности содержат большое количество ртути, сохраняющейся в почве там, где скапливались эти отбросы. В настоящее время практикуется также анализ почв на липиды (жировые вещества) как на показатель наличия органических отходов.
Применяемые при разведке памятников химические исследования обычно проводятся непосредственно в поле, в случае неоднозначности полученных результатов здесь же делают повторные анализы. По этой причине они не вполне надежны, и археологи обычно используют их лишь как основу для определения зоны дальнейших поисков – часто с применением методов глубинной разведки.
Сбор образцов для анализа практикуется при всех видах разведки. В зависимости от ее целей можно использовать разные способы взятия проб. Если она проводится для выяснения численного соотношения памятников разных категорий (относящихся к различным эпохам или культурам либо имевших разное назначение), следует с особым вниманием отнестись к тому, чтобы различные природные зоны были представлены равномерно, поскольку памятники какой-то категории могут оказаться особенно многочисленными или, напротив, редкими в той зоне, которой было отдано предпочтение. К примеру, археологическая разведка в Новой Англии показала бы неоправданно преувеличенное число памятников, относящихся к периоду после 500 н.э., если бы сконцентрировалась на ее прибрежных районах, поскольку с течением времени заселенность этой зоны возрастала; попытка на основе данных этой разведки воссоздать общую картину роста населения привела бы к ошибочному представлению о резком взлете численности жителей на позднем этапе; напротив, разведку, направленную на поиски раковинных куч для дальнейших их раскопок, следовало бы сосредоточить именно на побережье, так как наибольшая концентрация памятников этого типа наблюдается именно там. Существует обширная литература о влиянии различных способов сбора образцов на результаты археологических разведок.
Дистанционное обследование.
Дистанционным обследованием называют любые приемы, служащие для определения отличительных признаков того или иного объекта на расстоянии. При выявлении археологических памятников таким приемом в первую очередь являются фотографический и иные подобные способы выявления отличительных признаков и особенностей, считающихся характерными для определенного вида памятников или объектов. Дистанционное обследование может быть очень эффективным при изучении обширных участков земли, которые нельзя охватить традиционными способами полевой разведки.
Наиболее распространенной в археологии формой дистанционного обследования является применение аэрофотосъемки. Обычно используют вертикальную съемку (строго вниз, перпендикулярно к поверхности земли), но в некоторых случаях применяется ракурсная съемка (под углом к земной поверхности). Степень детальности снимков зависит прежде всего от высоты положения камеры и от свойств используемой пленки. Так, съемки с небольшой высоты обычно позволяют показать больше деталей, чем снимок, сделанный с искусственного спутника.
При применении аэрофотосъемки в археологии важную роль играет спектральная чувствительность используемой пленки. Она может фиксировать либо видимый, либо невидимый свет и передавать его в черно-белом или цветном варианте (обычно, когда воспроизводится невидимый свет, говорят о «ложном цвете»). Видимый свет – это тот, который воспринимает невооруженный глаз человека; невидимый свет характеризуется более короткими (ультрафиолетовыми) или более длинными (инфракрасными) волнами, чем те, которые доступны человеческому глазу. Многие объекты видимы на пленке, чувствительной к одному участку спектра и нечувствительной к другим его участкам. Поэтому при обследовании с больших дистанций применяются мультиспектральные сканеры (МСС) – цифровые камеры, фиксирующие изображения, относящиеся к разным участкам спектра.
Существует и целый ряд других приемов дистанционного обследования, использующих авиацию или искусственные спутники и иногда применяемых в археологии. При использовании спутниковой или самолетной РЛС сигнал направлен на землю сверху и, отражаясь, воспроизводит изображение земной поверхности, скрытой любым растительным покровом. Этот способ доказал свою результативность в условиях влажных лесов Центральной Америки при поисках монументальных развалин, оставленных народом майя. Инфракрасная термография фиксирует мельчайшие тепловые неоднородности, позволяя отличать более теплые участки почвы (к примеру, в заполнении сооружений) от более холодных (например, от окружающего эти сооружения плотного непотревоженного материкового грунта). Эти методы дистанционного обследования применяются в археологии лишь в редких случаях ввиду их дороговизны и ограниченной пригодности.
Имеются также различные способы дистанционного обследования, использующие оборудование, размещаемое на поверхности земли. Портативный зондирующий локатор перемещают над землей, посылая радиосигнал в грунт и получая его отражение, возникающее при каждом переходе из одного грунтового слоя в другой; при этом компьютер составляет приблизительную стратиграфическую схему. По тому же принципу работает протонный магнитометр, который перемещают по поверхности земли, посылая в почву поток протонов; отраженные протоны формируют звуковой сигнал, раздающийся в момент фиксации грунтовой аномалии (какого-либо отличия данного участка грунта от окружающих). При исследовании электрического сопротивления применяется источник тока с парой электродов, втыкаемых в землю; таким образом также можно зарегистрировать и нанести на план все аномалии грунта. Благодаря возможности фиксации малых аномалий эти методы чаще применяют для выбора места раскопок на памятнике, чем для обнаружения самого памятника.
Дистанционное обследование является удобным способом выявления памятников (или аномалий, которые могут указывать на его местонахождение), но лишь в редких случаях не требует подтверждения полевыми работами. Данные такого обследования зачастую неоднозначны и недостаточны для определения культурной и хронологической принадлежности обнаруженного памятника.
Предварительное моделирование памятников.
Этот метод не предназначен для обнаружения неизвестных археологических памятников, а позволяет предсказать, какое их число располагается на еще не обследованной территории. Его суть состоит в том, что на основе данных, полученных в ходе тщательной разведки, плотность размещения памятников в различных природных условиях и полученные результаты проецируются на области, более или менее сходные с изученными в природном и культурном отношении.
Исторические свидетельства.
Первобытная, или доисторическая археология по самому своему определению не может при поисках памятников оперировать историческими свидетельствами. Археология письменного периода, напротив, имеет возможность обращаться с этой целью к зачастую достаточно многочисленным документам. Многие народы имели карты, данные переписей и массу иных документов, содержащих разнородные и в различной мере достоверные данные о местоположении памятников.
При всем обилии исторических свидетельств пользоваться ими можно с двумя оговорками. Во-первых, далеко не всегда легко определить современное расположение на местности пункта, обозначенного на древней карте. Ориентиры и названия со временем изменились, а многим древним картам свойственны неточности и искажения. Один и тот же древний объект, отмеченный на карте или упомянутый в документе, разные исследователи могут поместить в разных местах.
Во-вторых, не каждый археологический памятник прошлых эпох упомянут в документах того времени. Сельские поселения, отдельные усадьбы, казавшиеся составителям карт несущественными, постройки, которые они предпочитали не упоминать (к примеру, публичные дома, уличные уборные, поселки презираемых этнических групп) и другие подобные объекты зачастую в источниках не упоминаются. Поэтому документы могут послужить отправным пунктом при определении местоположения исторических памятников, но без привлечения дополнительных источников информации создают искаженную картину.
Раскопки.
Фундаментом археологических исследований в первую очередь являются раскопки – систематическое извлечение из земли и регистрация археологических материалов и связанных с ними сведений. Цель раскопок выглядит обманчиво простой: собрать информацию таким образом, чтобы сохранить и зафиксировать все сколько-нибудь существенные данные. К сожалению, цель эта недостижима, поскольку сохранить и зафиксировать все невозможно, а в вопросе о том, что именно является наиболее существенным, согласия между учеными нет. Кроме того, раскопки любого памятника и решение любой исследовательской задачи требуют использования особых приемов. Этим объясняется существование множества пригодных с профессиональной точки зрения способов ведения раскопок.
Первым шагом при раскопках обычно является составление плана исследования памятника, который, как правило, фиксируется документально. В этом плане учитываются цели исследования, сведения, необходимые для их достижения, оптимальный способ получения этих сведений, а также имеющиеся средства, планируемый график работ и возможные препятствия. По ходу полевых исследований, предоставляющих археологу новую информацию, даже самый совершенный план обычно приходится корректировать в направлении его сокращения или расширения.
Еще до начала любых других полевых работ территорию памятника необходимо разбить на квадраты. К этой координатной сетке привязывают место находки любого объекта или предмета, и потому ее разбивку следует производить очень тщательно и при этом так, чтобы ее можно было со временем восстановить. Тщательность достигается аккуратной работой и применением специальных инструментов; точность этой операции значительно возросла с началом использования в 1980-х годах лазерного теодолита. Возможность восстановления сетки квадратов означает, что археолог, вернувшийся к исследованию данного памятника спустя сто лет, может воссоздать ее в прежнем виде. Это обеспечивается привязкой сетки к каким-либо неподвижным ландшафтным объектам; лучшим ориентиром служит топографический знак – постоянный знак, установленный государственными службами и обозначенный на официальных картах, – но можно воспользоваться для этой цели и заметной скалой или другим подобным объектом. Расстояние от опорной точки координатной сетки на памятнике – той, от которой осуществляются все замеры, – до ландшафтного ориентира промеряется и заносится в паспорт памятника.
Через опорную точку проводят линии, идущие с севера на юг и с востока на запад; местам пересечения этих линий присваивают определенные обозначения. Наиболее распространено обозначение через их расстояние от опорной точки – например, N10/E30 обозначает точку, расположенную в 10 м севернее и в 30 м восточнее опорной точки. На крупных памятниках для облегчения процедуры замеров выделяют вспомогательные опорные точки, но при этом необходимо фиксировать взаиморасположение основной и вспомогательных опорных точек.
Фиксации требует и соотношение высот, и их также замеряют от основной опорной точки. При замерах на большие расстояния пользуются визированием с помощью нивелира или теодолита; при измерении соотношения высот близлежащих точек по обычному пузырьковому уровню горизонтально натягивают бечевку от точки, высота которой известна, и затем определяют, насколько выше или ниже ее находится замеряемая точка. В идеале можно определить соотношение в трехмерном пространстве каждой извлеченной из раскопа находки с любым другим объектом.
Собственно земляные работы при раскопках производят с помощью различных инструментов – в зависимости от меры точности и аккуратности, необходимой для решения стоящей перед археологом задачи. При перемещении значительных масс земли, представляющих малую археологическую ценность или вообще ее не имеющих, – например, позднейших заполнений или речных наносов, – можно применять бульдозер или иную аналогичную технику. Если требуется большая осторожность, археолог обращается к более тонким инструментам – совку, мастерку каменщика, пешне. Наконец, для самых деликатных операций – таких, как извлечение сгнивших тканей, – может пригодиться зубоврачебная игла и кисточка из верблюжьего волоса. При раскопках могут понадобиться веник, ложка, геологический молоток, садовые ножницы, фруктовый нож, мусорный совок и множество других орудий.
Раскопки археологического памятника ведут не наугад и не в расчете на случайную удачу. Напротив, планируя их, четко определяют, какой именно участок подлежит исследованию, и производят его разбивку – обычно посредством натягивания бечевки вдоль его границ. Грунт снимают слоями большей или меньшей толщины, следуя структуре почвенных слоев либо разделяя их на пласты определенной мощности – как правило, в 10 или 15 см. При применении совка или мастерка их перемещают по возможности горизонтально, снимая тонкие прослойки земли.
В ходе земляных работ археолог стремится найти как можно больше следов древних людей. Однако многие предметы – особенно мелкие – могут остаться незамеченными, и потому весь извлеченный из раскопа грунт просеивают через грохот с высокими бортами и с дном из проволочной сетки. Размер ячеек сетки выбирают в зависимости от того, каких находок следует ожидать на данном памятнике, и от целей исследования.
Как правило, все найденное в процессе раскопок собирают, описывают и помещают в снабженные этикетками пакеты. До 1950-х годов у археологов было принято отбирать для сохранения лишь наиболее целые и хорошо сохранившиеся образцы, а кости и прочие биологические остатки многие тогдашние исследователи вообще не трогали. Однако в наше время стала очевидна важность фрагментарных находок и не подвергшихся обработке остатков, которые теперь непременно собирают. Исключение делается лишь тогда, когда раскопки охватывают обширную территорию, содержащую обильные и однообразные материалы, как, например, при исследовании раковинных или шлаковых куч. В таких случаях археологи обычно отправляют этот материал в отвал, ограничиваясь отбором серий его образцов.
Руководитель раскопок ведет тщательное описание всего, с чем он сталкивается в процессе работ. Как правило, документация включает стратиграфический чертеж по меньшей мере одного из бортов раскопа, планы всех важных объектов, перекопов и мест находок артефактов на разных уровнях, дневник с изложением последовательности работ, описанием находок и их размещения в пространстве. Все раскопы или большинство их обычно фотографируют. Часто археолог заносит в дневник и свои наблюдения и предварительные соображения: к примеру, он отмечает сосредоточение в определенном месте большого количества бусин и высказывает предположение, что изначально они были нашиты на истлевшую деталь одежды. Случается, что описание раскопок по объему не уступает самим находкам.
Некоторые из найденных предметов имеют очень плохую сохранность и требуют консервации, проведения определенных химических и физических процедур для их укрепления. Кости, например, могут оказаться мягкими или хрупкими. В обоих случаях их можно пропитать закрепляющим раствором, для чего обычно применяют разведенный ацетоном поливинилацетат (ПВА); ацетон быстро испаряется, и пропитка ПВА способствует укреплению костной ткани. Большинство археологов предпочитают в полевых условиях проводить лишь минимальную необходимую консервацию, поскольку любая операция влияет на возможность проведения последующих анализов (так, применение ПВА делает обработанный им предмет непригодным для процедуры радиоуглеродного датирования).
После завершения полевых работ у археологов принято засыпать раскоп, часто придавая памятнику первоначальный вид. При этом, однако, непременно следует оставить метку на опорной точке, а иногда и на других местах, чтобы облегчить задачу восстановления координатной сетки на случай, если тот же самый или другой археолог решит возобновить полевые работы.
Флотация.
Флотация – это раскрытие очень мелких объектов посредством размывания перекрывающих их более тяжелых отложений водой или иной жидкостью. В археологии флотация впервые получила признание после ее применения в 1960-х годах Стюартом Стрейвером при исследовании памятника Костер. Первоначально ее популярность была основана на удобстве этого метода для собирания зерен злаков, мелких косточек, рыбьей чешуи и других биологических остатков, важных для осуществления зарождавшихся экологических исследований. Вскоре стало ясно, что методом флотации можно выявлять также крохотные бусины и даже еще более микроскопические объекты, и это показало его значение для самых разных археологических изысканий.
Археологическую флотацию можно применять как в поле, так и в лаборатории, при обработке доставленных туда проб отложений. Простейшим видом флотации является промывание образца грунта в емкости с водой посредством покачивания с последующим удалением смываемого осадка, который затем высушивают, исследуют под слабым микроскопом, сортируют и определяют его состав. В более сложном флотационном приборе сжатый воздух прокачивают через бак с водой, медленно сцеживая верхний слой воды через несколько фильтров; специальным насосом воду возвращают в бак для поддержания постоянного ее уровня.
Приборы для флотации не только ускоряют широкомасштабное проведение этой операции, но и обеспечивают более полное выявление содержащихся в грунте материалов. Для определения разрешающей способности этой процедуры в образец грунта примешивают сто современных зернышек мака и отмечают, сколько из них удалось обнаружить. Обычно при флотации используют простую воду, но в некоторых случаях применяют жидкости с большим удельным весом. Иногда химикаты добавляют в жидкость для того, чтобы облегчить процесс разрушения глинистых отложений, но по возможности этот прием стараются не применять, поскольку он отрицательно сказывается на сохранности некоторых разновидностей археологических материалов.
Другие виды полевых работ.
Существуют некоторые разновидности археологических полевых работ, не относящиеся к обычным разведкам и раскопкам. В основном они связаны с изучением наскальных изображений и надписей или подводных памятников.
Фиксация наскальных изображений и надписей.
Наскальное искусство – основной термин, принятый для обозначения изображений, нанесенных на поверхность валунов и скал или на стены пещер. Эти изображения выполнены в различной технике и соответственно именуются по-разному: пиктографы (росписи), петроглифы (выбитые многократными ударами каменного молотка по поверхности скалы, создающими множество точечных углублений, из которых складывается рисунок), гравировки (образованные идущим по контуру изображения желобком, получившимся от ударов молотком по долоту или иному подобному инструменту) или трафаретные рисунки (нанесенные путем набрызгивания краски поверх какого-либо предмета – зачастую человеческой руки, благодаря чему получалось «негативное» изображение). Наскальное искусство было распространено в разных регионах земного шара, особенно в Сахаре, Индии, Средиземноморье, Скандинавии и на западе Северной Америки; древнейшие его памятники появляются примерно 30 000 назад.
Хотя по крайней мере некоторые из наскальных изображений, вероятно, обладали для их создателей определенным значением, их нельзя трактовать как письменность; его фигуры не обозначали слов. Письмена, вырезанные или нанесенные краской на скалы или стены каменных построек, именуются надписями и появляются в археологических материалах примерно с 2000 до н.э., т.е. несколькими столетиями позже появления первых памятников письменности на других материалах.
Археологические изыскания зачастую включают в себя фиксацию наскальных изображений и надписей, причем ее приемы, естественно, очень отличаются от других видов полевых работ. Следует подчеркнуть многообразие способов фиксации рисунков, которые часто с большим трудом удается однозначно распознать. Их фотографируют (иногда при различном освещении и с применением пленок разной спектральной чувствительности), зарисовывают и описывают. Как и при составлении любой другой полевой археологической документации, очень важно указать пространственное расположение рисунков или надписей относительно друг друга и иных имеющихся в данном месте археологических объектов. Существуют специальные методы датирования памятников наскального искусства, и для этой цели может оказаться необходимым составить подробную документацию или взять образцы.
Подводные памятники.
Полевая археологическая работа по большей части осуществляется на суше, но иногда ее проводят и под водой. Примерно до 1960-х годов подводные поиски обычно проводились почти бесконтрольно, и при этом ради легкой добычи произведений искусства часто жертвовали ценной информацией. Современные подводные раскопки, хотя и ведутся в условиях, существенно отличающихся от наземных, не уступают им по тщательности, документированности и результативности.
МЕТОДЫ И ПРИЕМЫ ЛАБОРАТОРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Если полевые работы являются основным способом обнаружения археологических материалов, то лабораторные исследования служат главным средством получения информации, необходимой для интерпретации этих материалов. Существенную часть лабораторной работы составляет очистка находок, их паспортизация и каталогизация. Однако лишь проводимые после этого анализы позволяют уяснить их характер и значение.
«Методы» в прямом смысле слова – это логические аргументы, обосновывающие обращение к тем или иным аналитическим процедурам, тогда как «приемы» – это дополняющие методы практические операции. В археологической лабораторной практике используются сотни методов и приемов, но ни в одном исследовании не применяется вся их совокупность. Из них выбирают те, что наиболее пригодны для решения проблемы, предусмотренной планом работ или его последующими модификациями. Остановимся на некоторых наиболее часто используемых методах и приемах.
Датирование.
Определение даты археологических отложений является одной из главных стоящих перед археологом задач, поскольку, не зная, какие из находок одновременны друг другу, невозможно предложить их интерпретацию. До 1950-х годов археология располагала крайне ограниченным набором способов датирования и опиралась главным образом на историко-культурные и стратиграфические данные; но с указанного времени развитие получили биологические, физические и химические методы датировки.
В процедуре датирования можно выделить два основных типа операций. Определение относительной датировки предполагает последовательное распределение двух или более предметов либо археологических комплексов на временной оси – от ранних к поздним. Примером относительного датирования является установление того факта, что комплекс А позже комплекса В, тогда как определение, что комплекс А сложился в 8 в. или в 1044, – это пример абсолютного датирования. Термин «абсолютная дата» не обязательно свидетельствует об абсолютной точности; он лишь указывает, что речь идет о датировке единичного объекта, а не о временной последовательности нескольких объектов. Оба вида датирования равно важны и широко применяются в археологии.
Историко-культурные методы.
Историко-культурные методы датирования опираются на особенности артефактов и иных элементов культуры. Из всех методов определения датировок они применяются наиболее часто.
Календарное датирование.
Календарное датирование состоит в обнаружении датированных надписей – обычно на постройках или монетах – и в их использовании для определения даты содержащего эти объекты комплекса или сооружения. К примеру, в пепле, засыпавшем город Помпеи, найдено много монет, ни одна из которых не датируется временем после 79 н.э. – времени уничтожившего город извержения вулкана. Если бы дата этого извержения не была известна из документов, ее можно было бы вполне надежно установить методом календарного датирования, основанного на монетных находках.
Календарное датирование осложнено существованием по крайней мере 80 различных календарей, употреблявшихся разными народами в разные эпохи. Некоторые из этих календарей были основаны на линейном счислении времени – дату любого события отсчитывали от некоего начального момента в прошлом (обычно – от сотворения мира или от явления божества); применительно к таким календарям установление эквивалентной даты по современному григорианскому календарю достигается простым вычислением. В других календарных системах применялся циклический счет времени, и одна и та же дата повторялась снова и снова.
Типологическое датирование.
Типологическое датирование состоит в определении даты комплекса на основе наличия в его составе артефактов с уже установленной датировкой. Например, в комплекс находок из Нью-Йорка колониальной эпохи может входить приспособление для завивки парика, применявшееся только с 1740 по 1760, чубук трубки того типа, который бытовал между 1720 и 1760, и посуда, употреблявшаяся с 1700 до 1750. На основе этих находок устанавливается дата комплекса 1700–1760. Можно даже допустить, что ее следует ограничить 1740–1750, поскольку это – минимальный интервал наложения перечисленных дат друг на друга. Дата, полученная типологическим методом, может оказаться искаженной вследствие бережливости обитателей памятника, привычки сохранять старые вещи намного дольше обычного срока их жизни.
Типологическое датирование возникло на основе применения методов перекрестного и относительного датирования. В состав комплекса с неизвестной датой могут входить артефакты, аналогичные содержащимся в другом комплексе. Хотя абсолютная дата этого второго комплекса неизвестна, можно полагать, что оба комплекса принадлежат к одной эпохе. Соответственно дата одного из них, полученная календарным или каким-либо иным методом, указывает на дату и другого. По мере накопления абсолютных дат для артефактов определенных типов и стилей перекрестное датирование постепенно уступает место типологическому.
С течением времени археологи определили периоды бытования разнообразных типов артефактов, и типологическое датирование является теперь наиболее широко применяемым методом установления археологических дат. Его значение определяется отчасти его дешевизной, а отчасти – возможностью датировать находки непосредственно в полевых условиях.
Сериация.
Сериация – это совокупность методов установления некоей последовательности артефактов и, соответственно, одна из форм определения их относительной хронологии. Одна из ее разновидностей – эволюционная сериация – позволяет разместить вещи определенной категории (например, топоры) в последовательности, отражающей предполагаемое направление их изменения. Можно, к примеру, предположить, что развитие топоров шло в сторону их увеличения, либо уменьшения, либо усложнения формы; исходя из этого, образцы топоров располагают в известной последовательности. Этот вид сериации был широко принят в археологии 19 и начала 20 вв., но со временем его способность отражать реальную эволюцию вещей была поставлена под сомнение и в наши дни им пользуются редко.
Другой вид сериации – сериация по сходству – был разработан в 1849 Джоном Эвансом. Эванс доказывал, что развитие формы многих артефактов происходит постепенно, посредством появления едва заметных изменений, и что по этим изменениям можно определить последовательность вещей во времени. Он понимал, что не существует надежного способа определить, какой конец этого ряда является ранним, а какой – поздним, но полагал, что дополнительная информация может дать ответ на этот вопрос. Сериация по сходству сыграла важную роль в первой половине 20 в. и применяется до сих пор, хотя ее существенно потеснили физические методы датирования.
Последний из видов сериации – частотная сериация – был особенно популярен в середине 20 в. Впервые применивший его Джеймс Форд отверг теорию Эванса о постепенных изменениях, выдвинув вместо нее гипотезу о смене одних форм вещей другими, совершенно отличными, – наподобие того, как стеклянные бутылки для минеральной воды были вытеснены алюминиевыми банками. Исходя из этого он настаивал на необходимости подсчитывать количество предметов каждого типа в различных комплексах, а затем размещать эти комплексы в такой последовательности, при которой один тип постепенно вытесняется другим. Выводы, полученные с применением частотной сериации, позже были подтверждены физическими методами датирования, но построение полноценной частотной сериации требовало таких чудовищно сложных вычислений, что она никогда широко не применялась.
Стратиграфическое датирование.
Стратиграфия – это исследование грунтовых слоев и их хронологического соотношения; этим же термином обозначают саму последовательность слоев (иногда последнюю именуют «стратификацией»). Фиксация стратиграфии представляет одну их основных задач ведения полевой документации в процессе раскопок, и со времени своего становления в конце 19 – начале 20 вв. она широко применялась как один из основных методов датирования. Важность стратиграфических данных – одна из причин того, что археологи столь тщательно фиксируют взаимное размещение объектов. При интерпретации стратиграфических данных ключевую роль играют четыре основных принципа.
Принцип terminus post quem (лат. «время, после которого») гласит, что некий комплекс (в том числе слой) сложился после изготовления самого позднего из содержащихся в нем предметов. Это естественно, поскольку предмет не может попасть в комплекс до того, как он был сделан. Иногда, впрочем, предмет попадает в отложения более раннего времени, хотя явные признаки этого отсутствуют, – как, например, в случае находки монеты в один пенни в слое раннебронзового века.
Принцип ассоциации (иногда именуемый законом Ворсо) гласит, что дата образования закрытого комплекса – т.е. комплекса, сформировавшегося относительно быстро, – приблизительно совпадает со временем бытования входящих в него предметов. Классическим примером закрытого комплекса является могила, которую обычно выкапывают и засыпают всего за несколько дней. Поэтому можно полагать, что могила датируется тем же периодом, что и найденные в ней артефакты. Конечно, возможно, что в состав ее инвентаря вошли какие-то семейные реликвии, и в таком случае могила будет относиться к более позднему времени, чем эта реликвия. Принцип ассоциации представляет собой частный случай принципа terminus post quem.
Принцип перекрывающих напластований (иногда именуемый законом Стено) состоит в том, что каждый слой отложений старше того, который лежит непосредственно над ним. Иными словами, делая раскопки, мы последовательно попадаем во все более ранние слои. Принцип перекрывания применим лишь к каждому месту по отдельности, поскольку нет никакой гарантии, что слой, находящийся в каком-то месте на глубине в 1,2 м от поверхности, моложе того, который в другом месте лежит на 2,4 м ниже поверхности. Если люди прокопали несколько слоев и образовалась куча отвала, формируется обратная (или инвертированная) стратиграфия: грунт из верхнего прокопанного слоя попадает в основание этой кучи, на него насыпают землю следующего слоя и т.д. Обратная стратиграфия иногда вводит археологов в заблуждение, приводя к созданию перевернутой хронологии.
Принцип прорезания гласит, что каждое скопление, впущенное в другое, является более поздним. К примеру, могила, прорезавшая слой глины, должна быть позже, чем это глинистое отложение; в противном случае она не могла бы его прорезать.
В совокупности эти четыре принципа позволяют разобраться в самой сложной стратиграфии. При том, что основной целью исследования обычно является не построение относительной хронологии, а получение абсолютной даты, стратиграфическое датирование иногда позволяет установить последовательность объектов, неясную в условиях использования только абсолютных датировок. Этапы сооружения здания, к примеру, могут следовать один за другим с таким незначительным промежутком, что никакие методы абсолютного датирования не дают возможности распознать их, но относительное датирование по стратиграфическим данным может выявить последовательность предпринимавшихся при этом действий.
Особым случаем использования стратиграфии для получения абсолютных дат является датирование по ленточным глинам. Ленточные глины – это слои чистой глины, смытой с ледника за время его ежегодных летних подтаиваний и отложившейся в соседнем озере. Поскольку формирование таких отложений происходит по одному напластованию в год, подсчет их позволяет судить, сколько лет отделяет формирование археологического слоя от настоящего времени. Хотя датирование по ленточным глинам применялось лишь в конкретных условиях – при изучении археологических памятников Скандинавии, этот метод имел огромное значение для развитии археологии в 19 в., поскольку позволил определить, какой период времени отделяет нас от последнего оледенения.
Биологические методы датирования.
С течением времени одни представители земной фауны вымирают, а другие эволюционируют, и этим обусловлено различие в составе живых организмов, обитавших на земле в разные периоды. На этих изменениях основан один из методов построения относительной хронологии, хотя и весьма приблизительной, поскольку процессы эволюции и вымирания тех или иных видов животных протекают очень медленно. Одним из наиболее известных случаев определения даты по остаткам фауны стала находка в 1925 в Фолсоме (шт. Нью-Мексико) останков вымершего бизона с воткнутым в них каменным орудием. Это сочетание явилось первым подтверждением того, что человек обитал на американском континенте еще в эпоху плейстоцена, когда существовала эта разновидность бизонов. В наши дни датирование по составу фауны применяется редко, поскольку существуют более точные методы.
Другим методом биологического датирования является дендрохронология, именуемая также датированием по древесным кольцам. В стволах большинства пород деревьев образуются легко различимые годовые кольца, хорошо различимые на поперечном срезе ствола. У некоторых пород ширина таких колец колеблется в зависимости от погодных условий соответствующего года, и такие чувствительные породы можно использовать для целей дендрохронологии. Собрав серию данных, протянувшуюся от сегодняшнего дня в прошлое, специалист в области дендрохронологии может определить место в этой цепочке любого большого древесного обломка, в котором представлено не меньше 10–12 годовых колец. К примеру, если на бревне из поселка пуэбло сохранилось самое внешнее кольцо, то по нему можно установить, в каком году было срублено дерево, из которого изготовлено это бревно. Если предположить, что дерево срубили, когда оно понадобилось для строительства, то можно с точностью до одного года датировать саму постройку. Сводная шкала, с которой сопоставляют тот или иной образец древесины, оказывается различной для разных регионов. В наше время дендрохронология постоянно применяется при изучении древностей юго-западных районов Америки и в Европе, а в отдельных случаях – и в других областях земного шара.
Физические и химические методы.
После Второй мировой войны широкое применение получили физические и химические методы датирования.
Радиометрическое датирование.
Все радиометрические методы датирования основаны на определении степени распада содержащихся в археологических остатках радиоактивных элементов. Примером этой категории методов может служить самый известный из них – радиоуглеродное датирование (датировка по изотопу углерода 14С). В верхние слоях атмосферы под действием космических лучей образуется элемент 14С – нестабильный (радиоактивный) изотоп углерода; он циркулирует в атмосфере и постепенно внедряется в растения при поглощении ими диоксида углерода в процессе фотосинтеза; затем он попадает в организмы животных. В результате концентрация 14С в верхних и нижних слоях атмосферы и в живых организмах оказывается одинаковой. Когда организм умирает, его углеродный обмен с атмосферой прекращается и начинается распад 14С, скорость которого известна. Определяя концентрацию этого изотопа в любых остатках некогда живой материи, можно вычислить, сколько времени прошло с момента смерти организма.
Как и при использовании иных способов датирования, практические вычисления радиоуглеродных дат осуществляются в специализированных лабораториях, куда археолог отправляет свои образцы. В ответ он получает датировки, выраженные в стандартном виде – например, «1010±80 лет тому назад (Бета-3144)». Дата 1010 – это число лет от настоящего момента (точнее, от круглой даты, принятого, чтобы избежать вызванного течением времени разнобоя в данных). Величина «±80» – стандартное отклонение, статистическая мера надежности оценки: существует 66-процентная вероятность того, что точная дата находится в пределах стандартного отклонения (в обе стороны) от полученного возраста в 1010 лет от наших дней (что соответствует 940 н.э.), 90-процентная вероятность того, что она лежит в пределах двух стандартных отклонений, 95-процентная вероятность ее нахождения в пределах трех стандартных отклонений и т.д. Код в скобках обозначает выполнившую анализ радиоуглеродную лабораторию и номер образца.
При радиоуглеродном датировании могут происходить ошибки разного рода. Образцы могут оказаться загрязненными от контакта с руками и вследствие этого содержать примеси углерода более позднего происхождения. Изменения интенсивности космического излучения на протяжении тысячелетий породили небольшие расхождения в концентрации 14С в живых тканях, что было замечено по разнице между радиоуглеродными и дендрохронологическими датировками. На практике применяется калибровка радиоуглеродных дат, основанная на данных дендрохронологии, и возраст в 1010 лет, приведенный выше в качестве примера, соответствует калиброванной календарной дате 1000 н.э.
Несмотря на эти трудности, радиоуглеродное датирование представляет собой наиболее важный из используемых археологами методов датировки. Он широко применяется, поскольку для него пригоден обширный круг углеродсодержащих материалов – от костей до дерева или древесного угля. При использовании абсорбционной масс-спектрометрии достаточно одного грамма органического вещества для получения надежной даты, относящейся к периоду от примерно 70 000 до н.э. до приблизительно 1600 н.э. Если единичная дата может привести к существенной ошибке, то получение неверной датировки на основе серии дат маловероятно. Появление в 1949 радиоуглеродного датирования произвело переворот в археологии, предоставив в ее распоряжение недорогой, надежный и доступный для широкого применения метод получения абсолютных дат.
Другие радиометрические методы основаны на аналогичных принципах, но пригодны для использования иных материалов и временных интервалов. Калиево-аргоновое датирование позволяет определить дату вулканических отложений возрастом от 100 000 до 5 000 000 лет; оно помогло датировать местонахождения ископаемых гоминид в Восточной Африке. Серия дат, полученных с использованием радиометрии урана, дает возможность определить время образования отложений карбоната кальция в период от 50 000 до 500 000 лет тому назад; этот метод помог датировать слои эпохи палеолита в европейских пещерах. Датирование по цепной ядерной реакции радиоактивного распада пригодно в первую очередь для установления возраста скальных пород в интервале от 300 000 до 3 млрд. лет; его применяли при определении даты местонахождений восточно-африканских гоминид. Второстепенной и вызывающей споры сферой применения метода датирования по цепной ядерной реакции является датировка изделий из стекла, относящихся к последним 2000 лет.
Термолюминесцентный метод датирования (TL) основан на измерении количества электронов, захваченных электронными ловушками в том или ином, преимущественно в стекле, глине и кремнистых породах. Земную поверхность постоянно бомбардируют различные космические частицы, и электроны из этого потока могут захватываться кристаллической решеткой вещества в местах, называемых электронными ловушками. Норма такого захвата известна, поскольку известна радиоактивность данного вещества. При нагревании вещества до 500° С электронные ловушки опустошаются, а сами электроны рекомбинируют в виде световой энергии.
Суть термолюминесцентного датирования состоит в измерении излучения датируемого образца и вычислении скорости заполнения электронных ловушек. (С наибольшей точностью ее можно вычислить, если известна излучательная способность грунта, из которого взят исследуемый образец). Затем образец нагревают до 500° С и измеряют его ищлучение; оно равно сумме величин световой энергии, порожденной термолюминесценцией, и свечения, обусловленного накопленным тепловым воздействием на образец. В результате нагревания ловушки опустошаются. После этого образец вновь нагревают; излучаемый при этом свет вызван только нетепловым свечением. Вычитание второго показателя из первого дает величину термолюминесценции, а ряд дополнительных вычислений позволяет сопоставить его с датой последнего нагревания этого образца до 500° С. Этот метод успешно применяется для определения времени изготовления керамической посуды и стекла, а также нагревания камней и глиняных полов в очажных ямах. Временной интервал для объектов, поддающихся датированию по термолюминесценции, тот же, что и для радиоуглеродного метода, – примерно от 80 000 до н.э. до 1500 н.э.
Родственным термолюминесценции является метод электронного парамагнитного резонанса, при использовании которого количество электронов в ловушках подсчитывается без нагревания образца. Хотя метод ЭПР не требует разрушения образцов, он менее точен и более дорог, чем метод термолюминесценции.
Датирование по остаточной намагниченности.
Определение датировок по остаточной намагниченности (называемое также археомагнитным или палеомагнитным датированием) основано на фиксации магнитного поля, возникшего в прошлом в глине или горной породе. Поскольку направление и интенсивность магнитного поля Земли постепенно изменяются, определение характеристик этого поля в древних отложениях может свидетельствовать, когда сформировалось то или иное отложение. Для определения датировки этим методом пригодны два вида отложений. Глины или железосодержащие породы, некогда нагретые до температуры в 700°, сохраняют то магнитное поле, в условиях которого они подверглись нагреванию, так же, как и глины, постепенно оседавшие в непроточном водоеме. После извлечения образца породы и установления его исходной ориентации этот образец отправляют на исследование в специальную лабораторию. Для целей археологии наиболее пригодны образцы из очажных ям, относящихся ко времени от 70 000 до н.э. до наших дней, но в принципе данный метод может применяться для датирования отложений возрастом до нескольких миллионов лет.
Датирование по рацемизации аминокислот.
Датирование по аминокислотам может применяться для определения возраста органических веществ, в первую очередь – сохранившихся в костях протеинов. Входящие в состав протеиовы аминокислоты существуют в двух формах – «живой» (L) и «мертвой» (D); самопроизвольный переход из состояния L в состояние D называется рацемизацией. Скорость рацемизации известна и стабильна, хотя изменяется в зависимости от температуры. Вследствие этого измерение соотношения L и D-форм аминокислот с учетом температурных условий той среды, в которой образец находился с момента смерти организма, дает сведения, позволяющие вычислить, сколько времени прошло с этого момента. При первых опытах применения этого метода в 1970-х годах температура не принималась в расчет, а поскольку исследуемые кости находились в горячем источнике, результаты получились совершенно невероятные и были отвергнуты. Однако последующий их пересчет и более аккуратное применение метода оказались более успешными, доказав, что датирование по аминокислотам открывает широкие возможности для определения даты материалов возрастом до 100 000 лет.
Фторные и урановые пробы.
Фтор и уран, в малых (следовых) количествах содержащиеся в грунтовых водах, постепенно накапливаются в костях животных, и на этом основан метод фторных и урановых проб. Если получение абсолютных датировок таким путем невозможно вследствие весьма значительного разброса интенсивности такого накопления в разных районах, то названные анализы могут служить основанием для построения относительной хронологии, позволяя определить, одинаков ли возраст обнаруженных в одном контексте предметов. Если содержание в них фтора и урана существенно различается, значит, они относятся к разному времени и оказались вместе вследствие случайности или фальсификации. Самым знаменитым случаем использования этого метода является исследование пилтдаунской находки – сфальсифицированного набора ископаемых останков, который пытались представить древнейшей находкой гоминид на территории Англии. Существенно различающееся содержание в них фтора и урана послужило одним из первых доказательств того, что эта находка является подделкой.
Датирование по патине.
Ряд родственных по своей природе методов датирования основан на том, что на многих материалах за время, пока они находятся в земле, образуется отличающийся от них химически и физически наружный слой. Например, на внешней поверхности обсидиана (вулканического стекла) образуется слой гидратированного кремнезема: толщина этого слоя зависит от температуры и особенностей состава самого обсидиана. Если установлена интенсивность гидратации данного сорта обсидиана в местных условиях, можно определить дату образца в интервале между 120 000 до н.э. и нашим временем. Измерение толщины гидратного слоя производится оптически – с использованием поляризационного микроскопа.
Одним из немногих методов датирования, применимых при изучении некоторых разновидностей памятников наскального искусства, является датирование по катионному показателю. В некоторых регионах на скалах образуется поверхностная патина (темный блестящий налет из окислов металлов, возникающий со временем от внешних воздействий). В этой патине содержится более или менее постоянная концентрация оксида титана и постепенно уменьшающаяся концентрация оксидов кальция и калия, поскольку эти последние легче растворяются в воде. Соответственно, измерив количество этих веществ в патине, покрывающей наскальное изображение, и вычислив, какое время требовалось для сложения данной их пропорции, можно определить его дату. Считается, что для каждого региона характерна также своя интенсивность выщелачивания скальной породы, что может служить для целей датирования. Эксперименты в области использования этого метода углубили нижнюю хронологическую границу сферы его применения на несколько сотен тысяч лет.
Датирование с применением нескольких методов.
Каждый из описанных методов датирования в принципе чреват возможностью получения неверной даты вследствие случайности, небрежности или влияния нераспознанных искажающих факторов. Поэтому археологи обычно стараются датировать изучаемые ими памятники разными методами, чтобы уменьшить вероятность ошибки.
Определение источников сырья.
Определение источников сырья – это установление происхождения материала, использованного для изготовления артефактов. Эта процедура важна при любом исследовании ремесла, торговли или межрегиональных взаимосвязей. Важнейшими показателями происхождения неорганических материалов являются их внешний вид, состав и структура; применительно к органическим материалам особенно существенны данные о распространении тех пород растений и животных, которые содержат использованное сырье. Происхождение большинства – хотя и не всех – материалов, представленных в археологических находках, поддается определению.
Неорганические материалы: визуальное обследование.
Некоторые материалы настолько легко отличимы по внешнему виду, что в дальнейшем их исследовании нет необходимости. В Центральной Америке широкое распространение получил зеленый обсидиан из Пачукского месторождения в Мексике, и его невозможно спутать с материалом иного происхождения. Желтый кремень, применявшийся в 18 в. французами в ружейных замках, без сомнения, происходит из Карибского бассейна, Канады или Камеруна. Однако другие материалы часто настолько сходны между собой, что для их различения необходимо применение более сложных методов.
Неорганические материалы: состав.
Состав многих неорганических материалов зачастую оказывается совершенно одинаковым вне зависимости от их происхождения. К примеру, обсидиан из любого месторождения состоит в основном из диоксида кремния, но различается примесями и следами редких элементов (таких, как скандий и теллур), содержание которых в нем составляет всего несколько миллионных долей. Каждому из месторождений обсидиана свойствен свой состав примесей, выступающий в качестве химической визитной карточки данного источника сырья.
Точно так же определить происхождение сырья позволяет разное распределение изотопов определенных элементов, содержащихся в данном материале в малых дозах или являющихся его основными компонентами. Например, евразийский обсидиан из разных месторождений можно различить по разному содержанию изотопов стронция – одного из элементов, содержащихся в нем в качестве примеси.
Существуют разные способы определения концентрации в веществе примесных элементов или изотопов. К ним относятся оптическая эмиссионная спектроскопия, рентгеновская флуоресцентная спектрометрия, электронно-зондовый микроанализ, нейтронно-активационный анализ, атомно-абсорбционная спектрометрия, рентгеноструктурный анализ. Эти разнообразные методы различаются по своей стоимости и чувствительности; некоторые из них сопровождаются уничтожением пробы анализируемого вещества, тогда как другие этого не требуют. Выбор наиболее эффективной методики определяется на практике.
Применение в археологии методов анализа примесей и изотопов дало блестящие результаты. Элементарный анализ примесей оказался наиболее успешным при исследовании каменных пород и – в меньшей степени – глин, применявшихся для изготовления посуды. К примеру, такой анализ предметов из евразийского обсидиана эпохи неолита позволил определить источники сырья, послужившего для изготовления тысяч артефактов, и способствовал детальному воссозданию картины древней торговли. Изотопный анализ продемонстрировал наибольшую эффективность при исследовании металлов – материала, определить источники которого иными способами достаточно трудно. В частности, доказано, что прекрасным объектом изотопного анализа является свинец, поскольку он в более или менее значительных дозах или в виде малой примеси содержится в серебре и меди. Плавка и другие технологические операции, судя по всему, не влияют на изотопные характеристики материала.
Неорганические материалы: структура.
Если кусочек камня или керамики отпилен в качестве образца так тонко, что его можно просветить насквозь, его структуру можно исследовать под микроскопом. Такой метод изучение тонкого среза издавна практикуется в геологии, и за полтора столетия его применения составлен обширный каталог материалов, структура которых известна. Широко применяется этот способ исследования структуры и в археологии.
При изучении тонкого среза каменной породы под микроскопом видны составляющие его кристаллы или иные частицы, их взаиморасположение и связи между ними. Часто это позволяет определить породу, хотя некоторые камни – особенно белый мрамор и многие разновидности кремня – распознаются плохо. Если ограничиться всего несколькими примерами успешного применения этого метода в археологии, то следует вспомнить установление происхождения материала, из которого были изготовлены колоссальные базальтовые головы, относящиеся к культуре ольмеков, или каменные топоры из Новой Гвинеи.
Еще более выразительные результаты дал метод исследования тонких срезов при изучении керамики. Использованная глина, содержащиеся в ней естественные примеси и следы органических веществ зачастую значительно различаются. Порой добавки, специально внесенные мастером в керамическую массу, позволяют установить место изготовления посуды и период, к которому она относится. Для того, чтобы глина при обжиге обрела дополнительную прочность, в нее примешивают различные добавки (толченый камень, песок и т.д.), и иногда удается точно установить их происхождение. Выяснение источников сырья, служившего для изготовления керамики Британии эпохи неолита, выявило неожиданную картину – существование гораздо более далеких, чем предполагали ранее, торговых связей.
Органические материалы: распределение разновидностей.
Применительно к таким органическим материалам, как раковины, кость, кожа и т.п., исследование строения и структуры с целью установления их происхождения оказывается малоэффективным. В наше время не существует результативных способов для определения происхождения широко распространенных материалов, но проследить распределение видов сырья, имевших более ограниченное распространение, иногда удается.
Например, раковины вида Olivella представлены на многих памятниках контактной зоны культуры хоупвелл, простирающейся от Миссури до Нью-Йорка и от Онтарио до Луизианы. Однако можно проследить путь этих раковин от побережья Мексиканского залива, поскольку это – единственное место, где они водятся. Точно так же о происхождении раковин с игольчатыми устрицами, найденных в Мезоамерике и в Перу, можно судить по данным о распространении этого вида.
Производственные технологии.
Материальные остатки, изучаемые археологией, представляют собой по преимуществу продукты производственной деятельности, и большинство археологов пользуются самыми разнообразными приемами для воссоздания способов изготовления артефактов различных типов. Методику этих приемов они вырабатывают, опираясь на современные способы производства сходных предметов, изучая различные стадии развития ремесла, засвидетельствованные археологическими материалами, и предпринимая опыты по изготовлению копий древних образцов.
Один из видов артефактов – каменные орудия – может быть создан тремя основными способами. Их можно изготовить методом оббивки, когда по куску кремня правильной раковинообразной формы наносят удары тяжелым отбойником (обычно из камня другой породы), отделяя многочисленные сколы, чтобы придать орудию нужную форму и острые края. Можно пользоваться другой техникой, многократно ударяя по куску твердой породы другим камнем, вследствие чего на заготовке образуется множество мелких углублений, постепенно придающих ей нужную форму. Можно применять технику шлифовки, когда заготовку трут куском песчаника или другой абразивной породы, постепенно добиваясь придания ей требуемой формы; шлифованное изделие можно затем отполировать – сделать его поверхность гладкой и блестящей, пользуясь для этого более тонким абразивом. При использовании техники оббивки остаются многочисленные отходы (к числу которых зачастую относятся и сами заготовки орудий, забракованные в результате неудачной обработки или вследствие наличия дефектов в породе), по которым можно до мельчайших деталей восстановить последовательность операций, применявшихся для создания орудия таким методом.
Артефакты другого широко распространенного вида – глиняную посуду – можно изготовить тремя основными способами. Существует ленточная технология, при которой из сырой глины делают длинную, похожую на веревку полоску, которую затем накручивают по спирали, формуя донце сосуда, а за ним – тулово и венчик. Вылепив таким образом сосуд, его поверхность заглаживают или охлопывают, чтобы сделать ее ровной и прочнее скрепить между собой отдельные витки спирали. Существует и другой прием: положить комок сырой глины на вращающийся гончарный круг и, постепенно вытягивая его вверх, сформовать сосуд правильно-симметричных очертаний. Третий способ – оттискивание сосуда в форме, извлечение из нее и последующая просушка. Ленточный метод был наиболее характерен для доколумбовой Америки, гончарный круг получил распространение в Евразии и Африке, а изготовление сосудов с использованием формы применялось повсеместно.
Каждый способ изготовления керамики оставляет свои отличительные признаки. Сосуды, изготовленные ленточным способом, зачастую имеют не столь симметричную форму, как остальные, и швы между витками спирали, всегда заметные на изломе черепка, а иногда и на его поверхности. На поверхности кругового сосуда видны концентрические линии, оставленные пальцами гончара, обрабатывавшего вращающийся ком глины, и следы гончарного круга на основании сосуда. Формованная керамика лишена признаков, характерных для ленточных или круговых сосудов, и обычно обладает сложными внешними украшениями, часто до мелочей идентичными на нескольких сосудах или на разных частях одного сосуда.
Металлические предметы, при крайне широком их распространении в памятниках Евразии и Африки, лишь изредка обладают признаками, указывающими на способ их изготовления. Литые изделия (изготовленные посредством заливки расплавленного металла в форму, где он остывает и твердеет) могут иметь красноречивые признаки – такие, как литейный шов (выступающий гребешок металла, затекшего между частями литейной формы) или литник (столбик металла, заполнившего отверстие, через которое расплавленный металл заливался в форму). Однако швы и литники на металлических изделиях зачастую стачивали, чтобы придать им более аккуратный вид. На кованых изделиях часто заметны следы отдельных ударов, но искусный кузнец большинство их старался устранить, а те, что сохранялись, обычно скрывает коррозия.
Металлография представляет собой исследование под микроскопом заполированной металлической поверхности, слегка протравленной кислотой для того, чтобы выявить структуру металла. Металлографическое исследование позволяет различать изделия, изготовленные техникой холодной ковки, горячей ковки и литья; отличать предметы, подвергшиеся закаливанию (быстрому остужению для придания ему блеска), от тех, при изготовлении которых эта процедура не производилась; изделия из метеоритного железа – от произведенных из выплавленного металла; наконец, сырого железа от стали.
Назначение артефактов.
По внешнему виду артефактов не всегда можно сразу определить, для чего они предназначались. Предмет, похожий на топор, мог служить и для вскапывания дерна. Другие орудия имеют не слишком определенную форму и, судя по их виду, могли использоваться как для обстругивания дерева, так и для сдирания звериных шкур или для жатвы. Некоторые вообще не имеют современных аналогов, и определить их назначение не удается. Археологи разработали сами или позаимствовали из криминалистики целый ряд методов определения функций артефактов.
Первый из этих методов, чисто умозрительный, – использование аналогий. Если какой-либо артефакт обладает целым рядом общих характеристик с другим, то весьма вероятно, что их назначение было одинаковым. Такое обращение к аналогиям позволяет археологу выдвинуть одно или несколько предположений о характере использования того или иного артефакта, но оно не может служить доказательством правильности этих предположений.
Для их проверки археолог должен обратиться к экспериментам. Попробовав применить копию артефакта для предполагаемых целей, он сможет оценить вероятность своей гипотезы. Для определения функций исследуемого орудия можно использовать и другие приемы. Допустим, археолог предположил, что похожее на топор каменное орудие служило для рубки деревьев или для вскапывания дерна. Эксперимент может ответить на вопрос, какая из этих гипотез правомерна, но для его проведения требуется изготовление нескольких копий, которые можно исследовать на предмет выявления следов, позволяющих различать операции. Одна из них оставляет глубокие царапины и не оставляет зазубрин, тогда как другая оставляет неглубокие царапины и многочисленные выщерблины. После этого требуется исследовать подлинное орудие, чтобы выяснить, следы какого из названных типов на нем имеются.
Исследование характера изношенности орудий, начатое в 1950-х годах в Советском Союзе, а в 1970–1980-х годах распространившееся по всему миру, – весьма эффективный метод определения назначения артефактов. Наиболее широко изношенность изучается применительно к орудиям из камня, кости и металла, хотя эпизодически подобные исследования проводятся и на иных материалах. Использование может оставлять следы разного рода, в том числе бороздки (царапины), выщербленности, заполированность и (на металлических орудиях) зазубренность режущего края. Размещение, направление количество и размеры этих следов характеризуют разновидности следов износа орудий из различных материалов.
Важные сведения о назначении предметов могут дать и остатки какого-либо вещества на орудиях и сосудах. Несмотря на пребывание всех этих предметов в земле на протяжении тысячелетий, на лезвиях орудий или на дне сосудов могут сохраниться незначительные остатки органических материалов. Их иногда удается определить посредством изучения под микроскопом, но часто требуется выявление органических компонентов, характерных для определенных органических материалов, посредством проведения химического (преимущественно хромотографического) анализа. К примеру, химики обнаружили следы горчицы, оливкового и сливочного масла в керамических чашах, найденных в неолитических поселениях Швейцарии.
Реконструкция окружающей среды.
На протяжении тысячелетий окружающая среда претерпевала изменения, и потому зачастую трудно установить, в каких природных условиях жила та или иная древняя группа. Современная пустыня могла некогда быть покрытым буйной растительностью берегом озера, а лес – тундрой. Археологи, изучающие древнюю окружающую среду, исследуют все характеристики природных условий прошлых эпох, включая климат и погоду, растительность и воздействие человека на природу.
Климат и растительность.
Солнечное излучение характеризуется долговременными колебаниями, приводящими к колебаниям земного климата – чередованию холодных эпох с расширением зоны оледенения и периодов потепления, когда ледник отступает. Исследование останков фораминиферы – одноклеточных водных существ, обнаруженных в пробах отложений на дне океана, доказало существование в прошлом долговременных тепловых изменений, охвативших и океанские глубины.
Самые разнообразные данные указывают на региональные и локальные изменения климата и растительности. Растения обильно выделяют пыльцу, разносимую ветром на большие расстояния; ее следы (кремнистые остатки) хорошо сохраняются и служат важным показателем существовавшего в прошлом климата.
Древесные кольца, о которых шла речь в разделе о дендрохронологии, также позволяют судить о региональном климате, поскольку более широкие кольца указывают на более влажные годы.
Полезными при воссоздании климата и растительности той области, в которой находится археологический памятник, могут оказаться и раковины земляных улиток, панцири и челюсти насекомых. Каждый вид этих существ приспособлен для жизни в определенных условиях, и учет всех представленных разновидностей может послужить материалом для реконструкции местных природных условий.
Пыльца, ракушки улиток, останки насекомых и древесные кольца служат главными показателями при воссоздании картины локальных и региональных природных условий, тогда как целый ряд других данных играет лишь вспомогательную роль. Остатки древесины, злаков, фруктов – все это дает дополнительную информацию для реконструкции природной среды.
Воздействие человека на природу.
Для археолога, изучающего окружавшую человека среду, особый интерес представляет вопрос о тех изменениях в природе, которые явились результатом деятельности человека. Их наиболее характерным признаком служит быстрое изменение картины распространения определенных видов растений и животных – прежде всего тех, которые могут быть связаны с хозяйственной деятельностью людей.
К примеру, результаты пыльцевых анализов из Северной Европы показали уменьшение количества пыльцы вяза, а также нескольких других древесных пород, приходящееся на время ок. 3300 до н.э. Этот «вязовый кризис» обычно трактуют как следствие вмешательства человека в жизнь природы, появления огромных стад домашнего скота, объедавшего древесную листву.
Исследование отложений на территории древнего города Аксума в Эфиопии показало значительное ускорение разрушительной эрозии ок. 500 н.э., которое, как полагают, было вызвано вырубкой лесов, прежде окружавших Аксум. Это сведение леса явилось, возможно, следствием роста населения города и его потребности в дровах, а также расширения экспорта древесины твердых тропических пород. Исчезновение лесов привело к вымиранию виверры, мускус которой являлся важным объектом торговли.
Средства существования.
Обеспечение средств существования, добывание пропитания, составляющее основной смысл человеческой деятельности, находит свое отражение в археологических материалах. На то, какую пищу человек потреблял и как он ее готовил, в известной мере указывают утварь, служившая для готовки и для еды, посуда, а также немногочисленные отпечатки зерен и других продуктов, попавших в керамическую глину до ее обжига. Но самым ценным источником сведений такого рода являются биологические остатки.
Для археолога представляют интерес материалы как флоры (растений), так и фауны (животных), но растительные остатки обычно представлены на памятниках более скудно. Их относительная редкость объясняется не тем, что человек потреблял растительную пищу в меньших количествах, чем животную; напротив, растительные продукты преобладали в рационе всех народов за исключением обитателей Арктики. Однако многие виды растительной пищи – влажные и плохо сохраняются; среди уцелевших остатков преобладают зерна, которые столь малы, что их нелегко обнаружить при проведении раскопок обычными способами. Чтобы выявить эти микроскопические остатки, археологи обычно пользуются описанным выше методом флотации.
Не всегда ясно, являются ли те или иные биологические материалы следами пищи, природными объектами (экофактами) или производственными остатками. Ключом к ответу на этот вопрос может послужить контекст – например, обилие зерен в яме-хранилище. Кости и иные фаунические остатки могут сохранить следы свежевания, свидетельствующие, что люди разделывали тушу, а характер этих следов покажет, было ли целью этой операции получение пищи или производственного сырья. Находка целого скелета, скорее всего, говорит о том, что этот зверь не был съеден. Размещение частей тела животного иногда указывает на его употребление в пищу; так, находка на памятнике только ног оленя свидетельствует, что его тушу разделали на том месте, где олень был убит, а на поселение принесли лишь лучшие куски мяса.
Растительные остатки.
Среди находимых на археологических памятниках пищевых остатков растительного происхождения преобладают зерна злаков и фруктовые семечки, стебли (жесткие черешки, на которых крепятся плоды тыквы и дыни) и фитолиты (микроскопические кремневые вкрапления, содержащиеся в мякоти растений). Иногда находят хорошо сохранившиеся кукурузные початки – в том случае, если они были обжарены, тогда как вареные сохраняются очень плохо. Коренья археологи находят редко, хотя удалось обнаружить картофелины, помещенные древними перуанцами в горные ледники для сушки.
Поскольку определение растительных остатков обычно осуществляют специалисты в области фауны, то эта процедура большинстве случаев состоит в непосредственном сравнении археологических находок с опубликованными описаниями и современными образцами видов и сортов. Исключение составляет извлечение и определение фитолитов. Ввиду их малых размеров, для их выделения требуются специальные приемы – обычно особый способ флотации проб грунта из слоя или промывка поверхности артефакта. Собранные таким образом фитолиты исследуют под микроскопом. Современной науке доступна очень точная идентификация некоторых их разновидностей, тогда как другие поддаются лишь самому общему определению.
Результаты определения растительных остатков нетрудно выразить в количественных показателях, что часто и делается. Но оперировать такими показателями следует с осторожностью. К примеру, тот факт, что при раскопках какого-либо памятника найдено много зерен пшеницы и всего несколько зернышек ячменя, объясняется в большей степени влиянием случайных обстоятельств на их сохранность, чем долей каждой из этих культур в рационе создателей памятника. Всего одна попавшая в поле зрения исследователя порция пшеницы может создать явно завышенное представление о ее значении в хозяйстве.
Остатки фауны.
К числу самых распространенных разновидностей фаунических остатков пищевого происхождения относятся кости, зубы, рога животных, раковины моллюсков, черепашьи панцири. Хотя сами роговые ткани обычно сохраняются плохо, часто вместе с остатками черепа находят тот костяной стержень, вокруг которого нарастает рог. Подобные остатки по большей части имеют довольно значительный размер, и их часто находят в процессе раскопок; среди рыбьих костей, напротив, преобладают мелкие, и для их обнаружения обычно прибегают к флотации проб почвы. Мягкие ткани почти никогда в грунте не сохраняются.
Определение фаунических остатков, как правило, производится разными исследователями, специализирующимися на изучении млекопитающих, птиц, рыб или других разновидностей (таксономических групп) животных. В принципе процедура определения осуществляется непосредственно на остатках, препятствием же служит значительная фрагментированность многих из них. Проводящий определение специалист обычно выполняет и другие исследования, к описанию которых мы теперь и обратимся.
Многие образцы позволяют определить возраст убитого животного. Иногда его устанавливают по эпифизному смыканию, т.е. по тому, в какой мере концы костей (эпифизы – суставы), растущие на протяжении жизни особи, оказались разделенными или сросшимися; иногда о возрасте свидетельствует то, насколько прорезались у животного зубы; для некоторых видов (особенно оленей и крупного рогатого скота) показателем возраста является мера сточенности коренных зубов.
Останки взрослых особей позволяют также исследовать те особенности их строения, которые свидетельствуют о сезонном росте. Так, у медведя клыки растут на протяжении всей его жизни, причем в одни сезоны – быстрее, а в другие – медленнее. Разрез зуба покажет серию чередующихся микроскопических участков быстрого и медленного роста; посчитав число ежегодных чередований приростов, можно вычислить возраст животного в момент его смерти. Этот метод применим и для исследования коренных зубов копытных (в первую очередь – оленя), морских раковин, ножных костей птиц и некоторых других остатков, но у большинства видов этот показатель возраста отсутствует.
По многим остаткам можно определить и сезон, в который животное было убито. Его определяют, исследовав сезонные приросты и исходя из того, с каким сезоном связан самый внешний из них. Некоторые виды животных – особенно мигрирующие – могут обитать в определенной зоне только в определенное время года. Другие растут на протяжении всего одного года, и о сезоне их смерти можно судить по размерам особи.
Иногда посредством исследования строения, размеров, состояния определенных участков костей можно определить пол животного. Такие признаки, как кривизна рога, позволяют также различать домашние и дикие породы животных. Одомашненных животных можно распознать и по некоторым другим характеристикам костных материалов.
Количественные показатели фаунических остатков являются более значимыми, чем остатков растительных. Это объясняется тем, что они лучше сохраняются и потому число находок соответствует количеству особей: находка трех овечьих скелетов указывает, что именно три овцы были употреблены в пищу. Как правило, исследующие кости специалисты вычисляют представленное в изученном материале количество образцов (КО) и минимальное число особей (МЧО) каждого вида или другого поддающегося определению классификационного подразделения. КО просто соответствует количеству поддающихся определению костных фрагментов; МЧО определяется максимумальным количеством костей (или других остатков) определенной части тела животного (например, левого бедра). Иногда МЧО переводят в вес мясной массы – обычно путем простого его умножения на средний вес съедобного мяса в туше, а иногда – с учетом возраста каждого животного; для некоторых видов – прежде всего, оленей и домашних животных – применяют более сложные вычисления, основанные на учете размера костей. Чаще всего показатели МЧО и веса мясной массы используют как первичную основу для сравнения роли различных видов животных в рационе людей.
Долговременная характеристика рациона.
В 1980-х годах применение радиоуглеродного анализа позволило воссоздать рацион людей на протяжении длительных промежутков времени. Пищевые продукты (исходя из содержания в них изотопов) делятся на три категории, обозначаемые С3, С4 и СМ; преобладание в рационе человека продуктов той или иной категории определяет соответствующий уровень коллагена – протеина, содержащегося в его костях и часто в небольшом количестве сохраняющегося в археологическом материале.
Изотопный радиоуглеродный анализ был успешно использован в разных исследованиях, основанных на выделении коллагена из человеческих костей. Маис относится к продуктам категории С4, тогда как большинство растений северо-восточных областей Северной Америки – к категории С3. Анализ коллагена из найденных в Онтарио человеческих костей показал относящийся к периоду между 400 и 1400 н.э. резкий скачок показателя С4, свидетельствующий об увеличении роли маиса в рационе обитателей этого региона. Исследование коллагена в скелетах, найденных на побережье Перу, позволило воссоздать рацион людей, базирующийся на морских продуктах, которые относятся преимущественно к категории СМ.
Здоровье человека и демография.
Исследование человеческих скелетов может многое сказать о состоянии здоровья людей и о демографии. Разнообразные методы определения половозрастного состава умерших основаны на использовании тех же приемов, которые применяют при изучении остатков фауны, но возрастная шкала эпифизного смыкания и стачиваемости зубов у людей известна гораздо лучше, чем у животных.
Исследование костных остатков человека обычно включает и изучение следов перенесенных им болезней и травм. К примеру, в коллективном захоронении можно столкнуться с многочисленными повреждениями черепных костей и переломами костей левого предплечья; такую картину часто трактуют как доказательство насильственной смерти погребенных. Вырезанная или выскобленная дыра в черепном своде – след трепанации, хирургической операции, широко практиковавшейся в древности. У многих изучаемых археологией народов часто встречается деформация черепов, либо возникшая случайно – вследствие привязывания младенца к доске колыбели, либо производившаяся специально исходя из представлений о красоте.
Некоторые болезни легко распознаются по археологическим остаткам, поскольку оставляют на костях вполне определенные следы. К сожалению, многие другие оставляют повреждения, вызываемые различными заболеваниями, или не оставляют никаких. К примеру, проказа оставляет на костях характерные метки, опознанные на средневековых скелетах из Дании; напротив, от сифилиса остаются не столь однозначные следы, и существуют разногласия по вопросу; действительно ли именно они были обнаружены в доколумбовой Мексике. В случае, когда сохраняются мягкие ткани, как у мумий или у тел, найденных в болотах, можно воспользоваться обычными методами медицинской диагностики.
После завершения исследования всего набора костных остатков его результаты могут быть использованы для демографических реконструкций, основанных на предположении, что в состав археологического комплекса попали и соответственно были изучены тела всех членов определенного коллектива (или их репрезентативная выборка). Принятая в этой сфере процедура позволяет высчитать такие показатели, как продолжительность жизни и детская смертность, по отдельности определить численность представителей каждого из полов, а возможно, и других распознаваемых групп населения. При работе с надежно датированными комплексами по возрастанию симптомов какой-либо болезни иногда удается распознать следы эпидемии, совпадающей с увеличением смертности.
ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ
Основополагающим для всей археологии является утверждение, что археологические источники – материальные объекты, созданные древними людьми или как-то с ними связанные, – могут что-то рассказать нам об этих людях. В самом деле, археологические исследования были бы невозможны, если бы основные источники информации не имели никакой ценности. При том, что все археологи признают возможность извлечения из археологических материалов сведений о прошлых эпохах, они по-разному оценивают объем содержащейся в них информации.
Оптимисты полагают, что огромную ценность может иметь и единичный артефакт; так, найденное в могиле золотое распятие способно рассказать о религиозных представлениях умершего (о том, что он был христианином), о его социально-экономическом статусе (достаточно высоком, чтобы обеспечить ему возможность приобрести столь дорогой предмет), о примерной дате погребения (если распятье имеет специфическую форму) и – потенциально – о многих других характеристиках человека и общества, к которому этот человек принадлежал. Пессимисты, напротив, считают, что существование многих неизвестных нам обстоятельств попросту не позволяет делать столь широкие выводы. Крест, утверждают они, мог восприниматься всего лишь как украшение, не имеющее религиозного значения, его могли найти на дороге и в таком случае он никак не связан с богатством усопшего и т.д.
Археологи часто различают анализ и интерпретацию материала. Анализ предполагает детальное исследование археологических предметов с целью узнать о них как можно больше; интерпретация же – это рассуждение, опирающееся на результаты анализа и призванное узнать что-то новое о людях, которые в конечном счете и составляют предмет изучения археологии. Можно проанализировать ряд каменных орудий для выяснения источника сырья, из которого они изготовлены; интерпретация результатов этого анализа может привести к заключению, что изучаемый народ использовал в основном местный камень, но в малых количествах привозил его и издалека. Археологи в основном единодушны в вопросе об оценке принципов анализа, в том, какие выводы из него являются обоснованными, какие неправомерны, а какие – спорны. Но относительно критериев оценки интерпретаций согласия между ними гораздо меньше.
Человеческая деятельность часто сосредоточивалась в определенных местах, и там, где она велась особенно активно, зачастую остаются многочисленные материальные следы этой деятельности. Эти места условно именуют археологическими памятниками. В это понятие входят объекты разного масштаба – от места, где охотник затачивал отдельное орудие и бросил несколько кремневых сколов, до поселения, на котором на протяжении века жили 200 человек, оставивших после себя тысячи артефактов, или до города с многотонными культурными отложениями.
Любой памятник, функционировавший на протяжении какого-то времени, содержит разновременные остатки, и находки каждого периода составляют самостоятельный компонент в массе найденных на нем материалов. Многокомпонентные (многослойные) памятники демонстрируют изменения во времени, но принадлежащие к разным слоям находки могут оказаться перемешанными, что затрудняет определение их хронологии. Однослойные памятники не столь сложны для понимания, поскольку дают картину лишь одного периода. Оба типа памятников могут оказаться одинаково ценными с археологической точки зрения.
Ключевым моментом при интерпретации археологических материалов является археологический контекст, пространственное распределение находок относительно друг друга. Неточная фиксация контекста тех или иных остатков может оказаться причиной их отнесения не к тому компоненту (слою), к которому они принадлежат в действительности, и соответственно – к ошибочной датировке. Даже незначительное смещение места находки в пределах одного слоя может привести к неверной интерпретации. К примеру, обнаружение нескольких зернотерок в одном жилище позволяет предположить производство муки на продажу, тогда как размещение подобных находок в нескольких жилищах, по одной в каждом, свидетельствует о ее изготовлении для собственных нужд.
Зачастую интерпретация археологических материалов в значительной степени покоится на аналогии – на том допущении, что хорошо известный факт способен пролить свет на в чем-то сходное с ним, но менее известное явление. Так, мелкое кремневое орудие треугольной формы, утончающееся к основанию, можно счесть наконечником стрелы по той причине что сходные изделия в разное время и в различных местах использовались именно в таком качестве. Остатки небольшого сооружения с очагом внутри может быть трактовано как жилище исходя из того, что где-то назначение подобных строений было именно таким. Толкование по аналогии никоим образом не является окончательным, поскольку то же сооружение могло служить сторожевым постом или зернохранилищем, но более детальное исследование данной постройки может подсказать археологу, какая из интерпретаций наиболее правомерна.
Объяснение археологических данных на основе их сопоставления с явлениями из жизни какого-то современного народа называют этнографической аналогией. Если при этом используются этнографические сведения о народе, в культурном отношении являющемся преемником тех, кому принадлежит исследуемый археологический материал, это называют прямой исторической аналогией; в противном случае говорят об общеэтнографических аналогиях. Многие археологи полагают, что прямые исторические аналогии более надежны, поскольку культурные преемники могли унаследовать традиции своих предшественников.
Экспериментальная археология и этноархеология опираются непосредственно на аналогии, и археолог, работающий в одном из этих направлений, должен попытаться объяснить, почему данные определенного эксперимента или сведения о том или ином виде человеческой деятельности сопоставимы с археологическими материалами, являющимися непосредственным объектом его исследования. Чем серьезнее такое объяснение, тем надежнее его выводы.
При том, что аналогия является мощным инструментом в руках археолога, следует помнить, что ее возможности ограниченны. Г.Мартин Вобст говорил о «тирании аналогии» – опасности убеждения, что любому явлению прошлых эпох можно найти аналогии, запечатленные в письменных свидетельствах или существующие в современной жизни. По его мнению, некоторые виды человеческой деятельности, существовавшие в прошлом – особенно таком отдаленном, как первобытная эпоха, – не имеют аналогий ни в современности, ни в исторический период.
Археолог стремится охватить широкий круг проблем, связанных с существованием древних людей, их культурой и образом жизни. В число таких проблем входят изучение окружавшей человека природной среды, способов ее использования и изменения, средств существования (чем люди питались и как добывали пропитание), технологии (способы изготовления и применения орудий и приспособлений), обмена (механизмы перехода имущества от одного человека или коллектива к другому), искусства, идеологии (в том числе религии), социальной организации (каковы были система родства и иные общественные структуры), демографии (численность населения и его состав).
НАУЧНЫЕ ШКОЛЫ
На разных стадиях развития археологии доминирующую роль в ней играли различные научные школы, и их обозрение позволяет представить краткую историю археологической мысли. Некоторые специалисты по истории археологии рассматривают эти научные школы как парадигмы – комплексы исходных постулатов и подходов, получавших столь широкое признание, что они послужили основой для развития главных направлений археологических исследований. Однако на практике более ранние школы продолжали сосуществовать с более поздними, и развитие археологии представляет собой скорее слияние различных школ, чем их последовательную смену.
Антикварный подход и умозрительные интерпретации.
Древнейшее свидетельство о том, что мы вправе назвать археологией, относится к 6 в. до н.э., когда Набонид, последний царь Вавилонии, раскопал основание древнего храма, сооруженного на 2200 лет ранее. Его дочь Белшалти-Наннер выделила специальное помещение, в котором можно было созерцать некоторые из диковин, извлеченных ее отцом из земли. Это увлечение древностями называют подходом антиквара, и он преобладал в археологии вплоть до 19 в., а отчасти и до более позднего времени. Однако антикварный подход не вышел за рамки увлечения и по самой своей сути не предполагал систематических попыток более глубокого исследования, воссоздания или объяснения прошлого.
Поиски древностей предпринимались на протяжении 16 в. в разных местах Китая, Индии, Европы и Мексики. В Европе в 16 в. любители антиквариата сделали следующий шаг, обратившись к рассуждениям о том, кто изготовил древности, которые они собирают и описывают, как ими пользовались и почему они были сделаны. Уильям Кемден (1551–1623), английский собиратель древностей, иногда называемый первым археологом, опубликовал в 1586 сводку древностей Британии, содержавшую рассуждение о том, что Силбери-Хилл, круглое земляное сооружение эпохи неолита, могло быть возведено римлянами или саксами в качестве памятника погибшим в битве соратникам. Еще один английский любитель древностей, Джон Обри (1626–1697), примерно между 1659 и 1670 писал, что Стонхендж – это храм, сооруженный друидами для богослужений, хотя никакими аргументами в поддержку этого мнения не располагал. Другие любители древностей, особенно в Англии и Франции, высказывали подобные суждения для объяснения любых памятников и предметов, с которыми сталкивались.
Эти рассуждения не были абсолютно беспочвенными. К примеру, Кемден отмечал, что некоторые земляные сооружения содержат человеческие кости и что в определенных древних сказаниях описано, как воины приносили полные земли шлемы для возведения мемориальных насыпей. Из этих крупиц непроверенных сведений он вывел допустимое в принципе толкование, но далее не продвинулся. Кемден не обследовал сам Силбери-Хилл, не сравнил сделанные там находки с известными римскими или саксонскими предметам и не попытался проверить, является ли этот памятник погребальным. Тяжелый труд раскопщика по большей части казался интересующимся древностями джентльменам недостойным, и первые изыскания антикваров обычно ограничивались кабинетными рассуждениями и пешими прогулками по памятнику.
К тому же первые европейские любители древностей находились в плену ошибочных представлений о реальном возрасте памятников. Ирландский архиепископ Джеймс Ашер возглавил комиссию, в задачу которой входила реконструкция хронологии всемирной истории, основанной в первую очередь на библейских свидетельствах. Ввиду отсутствия альтернативных данных многие европейские ученые того времени полагали, что Библия точно описывает историю и может быть использована для определения датировок ветхозаветных событий. Двигаясь от датированных событий вглубь времен, учтя длину поколения в библейских генеалогиях и иногда прибегая к догадкам, комиссия Ашера пришла к выводу, что мир был сотворен в 4004 до н.э.
Даже если хронология Ашера и была не вполне точной (что и доказывали многие ученые), ее признавали в основном верной. Таким образом, считалось, что возраст Земли составляет всего несколько тысяч лет. Библейские рассказы о потопе и других драматических событиях заставляли ученых принять версию происхождения мира в очень краткие сроки в результате подобных катастроф, а не под воздействием более прозаических и медленных процессов, продолжающихся и в их собственную эпоху.
Теория катастроф породила у любителей древностей представление, что древних народов, не упомянутых в письменных источниках, было весьма немного или не существовало вовсе. Такие источники появились по крайней мере в последние века до н.э., а в некоторых регионах – и в более раннее время. Это означало, что время существования неизвестных нам народов охватывает всего от нескольких сот до нескольких тысяч лет. В таких условиях Кемден и Обри могли приписывать Силбери-Хилл римлянам или саксам, а Стонхендж – друидам. Не возникало и мысли, что эти памятники могли быть сооружены народами столь древними, что их имена до нас не дошли.
Систематизационное и культурно-историческое направления.
Период с конца 18 и вплоть до середины 20 в. был временем развития археологии по двум ключевым направлениям. Приводились в систему ее методы, устанавливались принципы соотнесения полевых изысканий, материальных остатков и процедур интерпретации. Помимо этого, разрабатывались способы классификации найденных материалов. Рассуждения в духе предшествующего периода продолжали появляться, но теперь они по большей части становились не итогом, а отправной точкой исследования. В первом десятилетии 19 в. сэр Ричард Колт Хоар (1758–1838) раскопал сотни объектов на юге Британии, и его примеру последовали многие другие. Некоторые из них, подобно Джованни Бенцони (1778–1823), были всего лишь удачливыми собирателями сокровищ. Бенцони был неутомимым собирателем египетских древностей, его усилия способствовали пополнению коллекций Британского музея, но при этом не слишком обращал внимание на детали археологического контекста. Более аккуратными были такие любители древностей, как Эдуард Кларк (1769–1832), чьим работам в Эгейском бассейне были присущи тщательность и хорошее ведение полевой документации. В конце концов такие виртуозы раскопок, как сэр Флиндерс Петри (1853–1942) и сэр Р.Э.Мортимер Уиллер (1890–1976), разработали стандарты наблюдения за полевой работой и методов фиксации ее результатов, которые применяются и сегодня.
Пока специалисты по ведению раскопок совершенствовали методы сбора археологических данных и их описания, другие археологи разрабатывали способы использования этих качественных данных для получения исторических выводов. Датчанин И.-Я.Ворсо (1821–1885) разработал целый ряд основополагающих принципов стратиграфии и стратиграфического датирования; он же выявил эволюционные ряды артефактов, соответствующим образом распределяющиеся в археологических отложениях. Сэр Джон Эванс (1823–1908) в 1849 разработал метод сериации, с помощью которого можно определить место недатированных артефактов в эволюционном ряду и таким путем получить достоверные данные об их возрасте. Эти способы установления относительной хронологии артефактов и слоев требуют тщательного ведения раскопок, что необходимо для получения как исходных данных, так и возможности дальнейшей их проверки.
В первой половине 19 в. одной из важнейших в археологии стала проблема датировки. Объяснялось это отчасти тем, то «короткая» хронология архиепископа Ашера и его современников лишилась поддержки в научных кругах. Геологи, в первую очередь Джеймс Хаттон (1726–1797) и Чарлз Лайель (1797–1875), собрали внушительный корпус свидетельств, доказывающих, что мир много древнее, чем считалось ранее. К примеру, в пещере Бриксхэм в Англии останки человека были обнаружены под мощным слоем известкового натека, образовавшегося в результате длительного испарения раствора с ничтожным содержанием известняка. Процесс образования такого натека был хорошо известен, и теория катастроф была не в состоянии объяснить, как – если придерживаться короткой хронологии – мог накопиться подобный слой. Хаттон разработал концепцию униформизма, согласно которой геологические процессы в прошлом были сходны с современными. Согласие с этой теорией означало одновременно и признание того, что формирование земли заняло гораздо больше времени, чем допускала «короткая хронология».
Появление теории единообразия обеспечивало более простое и приемлемое объяснение накопленных данных. Наличие известняка – осадочной породы, формировавшейся на дне океана, – на вершинах гор теперь не требовало признания факта резкого поднятия суши; оно могло явиться результатом медленного смещения, занявшего миллионы лет. Бесчисленные окаменелые останки вымерших существ больше не нужно было рассматривать как принадлежащие чудовищам-выродкам; их трактовали как следы существования в далеком прошлом биологических видов, позже исчезнувших с лица земли. Находка человеческих останков вместе с костями вымерших животных в Гротт-де-Биз во Франции предстала как древнее отложение многотысячелетнего возраста. У Лайеля и его современников не было четкого представления о возрасте земли, но они предполагали, что он исчисляется примерно одним миллионом лет. Хотя это намного меньше, чем признано теперь, такое допущение колоссально расширило хронологические рамки, увеличив их более чем в 150 раз по сравнению с принятыми ранее. Это позволяло признать огромную продолжительность важного доисторического периода, о котором ничего не было известно.
Одним из первых эту пространную хронологию применил к археологии датчанин К.Томсен (1788–1865). Исходя из рассуждения, что некоторые металлы добывать и обрабатывать легче, чем другие, он в 1836 разработал «систему трех веков». Он доказывал, что мир прошел через последовательные стадии развития производственных навыков – каменный век, предшествующий применению любых металлов, бронзовый век и железный век.
Такой подход послужил для К.Томсена ключевым принципом при построении экспозиции Национального музея в Копенгагене, чем, однако, его значение далеко не исчерпывается. Томсен установил четкую связь между характером материальных памятников и их возрастом. Поскольку выделенные им стадии следуют друг за другом во времени и каждой из них присущ обширный набор артефактов, имеются основания для отнесения любого памятника к той или иной из этих стадий исходя из характера найденных в нем предметов. Позже такие археологи, как швед Монтелиус (1843–1921) и другие, усовершенствовали систему трех веков, разделив каменный век на палеолит (древний каменный век), мезолит (средний каменный век) и неолит (новый каменный век) и даже установив еще более дробное членение.
К началу 20 в. эти изыскания внесли существенные изменения в археологическую практику. При профессиональных раскопках теперь тщательно учитывались данные стратиграфии; они хорошо документировались записями, рисунками и фотографиями. Археологические материалы в сочетании с этой документацией позволяли соотнести разные слои памятника с различными периодами. Бессистемные поиски сокровищ отошли в прошлое.
В этих условиях сложилась новая парадигма – единый подход, завоевавший господствующие позиции в этой области науки. Он заключается в выделении археологических культур и определении их пространственно-временных позиций. История культуры стремилась выявить характерные сочетания определенных типов артефактов и иных элементов культуры (таких, как отдельные заглубленные в землю круглые жилища с деревянными стенами), полагая, что такие сочетания отражают технические навыки и культурные традиции человеческих коллективов на протяжении определенного отрезка времени. Выявив в определенном регионе подобные сочетания культурных признаков, можно установить их последовательность во времени и таким способом воссоздать культурную историю данного региона.
Возникновение истории культуры как особого направления сопровождалось формированием ряда научных теорий. К их числу принадлежит теория культурной эволюции, состоящая в том, что изменение культуры во времени подчиняется определенным закономерностям. В то время среди сторонников теории культурной эволюции преобладало мнение о ее однолинейности, согласно которому все общества, обитавшие в любом месте земного шара, в своем развитии проходили один и тот же рад последовательных этапов, обусловленных обычно способами добывания средств существования. Одна из наиболее известных эволюционистских теорий, обнародованная в 1871, была создана Льюисом Генри Морганом (1818–1881). Она предполагает существование стадий дикости (охота и собирательство), варварства (земледелие и скотоводство) и цивилизации.
Каждая из этих стадий, выделенных по способам добывания пищи, характеризуется определенным комплексом других черт культуры – таких, как тип поселения, система родства, характер экономики, религия. Морган утверждал, что обычным является развитие общества от его ранних простейших форм к возникающим позднее более сложным формам.
Вторым серьезным достижением этого периода было изучение диффузии – распространения элементов культуры в пространстве. Диффузия может принимать форму передачи идей или предметов от одного народа к другому или перемещения группы людей из одного места в другое. Добавим, что распространение идеи о создании чего-либо, не сопровождающееся передачей способов ее воплощения, может привести к возникновению местных различий в реализации этой идеи; такое явление называют стимулирующей диффузией.
В Англии сэр Грэфтон Эллиот Смит (1871–1937) и его последователи придерживались крайней разновидности диффузионизма в археологии, прозванной ее сторонниками «гелиоцентризмом», а критиками – «сверхдиффузионизмом». Эллиот Смит доказывал, что человек – существо не слишком изобретательное и что все важнейшие открытия, скорее всего, следует возводить к единому источнику; он полагал, что местом первоначального изобретения многих новшеств, определивших характер цивилизации Запада, является Египет.
Существовали и другие, не столь радикальные формы диффузионизма, прежде всего в Германии, где сложилась Kulturkreiselehre («теория культурных кругов»), сторонники которой предложили целый ряд приемов для определения места и времени возникновения того или иного элемента культуры на основе данных о его распространении в наши дни или на протяжении исторической эпохи; археология стала важным инструментом проверки этих построений. Хотя диффузия, несомненно, являлась серьезным фактором в истории человечества, современная наука единодушно полагает, что ученые начала 20 в. переоценивали ее роль в качестве средства интерпретации археологических материалов.
Значение, придававшееся в построениях европейских археологов того времени миграциям и вторжениям, отчасти связано с особенностями истории Европы. Начиная с римского времени и на протяжении Средних веков на ее территории засвидетельствованы последовательные волны массовых переселений. За нашествием ок. 370 н.э. пришедших из Азии гуннов последовали вторжения германских и славянских племен, продвигавшихся в восточном и южном направлениях. Эти миграции, хорошо освещенные письменными источниками, породили у европейцев представление о таких массовых переселениях как об обычных и предсказуемых явлениях и заставила предполагать сопоставимые (или даже более крупные) передвижения в Африке и в древнейшей истории Евразии. В наши дни большинство историков полагает, что переселения народов на территории Европы в римскую эпоху и в Средние века являются в мировой истории событиями исключительными.
Свой вклад в создание миграционистских теорий внесли и лингвисты. Это было время становления исторического языкознания – науки о формировании и распространении языков. Картографирование языков привело к пониманию того, что некоторые языковые семьи распространены на огромных территориях – как, например, индоевропейская, представленная на пространстве от Индии до Исландии. Единственным известным тогда механизмом распространения языков была миграция. В некоторых случаях процесс распространения артефактов определенного типа или стиля примерно совпадал с предположительной миграцией населения, воссозданной на основе данных о размещении языков, и в этом усматривали подтверждение фактов миграции. Однако современному историческому языкознанию известно, что миграция представляет собой лишь один из возможных способов распространения языка.
На исходе периода, ознаменованного преобладанием культурно-исторического направления, увидела свет важнейшая публикация Гордона Уилли и Филипа Филлипса – Метод и теория в американской археологии (Method and Theory in American Archaeology, 1958) – книга, посвященная в основном описанию системы терминов и ключевым концепциям культурной истории как научного направления. В ней в качестве базового понятия рассматривается археологическая культура как повторяющееся сочетание элементов. Такое понимание археологической культуры допускает возможность выделения в ней нескольких фаз – также достаточно устойчивых единиц более низкого уровня, характеризующихся более узкими временными или пространственными рамками.
Несколько культур могут составлять более крупное единство, называемое традицией и охватывающее значительный промежуток времени и относительно обширную территорию. Срез, характеризующий несколько регионов, но на протяжении краткого периода времени, именуется горизонтом и призван продемонстрировать быстрое распространение какого-то элемента культуры или сочетания нескольких таких элементов по нескольким регионам. Горизонт, выделенный на основе единичного культурного признака, обычно позволяет выявить процесс диффузии некоего элемента культуры, тогда как учет комплекса признаков дает возможность уловить следы миграции населения. Уилли и Филлипс попробовали применить эту теорию для воссоздания культурной истории обеих частей Американского континента. Успешность этого опыта способствовала почти повсеместному признанию принятой ими системы терминов.
Однако Уилли и Филлипс были не вполне удовлетворены культурно-историческим подходом. Они считали, что археология должна пойти дальше и попытаться исследовать то, что они назвали «процессуальным» аспектом, механизмами «работы» культуры. Деятельность в этом направлении, в которой приняли участие и другие археологи, привела к формированию в археологии нового важного направления.
Процессуальная археология.
Годы, последовавшие непосредственно за окончанием Второй мировой войны, были ознаменованы значительным ростом ассигнований на научные исследования – особенно в сфере ядерной физики. Итогом этих исследований явилось стремительное развитие новых методов – в частности, радиоуглеродного датирования. После его изобретения в 1949 археологи впервые смогли применить метод, обеспечивающий получение точных абсолютных дат на основе анализа самых различных материалов.
Значение этого открытия невозможно переоценить. Прежде археолог был вынужден тратить массу времени на исследования, результатом которых было установление лишь приблизительных и спорных датировок. Теперь он мог прибегнуть к радиоуглеродному датированию и получить наилучший результат при минимальной затрате времени и усилий.
К 1960-м годам стремление расширить возможности толкования археологических данных достигло такого уровня, что возникло направление, получившее название «новая археология». Введенное поначалу в оборот критиками этой школы, оно было принято и ее сторонниками, поскольку отражало их стремление к революционным переменам. С годами это направление, возникшее в 1960-х годах, перестало быть столь «новым», и теперь его обозначают термином, восходящим к Уилли и Филлипсу, – «процессуальная археология».
Наиболее авторитетными представителями процессуальной археологии были Льюис Бинфорд в Соединенных Штатах и Дэвид Кларк в Англии. Они и их последователи предложили целый ряд новшеств, затрагивавших не только повседневную практику, но и основы археологии как науки. На первых порах критика этих новшеств носила резкий, иногда личностный характер, что приводило к множеству ссор и конфликтов.
К 1970-м годам программа, предлагаемая сторонниками процессуальной археологии, обрела необходимую четкость и была принята многими специалистами. В основе этого направления лежала мысль, что исследование археологического материала не должно ограничиваться его описанием, оно должно включать и истолкование. Недостаточно просто установить, что ок. 1000 н.э. укрепленные поселения возникли на большей части восточных областей Северной Америки. Необходимо пойти дальше такого утверждения и поставить ряд связанных с этим фактом вопросов. Почему это произошло именно тогда? Почему не ранее? Чем было обусловлено это явление? Каковы были его последствия?
Подобные вопросы, конечно, не были новыми для археологии. Они возникали и в ходе предыдущих исследований, но процессуальная археология исходила из твердого убеждения, что культура живет по строгим законам и что, применяя соответствующие методы, можно получить надежные, точные и однозначные ответы на целый ряд вопросов. Если исходить из того, что бытие культуры столь же логично, как и жизнь природы, то искомые ответы даст использование подходов, свойственных естественным наукам.
Сторонники процессуальной археологии обычно настаивают на том, что при разработке программы научных изысканий необходимо составить рабочий план, письменно сформулировать задачи исследования, его логику, методику и ожидаемые результаты. Прежде работа многих археологов ограничивалась изучением памятника ради составления его описания; процессуалисты же доказывают, что гораздо более продуктивно исследование, направленное на решение определенных задач. Именно при составлении плана изысканий можно сформулировать ту гипотезу или гипотезы, которые будут направлять ход исследований.
Отношение к археологии как к точной науке повлекло за собой применение новых методов, в первую очередь математических, таких, как статистическая проверка или анализ репрезентативной выборки.
Не все сторонники процессуального направления в археологии настаивали на методе проверки гипотезы. Некоторые были сторонниками системного подхода, сосредоточенного на анализе соотношения различных факторов, способствующих возникновению или распаду социальных организмов. Например, системный анализ возникновения укрепленных поселений мог бы выявить потребность в более надежной защите, в свою очередь связанную с ростом населения, повышением роли земледелия и нехваткой пригодных для обработки земель.
Радиоуглеродное датирование является отнюдь не единственным естественнонаучным методом, который начал применяться в археологии после Второй мировой войны. Появились самые разнообразные методы, основанные на данных физики, химии и других точных наук. Применение этих методов сделало возможным получение таких прежде недоступных сведений, как место изготовления того или иного артефакта, возраст животного в момент его смерти, характер пищевых продуктов, содержавшихся в сосуде перед тем, как он был выброшен.
Применение столь разнообразных высокотехнологичных способов анализа вызвало у многих представителей процессуальной археологии стремление к проведению междисциплинарных исследований. Осознав, что ни один археолог не обладает знаниями, навыками и опытом, достаточными для того, чтобы в одиночку решать сложные научные проблемы, они выдвинули исследовательские программы, предполагающие участие представителей разных наук. Одним из успешных междисциплинарных проектов было изучение происхождения земледелия в мексиканской долине Теуакан, предпринятое Дугласом Байерсом и Ричардом С.Макнишем и завершенное в 1973. К этому проекту были привлечены биологи, агрономы, геологи, географы и физики, а также ряд археологов.
Сторонников процессуальной археологии считали «оптимистами». Успешное развитие естественнонаучных методов в самом деле пробудило у многих археологов веру в то, что каждый новый год будет приносить новые открытия, обеспечивающие постоянный рост объема информации, извлекаемой из археологических данных. Широкое распространение получило представление, что информационная ценность археологических материалов много выше, чем полагали прежде.
Редко признаваясь в этом открыто, многие представители процессуальной археологии придерживались материалистических взглядов, полагая, что поведение людей в основном определяется потребностью в пище, крове и безопасности. Сами члены коллектива могут верить, что табу на употребление в пищу свинины продиктовано религиозными или иными идеологическими причинами. Но материалист заподозрит существование более глубоких – возможно, неосознаваемых – его причин, связанных с обеспеченим выживания коллектива, к примеру, стремления уменьшить численность свиней для того, чтобы уменьшить потребление ими тех продуктов, которые пригодны не только для свиней, но и для людей. Ориентация представителей процессуальной археологии на материализм склоняла их к исследованиям экологической, экономической и политической тематики и к недооценке идеологии и других факторов, напрямую не выводимых из потребности выживания.
На протяжении 1960-х и 1970-х годов сторонники процессуальной археологии проверяли пределы возможного применения своих методов интерпретации археологических материалов. Это направление добилось значительных успехов, но подвергалось и критике, во многом и обусловившей возникновение постпроцессуальной школы.
Постпроцессуальная археология.
В основе процессуальной археологии лежит представление о законосообразности культуры, ее естественном характере, и именно из этого исходили в своих атаках ее критики. Другие – к примеру, Ян Ходдер – нападали на ее склонность к материализму и доказывали, что символический, идеологический и другие факторы играют не менее важную роль в формировании человеческого поведения, чем материальные потребности. Ходдер сетовал также, что в построениях процессуалистов уделяется слишком мало внимания личности и ее индивидуальному поведению, а все сосредоточено на преднамеренно обобщенных поведенческих моделях. Некоторые из критиков – например, Брюс Триггер – не отвергали изысканий процессуалистов, но считали, что такой подход не может быть единственным. Триггер, в частности, предпочитал исследования с более значительным историографическим элементом, в которых перемежаются описание, анализ и интерпретация. Кент Флэннери и другие критики сожалели по поводу тривиальности многих так называемых «законов человеческого поведения», сформулированных сторонниками процессуальной археологии.
В 1980-х годах вся эта критика привела к возникновению не имеющего четких рамок исследовательского направления, получившего название «постпроцессуальная археология». Дать этому направлению краткую характеристику нелегко, поскольку его сторонники часто существенно различаются по своим исходным посылкам, концептуальным установкам и основной направленнности изысканий. Главной объединяющей их чертой является неудовлетворенность традиционной процессуальной археологией, хотя многие из них стремятся также и к обеспечению своих построений единством идеологии и когнитивного аппарата. Конец 1990-х годов не был ознаменован новыми успехами на пути постпроцессуалистов к согласию. В рамках этого направления существует несколько самостоятельных течений.
Символическая археология.
Как следует из ее названия, символическая археология сосредоточена на изучении символического значения артефактов и других культурных объектов. Примером символической археологии может служить изучение Расселом Барбером погребальных обычаев современных мексиканцев на северо-западном участке пограничья между Мексикой и Соединенными Штатами. Происхождение маленькой оградки вокруг могилы, называемой cerquita, можно связать с сооружениями начала 19 в., которые состоят из деревянных плах или – иногда – мраморных плит, поставленных в изголовье и изножье могилы и соединенных перекладинами. По своей общей структуре эти ранние cerquitas напоминают кровать. При этом в надписях на надгробиях используются метафоры «сон – смерть» и «кровать – могила»; на современных могилах в качестве cerquitas иногда используют настоящие кровати. В сочетании эти данные позволяют предположить, что cerquitas возникли как символическая форма кровати, и это дает возможность проникнуть в представления о смерти жителей северо-западных районов Мексики 19 и 20 вв.
Другим примером может служить исследование Яном Ходдером мегалитических гробниц эпохи неолита в Европе, демонстрирующее ограниченность символической археологии. Мегалитические гробницы – это крупные сооружения, построенные преимущественно из камней весом в несколько сот килограммов и содержащие как останки захороненных людей, так и сопровождающий их погребальный инвентарь. Некоторые из мегалитических гробниц явно имели двери и многократно использовались для совершения повторных захоронений. Символическая интерпретация, предложенная Ходдером, опирается на сходство мегалитических гробниц с европейскими жилищами того же и предшествующего времени. Нам, однако, неизвестно, каким именно символическим значением обладали в Европе жилища в ту отдаленную доисторическую эпоху, а, по утверждению Ходдера, без этих данных полноценная интерпретация невозможна.
Ощутимых успехов символическая археология добилась при изучении недавнего прошлого. Более ранние, прежде всего доисторические, материальные объекты зачастую лишены культурного контекста, позволяющего археологу судить о возможном символическом их значении.
Структурализм в археологии.
Структурализм – это направление в исследовании формы человеческой деятельности, нашедшее широкое применение в литературоведении, культурной антропологии и истории искусств. Его исходной посылкой является мнение, что повторяющиеся мыслительные операции человека могут находить разнообразное материальное выражение. Соответственно в археологическом материале структуралист ищет повторяющиеся модели в надежде на то, что они отражают ключевые структуры мышления тех людей, которыми были созданы изучаемые объекты. Основатель современного структурализма Клод Леви-Строс полагал, что структура мышления одинакова у всех людей, но другие структуралисты считают эту структуру культурно обусловленной и различной в разных обществах.
Ранним примером структурализма в археологии служат труды Андре Леруа-Гурана, французского археолога, изучавшего пещерное искусство эпохи палеолита. Эти пещеры, датируемые 30 000–20 000 до н.э., содержат росписи, в которых преобладают изображения животных. Леруа-Гуран считал, что эти изображения составляли целостные композиции и что размещение фигур различных животных отражает представления древних художников об их значении. Самыми распространенными являются изображения лошадей и бизонов, по утверждению Леруа-Гурана, в абсолютном большинстве случаев помещенные в центре композиции. Он доказывал, что их многочисленность и центральное положение свидетельствуют, что им принадлежала самая важная роль в жизни создателей росписей. Последующие изыскания в этих пещерах позволяют полагать, что композиция росписей более разнообразна, чем думал Леруа-Гуран, но его анализ наглядно демонстрирует логику структуралистских интерпретаций.
Дин Арнольд, изучавший современную сельскую керамику нагорий Перу, применил методы структурализма для интерпретации керамического декора. Он считал, что важное для социальной жизни пространственное членение окружающего селения ландшафта повлияло на мышление создателей посуды, а это, в свою очередь, нашло отражение в размещении ее декора. Например, членение украшенной поверхности на несколько горизонтальных поясов рассматривается как отражение представления о делении мира на ряд расположенных одна над другой горизонтальных зон, каждая из которых отличается особым климатом и степенью пригодности для земледелия. Широкое применение билатеральной симметрии (когда правая и левая части изображения зеркально повторяют друг друга) трактуется как отражение двойного счета родства (принадлежности человека одновременно к кровным группам матери и отца).
Критики структурной археологии задают вопрос, являются ли мыслительные структуры столь всеобщими, как полагают структуралисты. Центральное положение фигур лошадей и бизонов в палеолитических росписях может, к примеру, быть связано с культурно обусловленными художественными принципами или с передававшейся при обучении традицией, а не с бессознательными мыслительными структурами, проявляющимися независимо от воли создателя росписей.
Тревожит критиков и невозможность проверки структуралистских интерпретаций. Например, толкование Арнольдом горизонтальных поясов керамического декора – всего лишь одна из возможных в рамках того же структурализма интерпретаций, и структурная археология не в состоянии оценить, какая из них правомерна. Подобная проверка, разумеется, невозможна, если предполагаемое структуралистами единообразие реализуется на бессознательном уровне и не может быть подтверждено опросом носителей культуры или какими-то иными данными. Критики обвиняют сторонников структурализма в археологии и в том, что те считают создание своих интерпретаций проявлением особой интуиции исследователя; в этом случае каждый специалист будет предлагать новое толкование одних и тех же данных.
Под обстрел попадает и роль случайности во многих структуральных интерпретациях. Так, билатеральная симметрия наподобие той, которая отмечена в исследованиях перуанских материалов Арнольдом, встречается в бесчисленных художественных традициях, в том числе в сотнях случаев – там, где двойной счет родства неизвестен. В этой связи критики задаются вопросом, не являются ли многие структурные совпадения, отмеченные представителями структурализма в археологии, чисто случайными.
Неомарксистская археология.
Неомарксистские подходы разнообразны, и объединяет их представление о ключевой роли классов и других социальных групп, объединенных общими интересами. В отличие от традиционного марксизма, неомарксисты отказались от материалистического понимания экономического базиса как первоосновы всего прочего в общественной жизни. Неомарксисты подчеркивают важность идеологического и символического факторов для сохранения структур власти. Как правило, они не признают эволюционистской теории Маркса о постепенном развитии способов производства и распределения власти.
Примером неомарксистского подхода в археологии может служить рассуждение Марка Леона о саде, принадлежавшем Уильяму Пака. Леон описывает сад этого жившего в 18 в. состоятельного обитателя города Аннаполиса (шт. Мэриленд) и трактует его как свидетельство об общественном положении владельца; будучи частью ландшафта, этот сад демонстрирует, что выдающееся положение и влиятельность Уильяма Пака – одно из звеньев естественного порядка вещей. О величии мог бы свидетельствовать и дом, но это – символ, целиком сооруженный людьми, тогда как сад представляет собой собрание элементов живой природы и его естественный характер вполне нагляден. Используя для демонстрации своего величия несколько подправленную природу, Пака тем самым утверждает естественность своей принадлежности к элите; таким способом он укрепляет свое могущество и отводит все вопросы относительно своих прав на это могущество.
Основные претензии к неомарксистской археологии совпадают с критикой, обычно адресуемой марксизму. Некоторые археологи опасаются, что, сосредоточившись в такой степени на классовой борьбе и на вопросе об отношении к власти, можно упустить из вида другие, не менее существенные факторы.
Критическая теория.
Критическая теория принадлежит к той научной школе, которая полагает, что ни один исследователь не может претендовать на окончательное постижение объективной реальности. Скорее, по мнению последователей этого течения, то, что считается фактами, на самом деле представляет искажение действительности, обусловленное представлениями исследователя. Каждому из ученых свойственны собственные суждения, заблуждения и склонности, вследствие чего они воспринимают действительность принципиально по-разному. По этой причине не существует фактов, на которых может базироваться единственно достоверная интерпретация; каждое толкование в равной мере ценно.
Критическая теория сложилась на основе франкфуртской философской школы и получила известность благодаря применению в области литературоведения. Ее сторонники доказывали, что в отношении произведения роль читателя не менее важна, чем роль писателя. Применительно к археологии это означает, что археологические данные (аналог литературного текста) создаются в равной степени обитателями исследуемого памятника (соответствующими автору текста) и археологами (аналогом его читателей). Таким образом, последователи критической теории утверждают, что археолог, сознает он это или нет, играет активную роль в создании археологических данных. Более того, они настаивают, что каждый археолог, обладая собственными взглядами, создает свою систему данных.
Противники критической теории полагают, что ее адепты слишком расширительно трактуют аналогию между литературным произведением и археологическими данными. Они считают, что представления исследователя несомненно влияют на толкование этих данных, но категорически отвергают мысль о химеричности самих данных.
Когнитивно-процессуальная археология.
Это направление в археологии, объявленное «новым синтезом» процессуального и постпроцессуального подходов, было выдвинуто Колином Ренфрю и его последователями. Оно возникло в конце 1980-х – начале 1990-х годов и попыталось расширить рамки процессуального подхода, сохранив многие основополагающие его характеристики.
Когнитивно-процессуальная археология разделяет стремление процессуалистов к оценке построений исследователя, допуская выбор между различными толкованиями. Однако бытовавшее прежде позитивистское представление о существовании объективных фактов смягчено признанием того обстоятельства, что на восприятие реальности влияют представления исследователя.
Когнитивно-процессуальная археология сохранила и присущее процессуалистам стремление объяснять свойственные человеку прошлого нормы поведения, а не только описывать их. Предпочтительной формой объяснения служит обобщение, приложимое не к единичному, а к нескольким случаям, но ценными считаются и толкования специфических фактов.
Некоторые представления когнитивно-процессуальная археология позаимствовала и у постпроцессуалистов. Она сочетает преимущественную ориентацию на познавательный, символический и идеологический аспекты человеческого поведения с воспринятым у неомарксистов возрастающим вниманием к борьбе классов и других общественных групп в социальных образованиях разного уровня.
Критики когнитивно-процессуальной археологии считают ее всего лишь разновидностью процессуализма. Защитники, напротив, видят в ней магистральный путь развития науки, не только унаследовавший сильные стороны процессуализма, но под влиянием критики пересмотревший и усиливший его концепции.
Современную археологию характеризует сосуществование различных исследовательских школ. В ней не существует общей парадигмы, и один и тот же археолог в своих изысканиях может одновременно пользоваться приемами, формально принадлежащими соперничающим направлениям. Многие археологи положительно оценивают это разнообразие, полагая, что оно обеспечивает возможность исследовать материал с разных точек зрения. Толкования, предложенные с разных позиций, часто оказываются не альтернативными, а дополняющими друг друга.
ОБУЧЕНИЕ АРХЕОЛОГОВ
Профессиональных археологов обычно готовят в университетах. В Соединенных Штатах и Канаде большинство археологов является выпускниками антропологических отделений, хотя некоторые специалисты по археологии исторического периода могут обучаться на исторических факультетах или в тех немногих университетах, где существуют самостоятельные отделения археологии. В Великобритании археологов, как правило, готовят на исторических факультетах, хотя некоторые университеты имеют и самостоятельные археологические отделения. Специалистов по античной археологии практически повсеместно обучают на факультетах классической филологии или искусствоведения.
Существуют разные уровни подготовки – в зависимости от того, к какой деятельности человек стремится. Высший уровень – степень доктора философии (Ph.D., соответствующая степени кандидата наук в России) – обычно требуется для преподавания в университете или для работы в качестве научного сотрудника высших ступеней в музее, университете и на государственной службе. Степени магистра археологии (М.А.) обычно достаточно для самостоятельного проведения полевых исследований в качестве сотрудника службы по охране культурного наследия или для работы в небольшом музее. Обладатели низшей степени бакалавра археологии (В.А.) обычно осуществляют раскопки и другие первичные полевые работы.
В дополнение к общему археологическому образованию, полученному в учебном заведении, обучение археолога продолжается на практике, в ходе приобретения профессионального опыта. Многие из тех навыков, которыми он обладает, – фотографирование, инструментальная разведка, распознавание различных видов грунта – как правило, усваиваются в процессе полевой работы так же, как и технические приемы раскопок.
АРХЕОЛОГИЯ ПАЛЕОЛИТА
Археологи познают прошлое по обнаруженным ими материальным следам, оставленным древними людьми, в том числе по их орудиям, пищевым отходам, остаткам жилищ, произведениям искусства. Особенно многочисленны среди этих находок каменные орудия, изучение которых явилось одним из первых шагов археологии. В 1865 Джон Леббок предложил обозначать эпоху, когда люди изготавливали орудия из камня посредством оббивки или расщепления куска горной породы, термином «палеолит» (древний каменный век). В более позднее время – в эпоху неолита (нового каменного века) – орудия из камня делали, пользуясь техникой шлифовки или полировки.
В дальнейшем столь простое определение палеолита и неолита явилось предметом дискуссий и уточнялось с учетом социального, технологического и хозяйственного аспектов. В наши дни многие археологи предпочитают обозначать термином «палеолит» эпоху становления человека – от появления древнейших каменных орудий (около 2,5 млн. лет назад) и до конца последнего оледенения (примерно 10 000 лет назад), который приблизительно совпадает (по крайней мере в некоторых регионах Земного шара) со временем одомашнивания животных и растений.
Палеолитическую эпоху принято разделять на три этапа – нижний, средний и верхний палеолит. В археологии Африки вместо этих терминов используют названия «древний каменный век», «средний каменный век» и «поздний каменный век». Основным критерием их разделения по-прежнему служит характер каменных орудий, хотя существенны в этом плане и данные о хозяйстве и образе жизни древних людей.
Нижний палеолит, или древний каменный век.
Первые каменные орудия происходят из Африки, где были найдены и древнейшие ископаемые останки прямых предков человека. Эти древние орудия очень грубы и представляют собой куски горной породы, расколотые таким образом, чтобы получились острые края. Однако для того, чтобы получить такой острый край путем расщепления камня, требовалось определенное умение. Орудием могли служить и сам кусок камня (его называют ядрищем), и отделенные от него отщепы. Эти очень древние нижнепалеолитические артефакты составляют так называемый олдувайский комплекс орудий, названный так по знаменитой стоянке в ущелье Олдувай на территории Танзании. На сегодняшний день древнейшие надежно датированные орудия олдувайского типа происходят со стоянки Када Гона в Эфиопии и относятся ко времени ок. 2,6–2,5 млн. лет назад. Сходные артефакты, возраст которых составляет примерно 2 млн. лет, были найдены и на юге Африки.
Ввиду грубости их форм олдувайские орудия трудно разделить на определенные «типы». К тому же они поразительно однообразны во времени и пространстве. Создается впечатление, что различия между артефактами, найденными в разных местах, определяются в большей степени особенностями материала, из которого они изготовлены, чем какими-то иными причинами.
Кроме камня, человек раннего палеолита примерно 2 млн. лет назад начал использовать кость. Однако костяные изделия в этот древнейший период относительно редки, а сами кости подвергались лишь минимальной обработке для придания им какой-то формы. На них заметны следы использования (они разбиты, расщеплены или отшлифованы), но настоящих орудий определенных типов из них не делали.
Памятники олдувайского типа прекратили свое существование приблизительно 1,7–1,6 млн. лет назад. Примерно тогда древний человек начал изготавливать особые орудия, называемые ручными рубилами. Это заостренные орудия, подвергшиеся двусторонней оббивке (с обеих сторон ядрища). Первоначально такие двусторонне обработанные орудия появились в Африке, но уже примерно 1 млн. лет назад они стали известны а Передней Азии, а ок. 750 000 лет назад – в Европе (в противоположность олдувайским орудиям, зона распространения которых ограничивается Африкой). Африканские, европейские и переднеазиатские комплексы с ручными рубилами относят к так называемой ашельской культуре, получившей свое название по стоянке Сент-Ашель во Франции. Однако некоторые из стоянок в Европе почти не содержат ручных рубил, а на нижнепалеолитических памятниках Дальнего Востока они, как правило, редки или вовсе отсутствуют Эта разница могла быть обусловлена либо отсутствием подходящего сырья, либо различиями в трудовых операциях, требовавших применения орудий.
Памятники эпохи нижнего палеолита, как правило, достаточно просты по структуре, но трудны для интерпретации. Часто они представляют собой просто рассеянные артефакты, порой – в сочетании с костями животных, найденные в контексте, свидетельствующем, что в древности они были оставлены на поверхности земли, причем иногда – у озера или какого-то иного водоема. Время от времени нижнепалеолитические орудия находят в пещерах, но в большинстве случаев – на открытых местах. Предметом дискуссий между археологами являлся вопрос о способах применения каменных орудий и о причинах их совместного залегания с костями животных. Прежде полагали, что любое сочетание каменных орудий и звериных костей указывает на охотничьи занятия древних людей. Однако в наши дни археологи уделяют больше внимания иным объяснениям. Не могли ли, к примеру, артефакты оказаться рядом с костями зверя потому, что человек отрезал куски от трупа животного, уже убитого хищниками или умершего естественной смертью? Находка в таком месте окаменевших фекалий или следы зубов на костях также могут послужить свидетельством того, что человек пользовался добычей хищников. А может быть, подобное сочетание оказалось чисто случайным и вообще не связано с взаимодействием человека и зверя?
Ответ на эти вопросы может дать изучение как костей животных, так и самих каменных орудий. По крайней мере на некоторых костях имеются царапины, свидетельствующие, что человек эпохи нижнего палеолита разделывал туши животных. На самих орудиях в микроскоп можно увидеть сохранившиеся следы сточенности рабочего края, указывающие на их различное использование, в том числе – для срезания мяса.
Кем были гоминиды, создававшие нижнепалеолитические орудия? Большинство ученых полагает, что наиболее вероятным изготовителем олдувайских орудий является Homo habilis – древнейший представитель человеческого рода. Артефакты ашельского типа принадлежат, вероятно, виду Homo erectus (именуемому также Homo ergaster) – во всяком случае ранее, чем 400 000–500 000 лет назад, когда их изготовителями уже могли быть древнейшие представители вида Homo sapiens, люди современного типа.
Средний палеолит, или средний каменный век.
Примерно 200 000 лет назад ручные рубила, кливеры и другие массивные орудия, изготовленные методом двусторонней оббивки и являющиеся неотъемлемым атрибутом нижнего палеолита, теряют присущее им повсеместное распространение. Вместо них в инвентаре начинают преобладать орудия, изготовленные из отщепов, – в первую очередь скребки, остроконечники, орудия с зубчатым лезвием.
В некоторых культурах все же продолжают бытовать ручные рубила, но они становятся меньше и тоньше ашельских, а по численности уступают орудиям из отщепов. В Европе и Передней Азии такие памятники с преобладанием орудий из отщепов именуют мустьерскими (по названию стоянки в гроте Ле-Мустье во Франции). Более широкое понятие «средний палеолит» покрывает как мустьерские памятники, так и одновременные им культуры Африки (где время их существования обозначают как средний каменный век) и Дальнего Востока. Однако дальневосточные культуры мало известны и точно не датированы, вследствие чего в данном разделе освещены преимущественно европейские и африканские археологические данные.
Период среднего палеолита продолжался примерно до времени 50 000–40 000 тыс. лет назад, причем точная дата его завершения различна для разных регионов. Среднепалеолитическая эпоха привлекает пристальное внимание археологов и порождает множество дискуссий. Одна из главных причин этого интереса к ней состоит в том, что именно на стадию среднего палеолита, по-видимому, приходится период формирования человека современного физического облика (Homo sapiens). Насколько совпадают с современными поведенческие нормы среднепалеолитического человека? Некоторые племена эпохи среднего палеолита (в Европе и Передней Азии) в физическом отношении принадлежали к неандертальцам – хорошо известной разновидности ископаемых людей. В других регионах среднепалеолитический человек по внешнему облику был гораздо ближе к современному, чем неандерталец, хотя его поведение во многом было близко к поведению неандертальцев.
Многие археологи, пораженные коренными различиями между средним и сменившим его верхним палеолитом, доказывают, что только в верхнепалеолитическую эпоху можно обнаружить свидетельства современного уровня умственного развития человека, обеспечивающего возникновение культуры. Как и нижнепалеолитическая, культура среднего палеолита характеризуется относительной однородностью во времени и пространстве, особенно в сравнении с пришедшей ей на смену эпохой верхнего палеолита. Люди среднего палеолита изготавливали орудия относительно немногочисленных типов, в чем опять-таки состоит коренное отличие от верхнего палеолита. На среднепалеолитических памятниках находят костяные артефакты, но в целом человек той эпохи редко использовал кость (в том числе слоновую). Стоянки располагаются в пещерах, под скальными навесами и на открытых местах, но редко содержат следы каких-либо сооружений. С другой стороны, надежно установлено, что человек в то время умел добывать огонь. Он хоронил своих умерших, но их могилы, в отличие от верхнепалеолитических, были относительно простыми.
Люди эпохи среднего палеолита определенно могли охотиться. И все же материалы свидетельствуют, что они не были столь искусными охотниками и собирателями, как их верхнепалеолитические преемники. Население было редким, а использование в качестве сырья местного камня (в отличие от камней «экзотических» пород с дальних месторождений) указывает на достаточную ограниченность освоенной территории. В отличие от верхнего палеолита, свидетельства существования искусства и украшений редки и проблематичны.
Верхний палеолит, или поздний каменный век.
Примерно 50 000 лет назад, с началом эпохи верхнего палеолита в образе жизни человека произошли значительные изменения. Современный и верхнепалеолитический Homo sapiens имеют много общего. В том, что касается каменных орудий, памятники верхнего палеолита (в Африке – позднего каменного века) демонстрируют столь значительное многообразие во времени и пространстве, что трудно указать какие-либо их типы, характерные для этой эпохи в целом. Наиболее типичны для верхнепалеолитических памятников так называемые «пластины» (отщепы, длина которых вдвое превосходит ширину). Из пластин и других отщепов изготавливались орудия самых разных типов, в том числе разнообразные скребки и прекрасно обработанные листовидные острия.
Другое принципиальное отличие от среднего палеолита состоит в широком применении верхнепалеолитическим человеком кости и рога для изготовления настоящих артефактов – таких, как иглы, шилья, проколки и гарпуны. Как и изделия из камня, эти артефакты значительно различаются во времени и пространстве. Именно к эпохе верхнего палеолита относятся первые достоверные свидетельства существования искусства и личных украшений. Верхнепалеолитический человек расписывал пещеры, создавал произведения искусства малых форм, в том числе статуэтки, и изготавливал предметы личного убранства – например бусы. Как правило, структура памятников верхнего палеолита сложнее, чем структура среднепалеолитических памятников.
На верхнепалеолитической стадии люди впервые освоили суровые континентальные зоны, в том числе отдаленные области Сибири. Датировка начала заселения Америки остается предметом споров, но большинство археологов согласно в том, что Аляски человек достиг примерно 12 000 лет назад, двигаясь по сухопутному перешейку между Сибирью и Аляской, именуемому Беринговым мостом. В отличие от Америки, Австралия на протяжении всего периода эволюции человека никогда не была связана с Азией, и добраться до нее люди могли только по воде. Вероятно, это произошло примерно 40 000 лет назад, хотя предлагалась и дата 60 000 лет назад и даже еще более ранняя.
Пещерная живопись.
Не сохранилось никаких свидетельств того, что обитатели восточного ареала граветтской традиции, искушенные в искусстве вырезания и лепки фигур, знали и живопись; что же касается их гравированных рисунков, то в них преобладают геометрические мотивы, зигзагообразные или перекрещивающиеся штрихи и изредка извилистые линии типа меандра. На фоне крайне скудного (за исключением резной и лепной скульптуры) восточнограветтского искусства особенно заметны натуралистические гравировки на кусках кости или рога и на каменных пластинах, найденные в пещерах и гротах западных областей. Хотя наиболее распространенными были изображения на небольших предметах, вряд ли можно сомневаться в том, что они тесно связаны с еще более поразительными памятниками искусства, обнаруженными на потолках, стенах и полах пещер и гротов. Большинство самых замечательных произведений пещерного искусства сосредоточено во Франции и Кантабрийском регионе Испании, хотя отдельные памятники засвидетельствованы и достаточно далеко от этого района – в окрестностях Малаги в Испании, в Южной Италии и на прилегающих к ней островах.
В пещерном искусстве Кантабрийского региона Франции выделяют две группы памятников: раннюю, связанную с западнограветтской (или поздней перигорской) и – менее надежно – с предшествующей ориньякской культурами, а также позднюю, соотносимую с культурами солютре и мадлен. Рельефы ранней группы включают линии, проведенные концами пальцев по глине, и натуралистические изображения животных, вырезанные на поверхности скалы. Наскальная гравировка вначале была довольно грубой – порой в виде едва намеченных штрихов, иногда в виде глубоких врезов, – но со временем превратилась в настоящий рельеф; примером могут служить изображения людей во французском гроте Лосель. Росписи на первых порах представляли собой нанесенные рукой красные и желтые извилистые линии и контурные наброски животных, затем появились цепочки пятен и залитые краской плоскости, а потом возникла двухцветная живопись, как, например, в Ласко.
К памятникам пещерного искусства поздней группы относятся многочисленные барельефы с изображениями почти в натуральную величину. Некоторые из них образуют громадные фризы; так, в Англь-сюр-Л'Англан на пространстве длиной ок. 35 м представлены бизон, лошади, горный козел, а в нижнем ряду, расположенном ниже пояса зрителя, – три женские фигуры. Наскальная гравировка иногда дополнена тонкой штриховкой, производящей впечатление рельефа. Росписи, по-видимому, прошли в основном те же этапы развития, но в Альтамире – пещере в Кантабрийском регионе Испании – и в других сопоставимых с ней памятниках мы видим новый, более совершенный уровень полихромии, на смену которому затем вновь пришли небольшие рисунки красной краской и, наконец, изображения непонятных знаков. На протяжении второй фазы и особенно в период расцвета мадленской культуры получила очень широкое распространение гравировка на небольших каменных плитках, кусках кости и рога, а также на таких предметах, как копьеметалки и различные жезлы, имевшие, по-видимому, ритуальное назначение.
Верхнепалеолитические создатели произведений пещерного искусства Западной Европы изображали преимущественно животных, бывших для них желанной добычей, или тех хищников, которые этих животных преследовали. Как правило, звери изображены поодиночке. Изображения человеческих существ достаточно редкие, они связаны с идеей плодородия, рисуют колдунов либо знахарей. Иногда художник изображал оружие или раны, и это неоспоримо свидетельствует о том, что цель искусства заключалась в магическом воздействии на результаты охоты.
Можно предположить, что творчеству весьма способствовало само строение пещер. Художник использовал любую неровность скальной поверхности, угадывая в ней подобие природного объекта. Некоторые росписи расположены в глубине пещеры, вдали от дневного света, на расстоянии до 900 м от входа. Для их создания необходимо было пользоваться светильниками; было найдено несколько таких светильников, выдолбленных из камня.
Для вырубания в скале барельефа применялись каменные инструменты; затем изображение заглаживалось, а иногда раскрашивалось. Для гравировки служили кремневые резцы. В качестве красителей для росписей брали окись марганца и охру различных оттенков, растирая их на каменных плитках; затем краску набрызгивали на стену пещеры или, смешав с животным жиром, наносили кистью либо мягким тампоном.
Сравнительно небольшие размеры человеческих сообществ той эпохи и низкий уровень хозяйственной специализации, среди взрослых вряд ли значительно превосходивший изначальное разделение труда между полами, позволяют утверждать почти безоговорочно, что в роли художников выступали сами охотники. Вместе с тем развитие искусства говорит о том, что приемы и навыки в этой сфере передавались от поколения к поколению теми членами группы, которые проявляли особый талант и мастерство.
Религия.
Пещерное искусство свидетельствует в первую очередь и главным образом об эстетическом чувстве и острой наблюдательности его создателей. Но оно же позволяет проникнуть и в иные сферы мышления охотников эпохи плейстоцена. Изображение танцующих фигур в масках в виде звериных голов наводит на мысль, что создание рисованных и скульптурных воплощений диких животных было для древнего охотника одним из многих применявшихся им способов отождествить себя с потенциальной жертвой. Главенствующее положение, которое фигура в маске занимает в гравированной композиции из пещеры «Три брата» (Арьеж, Франция), позволяет предположить, что выдающиеся люди могли выступать в роли шаманов или колдунов, соединяющих соплеменников с миром духов. Более того, ритуалы, связанные с погребением умерших, стремление облачить их в самые нарядные одежды отражают представление о существовании некоего потустороннего мира и одновременно свидетельствуют, что человек той эпохи смог обеспечить себе относительно благополучное существование в условиях, которые мы воспринимаем сегодня как крайне суровые.
МЕЗОЛИТ, ИЛИ СРЕДНИЙ КАМЕННЫЙ ВЕК
Завершение эры плейстоцена и переход к неотермальному, или современному, периоду поставили древних обитателей многих регионов ойкумены перед необходимостью по-новому строить свои отношения с окружающей средой. Там, где раньше выпадало много дождей, стало суше, а в большинстве областей, еще недавно покрытых ледником или испытывавших сильное воздействие арктической или субарктической зоны, возобладал умеренный климат. Самым выдающимся достижением новой культуры, одновременно имевшим огромное значение для дальнейшего развития человечества, явились первые шаги на пути окультуривания некоторых зерновых растений и одомашнивания животных, сделанные в сравнительно небольшом районе Западной Азии. Однако это революционное по сути изменение первоначально проявилось лишь на весьма ограниченной территории; потребовалось немало времени, чтобы новый тип хозяйствования распространился по всему Средиземноморью и умеренным по климату областям Европы. Между тем человек продолжал вести практически тот же образ жизни, приспособившись к новым географическим и климатическим условиям и к новой растительности и испытывая большее или меньшее влияние со стороны древнейших центров хозяйственной жизни. Культуру сохранившихся в ту эпоху охотников и рыболовов иногда определяют как мезолитическую, и этот термин указывает на промежуточное положение, которое они занимают между охотниками верхнего палеолита и неолитическими земледельцами.
Микролиты.
Одной из наиболее характерных черт мезолитической индустрии, проявившихся в неотермальный период, явилось более широкое употребление микролитов – маленьких кремневых отщепов, которым основательной дополнительной обработкой с одной или нескольких сторон придавалась определенная форма. Для отделения микролитов от пластины по ее краю обычно делали одну или несколько выемок, по которым пластину разламывали. Оставшийся после отделения микролитов конец пластины обычно называют «микрорезцом», имея в виду его внешнее сходство с настоящим резцом; однако на самом деле это всего лишь побочный продукт изготовления тщательно обработанных микролитов. Сами микролиты служили главным образом наконечниками стрел, ибо одной из главных отличительных черт эпохи мезолита было повсеместное распространение лука и стрел. Теперь их стали применять не только в ареале традиции пластин и резцов, но и на обширных пространствах Восточной и Южной Африки, где на основе более архаичной кремневой индустрии сложились такие микролитические культуры, как сибильская, магозийская и уилтонская.
Южные охотники и рыболовы.
На большей части Средиземноморья, где переход к условиям неотермального периода был столь постепенным, что оказался почти незаметным, послеграветтская и послегримальдийская индустрии продолжали верхнепалеолитические традиции. В некоторых областях – например, в Кантабрийском регионе Испании или Юго-Западной Франции – удается проследить постепенную трасформацию верхнепалеолитической культуры в мезолитическую. Позднемадленские охотники на северного оленя остались на прежней территории, но теперь охотились на благородного оленя в условиях лесистого ландшафта и обладали иной культурой, именуемой азильской – по названию деревни Ле-Мас-д'Азиль во французском департаменте Арьеж. Эту культуру характеризуют не столько принципиальные новшества, сколько смягчение жесткого стандарта: хотя из рога оленя – правда, преимущественно не северного, а благородного – продолжали делать гарпуны, в их разнообразном декоре отсутствовали гравированные линии, встречающиеся на некоторых верхнепалеолитических экземплярах. Техника обработки кремня пришла в упадок, и мелкие округлые скребла почти вытеснили орудия из ножевидных пластин с обработанным концом. Искусство этого времени представлено лишь кусками гальки, украшенными красными линиями и пятнами и очень напоминающими чуринги австралийских аборигенов.
Другую линию развития верхнепалеолитических традиций демонстрирует советеррская культура, памятники которой найдены в некоторых областях Франции, в Германии, Нидерландах и Великобритании. Этой культуре присуща микролитическая индустрия, восходящая к послеграветтской индустрии.
Позже других в Средиземноморье и Западной Европе сформировались индустрии, использовавшие правильной формы пластины, обломки которых, отделенные с помощью боковых выемок, служили для изготовления трапециевидных наконечников и других орудий сходных форм. Эти индустрии, к числу которых относится тарденуазская, засвидетельствованы находками в скальных гротах и на открытых стоянках в континентальных областях Западной Европы; но на побережье Бретани во Франции, в дельте реки Тахо (Тежу) в Португалии и во внутренних районах Туниса они связаны с огромными раковинными кучами (скоплениями хозяйственного мусора). Хотя носители этих традиций изготовления кремневых пластин и трапециевидных орудий продолжали заниматься охотой и рыболовством, они, без сомнения, освоили добычу раковин и иных морских продуктов, доступных при ловле с берега. Кроме того, помимо собак, уже прирученных носителями советеррской культуры, создатели пластин и трапеций, по-видимому, разводили коз или овец, что свидетельствует о зарождении скотоводства. Примечательной чертой азильцев, советеррцев и тарденуазцев является то, что, хотя они в основном обитали в лесах, практически отсутствуют следы систематического использования ими дерева.
Культуры северной лесной зоны: маглемозе.
Значительно более жизнеспособными были те охотничьи культуры, которые сформировались на равнине Северной Европы от восточной Англии до Эстонии и особого расцвета достигли на западе Балтийского региона. Здесь мы находим свидетельства гораздо более успешного приспособления человека к жизни в лесах, столь быстро распространившихся с началом неотермального периода. Уже к середине VIII тысячелетия до н.э. мезолитические охотники начали рубить деревья с помощью топора, вытесанного из кремневого желвака таким образом, что получалось острое лезвие, пригодное, правда, лишь для кратковременной работы. Культура маглемозе была создана охотниками и рыболовами, которые первыми освоили охоту на водившуюся в девственных северных лесах самую разнообразную дичь – лося, зубра, благородного оленя, дикого кабана и т.д. и открыли для себя обилие рыбы и водоплавающей птицы в многочисленных озерах, оставленных отступавшим ледником. Неудивительно, что образ жизни людей в этих регионах был гораздо более активный и творческий, чем в азильской и советеррской культурах – жалких пережитках великих охотничьих культур верхнего палеолита, сокрушенных изменениями в природных условиях. Благодаря тому, что маглемозцы имели обыкновение селиться на берегах озер или в болотистых местах, сохранились исключительно богатые материалы, свидетельствующие об их культуре. Судя по найденным на стоянках животным останкам и по самим стоянкам, обитавшие здесь люди меняли местожительство в зависимости от сезона. Поэтому естественно заключить, что жилища, которые они строили, были не слишком прочными: в камышовых топях по берегу озера сооружались помосты из хвороста, придавленные камнями, как на стоянке Стар-Карр в Северо-Восточной Англии; на этих помостах возводились шалаши из шкур или другие легкие постройки. В болотах Дании, на стоянке Омосен, найдены остатки небольших хижин со сплетенными из гибких прутьев стенами, нижние концы прутьев были воткнуты в грунт, а верхние сведены вместе и образовывали крышу жилища.
Дерево использовалось весьма разнообразно – из него изготавливали рукоятки для топоров и тесел, древки стрел и луки, весла и лодки. Лодки и весла этого времени – древнейшие известные свидетельства о существовании водного транспорта; особо следует отметить две находки, относящиеся к неотермальному периоду, – деревянное весло из стоянки Стар-Карр (по радиоуглеродной датировке – 9488 ± 350 лет назад) и прекрасно сделанная долбленая лодка из Пессе в голландской провинции Дренте (8270 ± 275 лет назад).
Гораздо шире, чем обитатели юга, носители культуры маглемозе использовали кость и рог. Их излюбленным оружием были стрелы с наконечником из зубчатого осколка рога или кости, привязанным к древку; они делали также роговые и костяные рыболовные крючки без шипа, вязальные иглы с ушком, прорезные лезвия и рукоятки для крепления кремневых вкладышей, наконечники мотыг, муфты для крепления топоров и тесел.
Маглемозцы – также в противоположность носителям советеррской и тарденуазской традиций – занимались декоративным искусством, в том числе наносили антропоморфные знаки, напоминающие расписные гальки азильцев и имеющие, вероятно, магическое значение. Среди других узоров присутствуют сетка, простейшие шевроны, треугольники, перекрещивающиеся и зубчатые линии. Их выцарапывали или высверливали на поверхности костяных орудий, роговых жезлов или янтарных амулетов. Кроме того, от маглемозцев сохранились фигурки животных, вырезанные из кусков янтаря, иногда – с геометрическим узором, выгравированным на поверхности.
Северные рыболовы.
Если носители культуры маглемозе своим процветанием были обязаны богатым возможностям охоты в девственных лесах, то другие обитатели Северной Европы обратились к богатствам морского побережья. На юго-западе Балтийского региона древнейшие прибрежные поселения были затоплены морем, но удалось проследить, что пути первичного освоения береговой зоны пролегали по побережью Западной Швеции и вокруг берегов Норвегии, где особенно богатые памятники были обнаружены в древней провинции Фосна, и далее к арктическому побережью самой северной части Норвегии, на территорию современного фюлька Финнмарк. К сожалению, об этих рыболовах, первыми заселивших почти всю южную оконечность Скандинавского полуострова, свидетельствуют лишь каменные изделия. К концу эпохи мезолита человек впервые достиг Ирландии и Шотландии, свидетельством чего являются хозяйственные кучи и мастерские по обработке кремня в прибрежных пещерах и на отмелях по обоим берегам Северного пролива.
Одновременно, в период наибольшего отступления ледника, когда средняя температура на уровне моря была существенно выше той, которая характерна для нашего времени, высокоразвитая приморская культура, названная по памятнику Эртебёлле, распространилась по берегам Ютландии и островов Датского архипелага. В хозяйстве носителей этой культуры, раковинные кучи которой напоминают относительно поздние мусорные кучи в Патагонии, заметно ощущается влияние производящего хозяйства, к тому времени начавшего внедряться в Центральной Европе. Это влияние сказывается не только в распространении грубой, формованной ленточным способом керамики или в улучшении техники обработки рабочего края кремневых топоров, но и в стремлении к повышению жизненного уровня, что привело к выращиванию злаковых культур в дополнение к имевшим многовековую историю охоте и собирательству.
НЕОЛИТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Выражение «неолитическая революция» было введено в оборот Г.Чайлдом для обозначения процесса возникновения «самодостаточных обществ, производящих продукты питания». В этом термине выражена развиваемая Г.Чайлдом идея о том, что в сравнении с занявшим примерно полмиллиона лет предшествующим периодом дикости, основанным на охоте и собирательстве, успешное освоение производства продуктов питания (включавшее доместикацию животных и растений) произошло по-революционному внезапно.
Некоторые исследователи, признавая важность перехода к производству пищи и допуская его внезапность, находят неудачным определение «неолитическая» в выражении «неолитическая революция». Ранее уже отмечалось, что слово «неолит» во второй половине 19 в. ввел Дж.Леббок, который использовал новогреческий термин, означавший «новый каменный век». Леббок всего лишь дал название периоду, известному по находкам каменных орудий определенного характера, отличавшихся от орудий, характерных для предшествующего этапа, в терминологии Леббока – палеолита (древнего каменного века), когда их обрабатывали исключительно техникой оббивки. Дальнейшее развитие археологии не прибавило термину «неолит» четкости, и некоторые ученые призывают вовсе от него отказаться. В самом деле, его содержание в типологическом, хронологическом и смысловом плане меняется, когда его применяют к различным регионам. В данном разделе мы рассмотрим внезапное появление в Юго-Западной Азии, примерно 10 000 лет тому назад, социальной организации, базирующейся на эффективном сельском хозяйстве, а также последующее распространение этого образа жизни в Европе и других регионах, смежных с зоной его зарождения.
Значение производства продуктов питания.
Около 10 000 лет тому назад на всех заселенных человеком территориях перестало сказываться влияние последней фазы оледенения. Современные климат, флора и фауна обрели (если это уже не произошло ранее) свои нынешние географические границы. Люди приобрели все биологические характеристики современного человека, и можно полагать, что человечество разделилось на те ветви, которые принято называть расами. Что касается культуры, то, по-видимому, люди во всех обитаемых областях Земли сумели освоиться в природной среде послеледниковой эпохи. Растет число свидетельств, что человек той эпохи все лучше приспосабливался к окружающим условиям и все активнее искал новые способы использования этих условий.
10 000 лет тому назад культурное приспособление к жизни в послеледниковых природных условиях вылилось в активизацию собирательства, что происходило повсеместно, за исключением Юго-Западной Азии. Именно здесь впервые возникла и получила распространение практика разведения животных и культивирования растений. (Следует заметить, что формирование производящего хозяйства происходило и в других регионах – например, в Новом Свете и, может быть, на Дальнем Востоке, – но, по-видимому, позднее.)
Новые явления в Юго-Западной Азии имели значительные культурные последствия. Когда производство пищи получило достаточно широкое распространение и у людей появились постоянные ее запасы – урожай в закромах и скот в хлевах, – общество получило возможность в широких масштабах перейти к устойчивой оседлости. У людей исчезла необходимость каждую минуту думать о том, чем утолить голод, постоянно следовать за стадами диких животных в их сезонных передвижениях или зависеть от сроков созревания плодов диких растений.
С переходом к производству продуктов питания человек получил свободное время, необходимое для новых видов деятельности. Р.Линтон однажды заметил, что человек по своей природе не способен к бездействию и праздности. Неудивительно поэтому, что с появлением эффективного производящего хозяйства, для которого характерны периоды затишья между севом и уборкой урожая, возник и целый ряд новых видов ремесла. Г.Чайлд полагал, что появление производящего хозяйства было первым «индустриальным переворотом», и это в основном верно. Попытки сооружения примитивных хижин или создания полированных каменных орудий предпринимались и раньше, но настоящее строительство жилищ и множество новых форм каменных орудий появились лишь после возникновения производящего хозяйства. Производство керамической посуды, ткачество, изготовление орудий новых типов из обсидиана – вулканического стекла, которое в большом количестве стали ввозить из других регионов, и начатки металлургии, – таковы некоторые из тех новых видов ремесла, которые засвидетельствованы археологией этой эпохи. На протяжении сравнительно короткого промежутка времени (в отличие от предшествующего периода дикости протяженностью в полмиллиона лет) были открыты колесо и плуг, начали использовать рабочий скот, появились торговые города. К 3500 до н.э. в зоне аллювиальных почв Южной Месопотамии возник городской образ жизни, появились первые государства и царская власть, монументальное искусство и архитектура, письменность; следовательно, можно говорить о возникновении цивилизации.
Подлинная цивилизация никогда бы не возникла, если бы у нее не было фундамента – эффективного производящего хозяйства. Но как только этот фундамент появился, формирование цивилизации стало протекать с исключительной быстротой. Существуют веские доказательства того, что за 7000 лет до н.э. на склонах холмов «Плодородного полумесяца» утвердился оседлый образ жизни земледельческих общин, а к 3500 до н.э. в Месопотамии сложилась цивилизация городов-государств.
Предшествующие стадии.
Археология с определенностью утверждает, что поросшие травой склоны холмов «Плодородного полумесяца» (предгорья Ливанско-Таврско-Загросской горной цепи) включали в себя зону, где совершались первые попытки производства продуктов питания и первые шаги по освоению оседло-земледельческого образа жизни. Эту географичсескую и растительную зону характеризует уникальная концентрация всех важнейших пригодных для культивирования растений (прежде всего пшеницы и ячменя) и одомашнивания животных (особенно овец, коз, свиней, крупного рогатого скота и ослов), составивших основу рациона питания в той хозяйственной модели, которой было суждено стать культурной традицией Запада.
Известно, что эта холмистая зона была издавна населена собирателями эпохи плейстоцена. Последовательный ряд ее обитателей в древнем каменном веке отражен в археологических материалах из пещер Сирийско-Палестинской области и Иракского Курдистана и завершается различными кремневыми индустриями, освоившими производство орудий из пластин и микролитов. Из них к числу наиболее полно исследованных индустрий позднего палеолита принадлежат кебарская в Северной Палестине и зарзийская в Курдистане.
Установлено, что люди, изготовлявшие орудия зарзийского типа, селились как на открытых стоянках, так и в пещерах. При этом точно известно, что культурный комплекс, сменивший в Курдистане зарзийскую традицию, происходит с открытых стоянок, таких, как Карим-Шахир, Малефаат и Зави-Чеми, и указывает примерно на 8700 до н.э. Существенно важно, что эта традиция страше того времени (ок. 8100 до н.э.), которым сейчас принято датировать рубеж между позднеледниковым и послеледниковым периодами в северных областях Европы и в Северной Америке.
В Северной Палестине и Сирии кебарскую индустрию сменяет (по археологическим данным, т.е., возможно, и не непосредственно) натуфийская культура, свидетельства которой можно найти как в пещерных, так и в открытых памятниках.
Сегодня принято считать, что каримшахирско-натуфийский комплекс можно соотнести с начальным этапом процессов доместикации и окультуривания животных и растений. Если это верно, то названный комплекс связан с принципиально новым явлением: это не основанное на собирательстве приспособление к послеледниковым природным условиям, которое происходило во всех других регионах, но рывок в новое качество, имевший в дальнейшем значительные культурные последствия. Обнаруженные на памятниках каримшахирского и натуфийского круга кости, по определению зоологов, принадлежат домашним собакам; и хотя остатки культурных растений пока не обнаружены, достаточно характерны находки кремневых вкладышей для серпов и каменных терочников, явно служивших для растирания зерен. Эти памятники каримшахирско-натуфийского круга свидетельствуют о попытках возведения примитивных круглых сооружений на каменном основании, на них найдено также множество изящных мелких изделий из кости и камня.
Совершенно очевидно, что интерпретация данных о начальной фазе земледелия всегда будет представлять особую трудность для археолога. Появление в связи с возникновением нового – производящего – хозяйства многочисленных новых форм орудий и новых ремесел, как и заведомо домашних видов животных и культурных растений, происходило постепенно.
Становление и распространение оседлого образа жизни, основанного на выращивании растений, а затем и разведении животных, обнаруживается в поселениях Палестины, Сирии и юго-востока Турции IX–VIII тыс. до н.э. Несколько позже он фиксируется на севере Ирака и в горах Загроса. Постепенно от круглых в плане жилищ переходят к прямоугольным, причем в основаниях иногда сооружаются небольшие помещения, возможно хранилища; жилые помещения располагались над ними. На ряде поселений (Иерихон, Невали-Чори) найдены постройки обрядового назначения. Характерный признак культур раннего неолита – особое обращение с черепами умерших, черты лиц которых «реконструировали» с помощью специальной массы, а также изготовление каменных и глиняных фигур, вероятно мифологизированных предков. VI тыс. до н.э. – время повсеместного распространения в Передней и отчасти Центральной Азии важного индикатора исторических и культурных процессов – керамических сосудов. Уже в неолите производят первые эксперименты по обработке самородной меди и даже ее плавке.
Яркий памятник неолита Западной Азии – поселение Чатал-Хююк в Турции, где были раскопаны дома с многочисленными и разнообразными многоцветными стенописями и рельефными изображениями животных и мифологических покровителей в виде женских существ, погребения с необычайно для этого времени богатым инвентарем, разнообразные изделия, свидетельствующие об отдаленных обменных связях.
Неолит Европы.
Археологическая стратиграфия и радиоуглеродные даты убедительно свидетельствуют, что земледелие утвердилось в Передней Азии значительно раньше, чем в Европе, куда неолитические формы хозяйства проникли извне во вполне сложившемся виде. За исключением диких предков однозернянки (одной из разновидностей пшеницы) и проса, зона произрастания которых ограничивалась некоторыми областями Балканского полуострова, Европа не знала злаков, на основе которых были выведены основные зерновые культуры; и хотя в европейских лесах бродили дикие быки и свиньи, овцу сюда, несомненно, завезли извне. Более того, такие традиционно связываемые с культурой древних земледельцев Европы элементы, как жатвенные ножи с кремневыми вкладышами, седловидные зернотерки (ручные мельницы), шлифованные топоры из разных пород камня и посуда, полностью идентичны найденным на гораздо более древних поселениях Передней Азии.
Процесс адаптации.
Неолитическую культуру Европы ни в коей мере нельзя рассматривать как просто распространившуюся на новую территорию культуру Западной Азии. Прежде всего имело значение различие в природных условиях. Средиземноморье, с этой точки зрения, во многом сходно с областями, ставшими прародиной нового вида хозяйства; но относительно влажный климат, обширные выходы ледниковых глин и, самое главное, лиственные леса, преобладавшие в растительности умеренного пояса, – все это препятствовало быстрому распространению нового типа хозяйствования. Неудивительно, что первые земледельцы, проникшие в Центральную Европу, тяготели преимущественно к зоне легко поддающихся обработке лёссовых почв или вели хозяйство, базирующееся на подсечно-огневой системе, что требовало частых переселений. Вытесненным в умеренный климатический пояс Европы неолитическим людям пришлось отвоевывать клочки обрабатываемой земли и луга у девственного леса. Севернее зоны лиственных лесов распространение земледелия было вообще невозможно, и первобытные обитатели большей части Скандинавии, включая почти всю Финляндию, а также обширных пространств Северной России, покрытых хвойными и березовыми лесами, вплоть до начала железного века продолжали целиком зависеть от охоты и рыболовства, восприняв от земледельцев лишь некоторые ремесла – такие, как изготовление керамики, а несколько позже металлургию бронзы.
В тех областях Европы, куда проникла новая форма хозяйствования, обитали мезолитические охотники и рыболовы. Некоторые области – например, Балканы и ряд районов Центральной Европы – были заселены мало, другие – к примеру, Западная Балтия и Британские острова – относительно плотно. С начала VIII по крайней мере до начала V тысячелетия до н.э., да и много позже на северной периферии Европейского континента существовал ряд локальных культур, различие между которыми определялось поисками путей наиболее успешной адаптации к природным условиям послеледникового периода. Как уже говорилось, эти попытки приспособления к внешней среде ради выживания предпринимались все еще в рамках присваивающего хозяйства. Некоторые формы собирательства, сложившиеся в локальных очагах, обеспечивали вполне приличный уровень жизни, и занятые им люди, по-видимому, не торопились отказываться от древних привычек ради производящего хозяйства, еще не вполне приспособленного к европейским условиям.
Эта ситуация принципиально отличается от той, что сложилась в пограничных районах Америки. Ведь технологический уровень хозяйства американских приграничных поселенцев был много выше, чем у туземцев, с которыми они здесь столкнулись. Снаряжение же людей, принесших в Европу общинно-земледельческое хозяйство, – по крайней мере, древнейших из них – ненамного превосходило то, которым пользовались туземные носители традиций интенсивного собирательства. Не было это похоже и на освоение девственных земель: местное население или вытеснялось и было вынуждено занимать территории, не слишком привлекавшие земледельцев, или же по необходимости приноравливалось к новому образу жизни.
Носителям новой культуры пришлось адаптировать привычные для них хозяйственные приемы к иной природной среде. В этом плане показательна история изменений, которые произошли с овсом как зерновой культурой. На влажных полях Передней Азии дикий овес был растением совершенно бесполезным, более того – злостным сорняком. По мере распространения на север земледелие в Европе достигло той границы, за которой климатические условия оказались непригодными для разведения пшеницы; зато сопровождавший ее сорняк – дикий овес – великолепно произрастал и в новых условиях, и потому его стали разводить как культурное растение.
Сказанное выше позволяет понять, во-первых, причины сравнительно медленного распространения культуры неолита по территории Европы, а во-вторых, причины – при общем сходстве хозяйственной модели неолитической Европы и Передней Азии – значительных различий и в сфере производства, и в культурном облике этих двух регионов.
Известны три главных пути проникновения общинно-земледельческого образа жизни в Европу. Первый предполагал каботажное плавание, минуя Грецию, к Южной Италии и Сицилии, до территории Франции и вверх по Роне или до Испании, а затем к побережью Атлантики. Второй путь шел через Северную Грецию или Фракию к Дунаю, а потом вверх по реке, разветвляясь по притокам. Третий путь, начинаясь в Иране, огибал Кавказ или Каспийское море и в конечном счете через территорию Восточной Европы достигал Балтийского моря.
Точных сведений о том, насколько длительным был процесс распространения неолитической культуры в Европе, пока немного. Согласно результатам радиоуглеродного датирования, в Центральной Европе земледелие утвердилось к началу IV тысячелетия до н.э., но в таких зонах колонизации, как предгорья Альп и Западная Балтия, обработкой земли не занимались вплоть до 2700 и 2600 до н.э. соответственно.
Типы посуды.
Точно выявить азиатские истоки керамической посуды, характерной для той или иной неолитической культуры в Европе, можно лишь в отдельных случаях; как правило, европейская посуда отличается явным своеобразием, причем иногда совершенно очевидно влияние некерамических прототипов. Например, отмечалось, что некоторые сосуды культуры сескло в Греции своим узором напоминают сосуды из березовой коры; дунайская посуда, украшенная спиральным меандром, напоминает по форме тыкву; керамика средненеолитического периода из Центральной Германии и Дании восходит к плетеным корзинкам; наконец, некоторые западные сосуды воспроизводят форму кожаных емкостей. Это позволяет полагать, – если не принимать во внимание средиземноморскую посуду, украшенную оттисками зазубренных раковин и распространенную от Сирии до Западного Средиземноморья, или близость ранней расписной керамики из Греции к анатолийской и северомесопотамской, – что неолитические культуры Европы были образованиями достаточно самобытными, хотя и возникшими под влиянием внешнего импульса. В самом деле, установлено, что неолитическая производящая экономика проникла в некоторые регионы Европы на докерамической стадии и что, когда земледельцы в разных областях осваивали производство керамики, они использовали в качестве образцов привычные для них всевозможные некерамические емкости. Среди различных обитателей неолитической Европы, изготавливавших керамику, можно выделить группы – среди них придунайскую, – хозяйство которых было почти исключительно производящим, или же такие группы – например, жителей региона Швейцарии, – которые в значительной мере продолжали зависеть от охоты и рыбной ловли, а также тех субнеолитических обитателей Скандинавии и Северной России, которые уже восприняли изготовление керамики, но были неспособны освоить земледелие.
Виды поселений.
Образование холмов, или теллей, вследствие длительного обитания человека на одном месте – обычное для Западной Азии явление, однако оно засвидетельствовано и в отдельных областях на юго-востоке Европы: в Греции, Болгарии, Югославии, Румынии и Венгрии. В остальных областях люди как правило, меняли места обитания, хотя спустя какое-то время зачастую возвращались на прежние поселения. Дома на большей части территории Европы были прямоугольные в плане, имели бревенчатый каркас и двускатную крышу. В Центральной Европе, у ранних земледельцев Подунавья, такие дома могли иметь длину в 45 м и более и почти непременно включали как жилье, так и кладовые и помещения для скота. В лёссовом грунте бревенчатые постройки можно проследить лишь по следам в земле; но в Южной Германии и Швейцарии по берегам древних озер во влажной среде хорошо сохранились целые ярусы построек. Как правило, поселки неолитических земледельцев состояли из целой совокупности строений. Поначалу они зачастую не имели укреплений, но по мере обострения борьбы за территории возникла необходимость обносить селение валом, рвом или частоколом.
Орудия.
С формальной точки зрения, первые земледельческие общины можно считать неолитическими по той причине, что основные орудия труда и предметы вооружения по-прежнему делались из кремня и иных пород камня, хотя эти общины, безусловно, существовали одновременно с цивилизациями, уже освоившими металл, и иногда приобретали у них металлические предметы. Земледельцу требовались каменные топор и тесло, чтобы срубить деревья при расчистке поля, подготовить бревна для строительства и т.п. Хотя хозяйственная жизнь по-прежнему была подчинена задаче выживания и отличалась слабой степенью разделения труда, а каждая община обеспечивала продуктами главным образом саму себя, нужда в орудиях для рубки деревьев и обработки древесины была столь велика, что в некоторых районах Европы в рудниках или шахтах специально добывали кремень или другой камень и делали заготовки топоров и тесел, которые продавали в дальние области за сотни километров. Точно так же раковины моллюска Spondylus Gaederopus, использование которых в качестве личного украшения прочно укоренилось в культуре Подунавья, попадали из Восточного Средиземноморья далеко на запад – в Северную Италию, долину Рейна и Центральную Францию.
Погребения.
В эпоху раннего неолита обитатели Центральной Европы хоронили своих умерших в индивидуальных грунтовых могилах, как правило, на кладбище, примыкающем к поселению. Древнейшие неолитические погребения носителей культуры кубков с высокой шейкой, обитавших в Северной Германии и Западной Балтии, – также индивидуальные, хотя могилы иногда обкладывали каменными плитами или галечником и располагали рядами или углом, что напоминает планировку домов.
Со временем многие неолитические племена Западной и Северо-Западной Европы усвоили практику коллективных захоронений, впервые сложившуюся у использовавших металл обитателей Месопотамии. Гробницы, во многих регионах представлявшие собой мегалитические конструкции, обрели форму длинных галерей и соединенных камер с входным коридором, причем все сооружение перекрывалось курганной насыпью. Мегалитические коллективные гробницы были широко распространены на Иберийском (Пиренейском) полуострове, во Франции, Ирландии и в западной и северной части Британских островов; возводились такие гробницы и в Западной Балтии. Труд, вложенный неолитическими земледельцами в сооружение огромных гробниц, неоспоримо свидетельствует о существовании религиозных побуждений. Другое доказательство их существования можно усмотреть в культовых памятниках, открытых на Британских островах и включающих расположенные кольцом или подковой ритуальные ямки, окруженные валами и рвами. В то же время художественное творчество находилось в глубоком упадке и проявлялось главным образом в создании орнаментов на посуде и изготовлении культовых предметов, в том числе статуэток.
БРОНЗОВЫЙ ВЕК
Задолго до того, как неолитическая революция распространилась по всей Европе, в некоторых областях Передней Азии и в долине Нила возникли первые города. В напластованиях, прослеживаемых в теллях, или «жилых холмах», на территории «Плодородного полумесяца», отражены последовательные этапы развития цивилизаций, основанных в конечном счете на земледелии, которое получило дальнейшее развитие с изобретением запряжного плуга и ирригации; их история ознаменована многочисленными технологическими усовершенствованиями. Самым замечательным из них явилось открытие металлургии, поначалу сочетавшейся с употреблением каменных орудий.
Термин «бронзовый век» употребляется для обозначения второй из трех стадий развития древней технологии, выделенных археологами Старого Света, – той, на которой бронза сменила кремень и другие породы камня в качестве основного материала для изготовления орудий труда и предметов вооружения. В самом деле, открытие того обстоятельства, что медь делается тверже, если к ней добавить олово, – второе по значению после обнаружения того, что из медной руды можно получать поддающийся плавке металл. Впрочем, применение бронзы (состоящей из одной части олова и девяти частей меди) в том или ином регионе зависело прежде всего от наличия там олова; к примеру, в Египте формирование полноценной цивилизации оказалось возможным на основе использования одной лишь меди.
Практика изготовления медных орудий, а затем бронзового литья повлекла за собой разделение труда; о специализации мастеров в описываемое время свидетельствуют также искусная обработка камня и разнообразие высококачественной посуды, изготовленной на гончарном круге и обожженной в крупных печах с хорошо регулируемым температурным режимом. О стабильном обитании людей на одном и том же месте говорит не только значительная высота холмов, образовавшихся на месте поселений, но и характер самого строительства; вместо непрочных шалашей и навесов появились глиняные, а затем и кирпичные дома, а святилища из тростника и циновок в конечном итоге превратились в величественные каменные храмы. В Египте рост благосостояния населения в додинастический период отразился в увеличении размеров и усложнении убранства гробниц, и завершением этого процесса явилось возведение больших пирамид. В поисках сырья, необходимого для быстро развивающихся технологий, люди осваивали все более обширные территории; примечательно, что Южная Месопотамия, демонстрирующая наиболее разительный прогресс, не обладала почти ни одним из материалов, в которых нуждалась формирующаяся городская цивилизация. Вместе с развитием торговли ширилось употребление личных печатей, а затем и письменности, необходимой для ведения счетов и отчетности; совершенствовались средства коммуникации, в том числе водные суда и колесный транспорт. Столь же примечательны прогресс военного дела и возникновение все более крупных политических образований, которые, начав свою историю как города, со временем переросли в империи. В это же время из грубых природных культов каменного века сформировались развитые религии со своим жречеством и храмами, возникли царства, а ок. 3000 до н.э. появились исторические династии.
Значительная часть бронзового века Передней Азии, Египта и греко-римского мира не относится к доисторическому периоду, поскольку освещена письменными источниками. Однако на территории большей части Европы проникновение и эволюция свойственной бронзовому веку технологии предшествовали усвоению письменности.
Европейский бронзовый век.
Металлургия, как до нее земледелие, проникла в Европу из Передней Азии. Во многих частях континента медь в обществе, во всем прочем остававшемся неолитическим, поначалу использовалась в основном для личных украшений; этот ранний этап применения меди иногда называют эпохой халколита. Некоторые халколитические племена – такие, как носители дунайской культуры III в Центральной Европе, – сами добывали медь; другие – к примеру, ранненеолитические обитатели Дании (хронологически значительно более поздние, чем создатели III этапа дунайской культуры) – импортировали готовые медные изделия. В некоторых областях, где по тем или иным причинам существовали трудности с получением олова, халколитическая фаза оказалась весьма продолжительной, тогда как в других технология изготовления бронзы была освоена относительно рано.
Греция, Эгейский бассейн и Крит.
Ранний бронзовый век начался в материковой Греции (раннеэлладская культура), на островах Эгейского моря (раннекикладская) и на Крите (раннеминойская) в первые столетия III тысячелетия до н.э. и продолжался вплоть до его конца, тогда как остальная Европа все еще оставалась на стадии неолита. Развитие Греции стимулировалось главным образом из Западной Анатолии, а раннеминойская культура Крита испытала и египетское, и азиатское влияние.
Во внутренних областях Греции люди жили в деревнях и занимались земледелием; по побережью и на островах они концентрировались в небольших поселках городского типа, основой экономики которых была торговля. Как торговцы минойцы выступали главными посредниками между Египтом, Азией и Грецией, и к концу бронзового века минойские вожди превратились в царьков, которые между 2100 и 1400 до н.э. сосредоточили в своих руках как экономическую, так и политическую власть, выстроили себе многочисленные великолепные дворцы и создали первую в Европе цивилизацию, сопоставимую с цивилизациями Египта и Передней Азии.
Тем временем ок. 2000 до н.э. анатолийская фаза в истории Греции была прервана вторжением воинов-минийцев, которые вышли на историческую арену в среднеэлладский период бронзового века; скорее всего, этот народ пришел с севера, принеся с собой греческий язык (зафиксированный письменно на следующем этапе в табличках линейного письма B), и заложил основы микенской, или позднеэлладской, цивилизации (1660–1200 до н.э.). Микенцы, сочетавшие изощренность минойской культуры с воинственностью и энергией минийцев, в конце концов сокрушили Минойское государство, ок. 1400 разрушили дворец в Кноссе и заняли господствующее положение в восточно-средиземноморской торговле.
Продвижение на запад.
Уже к началу 16 в. до н.э., в эпоху существования в Микенах шахтовых гробниц, грекам – прежде всего, вследствие испытываемой ими нужды в олове – стала принадлежать роль главного стимула развития технологии бронзы в отдаленных областях варварской Европы. Точно не известно, когда и какими путями процветающие народы Восточного Средиземноморья в поисках металла обратили взоры на запад, в сторону Италии и Иберии; однако вряд ли можно сомневаться, что именно благодаря этим народам было ускорено развитие ранней медной индустрии в Тоскане, Альмерии (Южная Испания) и Южной Португалии.
К наиболее выразительным следам пребывания этих народов на той или иной территории относятся мегалитические могильники и вырубленные в скале гробницы, предназначенные для коллективных погребений, обнаруженные в Южной Италии, на Сицилии и Сардинии, на юге Франции и на Иберийском (Пиренейском) полуострове. С этими могильниками связаны укрепленные поселки городского типа – например, Лос-Мильярес в Альмерии, – как правило, располагающиеся близ устьев рек и с напольной стороны окруженные примитивными деревнями.
Хотя туземный компонент здесь был достаточно сильным, нет сомнений, что обычаем коллективных захоронений и подъемом местной металлургии эти области обязаны влиянию, которое шло от Восточного Средиземноморья. Эти импульсы отнюдь не погасли близ Альмерии или даже у расположенного севернее устья реки Тахо; мегалитические гробницы, зачастую предельно упрощенные по форме и с более простым погребальным инвентарем, распространились вплоть до северо-западной оконечности полуострова. Возможно даже, что влияние этой традиции простерлось и далее, вплоть до Ирландии. Но импульсом наиболее дальнего действия был, по-видимому, тот, что исходил с берегов Лионского залива и распространился по западному побережью Франции, донеся традицию коридорных гробниц (подземных погребальных камер с длинным входным туннелем) до Британских островов и даже до Западной Балтии. Вне всяких сомнений, благодаря олову Корнуолла (Юго-Западная Англия), а также золоту и меди Ирландии ирландско-британская индустрия бронзы принадлежала в варварской Европе к числу первых, возникших под воздействием – пусть отдаленным, опосредованным – восточносредиземноморского мира и в первую очередь грекоязычных микенцев.
Центральная и Западная Европа.
Другим главным источником олова для древнего мира служила Богемия. Несомненно, именно это олово вместе с медью Венгрии, Словакии, Восточных Альп и Центральной Германии интересовало народы Восточного Средиземноморья и стимулировало достижение зрелости центральноевропейской металлургии бронзы, представленной несколькими культурными группами (Унетице, Периам, Тосег, Штраубинг и др.). Хотя вряд ли можно сомневаться в том, что эта индустрия возникла в результате внешнего воздействия; и хотя древнейшие из найденных здесь металлических изделий воспроизводят переднеазиатские образцы, металлическая индустрия Центральной Европы периода расцвета в некоторых отношениях технически превзошла азиатскую; например, топоры с закраинами здесь отливали в двухчастной форме, вместо того чтобы выковывать из плоских отливок. Такие предметы, как алебарда (оружие на длинной рукояти), ведут свое происхождение от западной (иберийской или итальянской) ветви древнеевропейской металлургической традиции.
Северные народы обменивали в Центральной Европе янтарь на металлические орудия, а позже – на сырье, необходимое для производства металла. Именно в ходе такой торговли у микенцев развилось пристрастие к окаменелой смоле – янтарю – и к янтарным бусам, изготовлявшимся в Юго-Западной Германии. Древний «янтарный» путь, соединяющий западное побережье Балтийского моря с Центральной Европой и Грецией – без сомнения, через Адриатику, – представлял своего рода восточный вариант водного пути, пролегавшего по Средиземному морю и Атлантике.
Единственное изделие, по-видимому, восточносредиземноморского происхождения, широко представленное в памятниках варварской Европы, – рубчатые бусы из фаянса, своего рода стекольной пасты, или обожженной смеси, покрытой стеклянной глазурью; каково бы ни было их происхождение, находками этих бус отмечены торговые пути, контролировавшееся микенцами в период их господства после падения Кносса. Такие бусы находят, хотя и несколько реже, вдоль средиземноморских путей, ведущих в Иберию и Южную и Западную Францию, а также – в достаточно большом количестве – в Центральной Европе. Целая группа памятников, в которых были найдены фаянсовые бусы, обнаружена в Южной Англии, какое-то время игравшей ключевую роль в торговых связях как Западной, так и Центральной Европы с теми областями, где господствовали микенские купцы. Важно отметить, что золотые изделия вождей Уэссекса (в Южной Англии), разбогатевших на посредничестве в торговле ирландским золотом, корнуоллским оловом и балтийским янтарем, обнаруживают отчетливое сходство с золотыми предметами микенских царей. Именно на время расцвета этой торговли приходится сооружение кольца сарсеновых камней и конструкции из трилитов (двух каменных столбов, перекрытых каменной перемычкой) в Стонхендже (Англия); необходимо отметить, что кинжал, выгравированный на одном из столбов, имеет форму, типичную для микенской культуры. Другим доказательством важной роли Британии в этот период служит тот факт, что ирландско-британские бронзовые изделия наряду с центральноевропейскими ввозились на территорию Дании еще до того, как здесь сложилась местная культура северного бронзового века.
Культура полей погребальных урн.
Уже подчеркивалось, что, хотя древнейшие металлургические индустрии Европы возникли под внешним воздействием более высоких культур, они стали вполне самостоятельными и оригинальными образованиями. Поэтому, когда в 12 в. до н.э. культурный мир Восточного Средиземноморья был ввергнут в хаос, металлургическая традиция Центральной Европы, обогащенная к этому времени богатыми ресурсами восточноальпийских медных рудников, оказалась достаточно развитой, чтобы устоять на ногах. Известно, что к этому времени центральноевропейские мастера-металлурги изготавливали весьма разнообразные изделия, используя составные формы, технологию cire perdue (утраченной восковой модели) и другие приемы. Племена, связанные с этой металлургической традицией, обычно называют создателями полей погребальных урн, потому что, в отличие от более ранних народов, обычно хоронивших своих умерших по обряду ингумации или кремации под могильными курганами, они оставили бескурганные могильники с захоронениями кремированных останков. Главная группа подобных памятников в Центральной Европе, принадлежащая к лужицкой культуре, сосредоточена в Саксонии и Западной Силезии; однако подобные группы достаточно рано возникли на гораздо более обширной территории, включающей область Альп и Польшу. Со временем носители культуры полей погребальных урн достигли Франции и Испании, а отдельные их группы – Британских островов. Примерно к середине 7 в. до н.э. эти земледельческие племена познакомились с металлургией железа.
ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК
Термин «железный век» археологи используют для обозначения того периода человеческой истории, на протяжении которого железо стало общеупотребительным материалом для изготовления орудий труда и предметов вооружения. Метеоритное железо использовали в малых количествах очень давно – еще в додинастическом Египте, – но окончание бронзового века в экономике стало возможно лишь с освоением плавки железной руды. Вероятно, поначалу железо случайно выплавлялось в печах, служивших для обжига высококачественной керамики, – и действительно, кусочки выплавленного железа найдены на памятниках Сирии и Ирака, датируемых не позже 2700 до н.э. Но только спустя двенадцать или тринадцать столетий кузнецы научились придавать металлу упругость, перемежая горячую ковку с закаливанием водой. Можно почти с полной уверенностью утверждать, что это открытие было сделано в Восточной Анатолии, особенно богатой железной рудой. Хетты примерно двести лет хранили его в секрете, но после падения их государства ок. 1200 до н.э. технология получила распространение и кричное железо стало общедоступным материалом. Одна из древнейших находок, свидетельствующих об употреблении железа для изготовления орудий повседневного употребления, сделана в Гераре близ Газы (Палестина), где в слое, датируемом ок. 1200 до н.э., были раскопаны плавильные горны и обнаружены железные мотыги, серпы и сошники.
Обработка железа распространилась по всей Передней Азии, а оттуда в Грецию, Италию и остальную Европу, но в каждом из этих регионов переход от прежнего уклада, основанного на обработке бронзы, проходил по-разному. В Египте этот процесс растянулся практически до эпохи Птолемеев и римского периода, тогда как за пределами тех областей древнего мира, где широко применялась бронза, железоделательное ремесло утвердилось сравнительно быстро. Из Египта оно постепенно распространилось почти по всему африканскому континенту, причем в большинстве областей непосредственно сменило каменный век; в Австралию и Океанию, как и в Новый Свет, практика выплавки железа проникла с открытием этих регионов европейцами.
Ранние железные изделия изготавливались лишь из кричного железа, поскольку литье этого металла не было сколько-нибудь широко распространено вплоть до введения в 14 в. горнов с мехами, приводимыми в движение водой. Однако и освоение кричного железа вызвало к жизни целый ряд технических нововведений – например, шарнирные клещи, токарный и строгальный станки, мельницу с вращающимися жерновами, – внедрение которых, облегчив очистку заросших лесом земель и обеспечив скачок в развитии сельского хозяйства, заложило основы современной цивилизации.
Железный век Европы.
Первым европейским регионом, где начали обрабатывать железо, была Греция, уже вставшая на путь формирования античной цивилизации. На протяжении микенского периода железо еще оставалось драгоценным материалом, без сомнения импортируемым из Азии; но в переходный период (1200–900 до н.э.) железные мечи все чаще стали класть вместе с умершими в могилы; с началом раннего геометрического периода (ок. 900 до н.э.) использование железа в Греции приобрело массовый характер. Вероятно, к началу 7 в. до н.э. греки и этруски принесли традицию обработки железа в Южную и Центральную Италию. Отсюда она пришла к носителям культур вилланова и эсте в Северной Италии, пересекла Альпы и на поздней стадии гальштатской культуры (600–400 до н.э.) распространилась по всей Европе.
Гальштатская культура.
Проникновение навыков обработки железа и вызванная им трансформация прежней технологии, свойственной бронзовому веку, совпали частично с распространением гальштатской культуры в западном направлении – вниз по Рейну, через территорию Франции, на Иберийский (Пиренейский) полуостров – и на восток, в области Польши, занятые культурой полей погребальных урн, а частично – с продвижением кочевых скифов через юг России в Центральную Европу. Так или иначе развитие культуры знакомых с железом первобытных племен было ускорено влиянием греческой и этрусской цивилизаций – в первую очередь через греческую колонию, существовавшую на месте Марселя.
Эти различные влияния – греческое, этрусское и скифское – привели к появлению ок. 400 до н.э. на территории Юго-Западной Германии и соседних областей специфического кельтского художественного стиля, соединившего античные мотивы с местными традициями. Латенская культура, с которой связано это новое самобытное искусство, быстро распространилась по Юго-Восточной Европе, затем в Малую Азию и на запад – по территории Франции, Бельгии и Британии.
Железный век у германцев.
Тем временем более примитивная цивилизация, также основанная на использовании железа, сформировалась у германских племен. Новая технология, пришедшая из гальштатской культуры через Северо-Западную Германию, примерно к 400 до н.э. достигла территории Шлезвиг-Гольштейна и Дании, а затем утвердилась в Южной Норвегии и Швеции. Северные районы были беднее тех, которые обладали более тесными связями с античным миром, и в Норвегии засвидетельствовано некоторое сужение заселенного пространства по сравнению с бронзовым веком, что, безусловно, явилось следствием ухудшения климата на протяжении субатлантического периода.
Орудия труда.
В раннем железном веке основой хозяйственной жизни первобытных общин оставалось сельское хозяйство, но теперь оно велось более интенсивно. Как уже было сказано, ухудшение климата в субатлантический период вызвало временное уменьшение зоны земледелия в некоторых районах Скандинавии. В то же время технические средства стали более совершенными. Так, использование железных кос при заготовке сена позволяло запасать корм для содержавшегося в стойлах скота на более длительный срок. Массовое применение железных орудий сделало возможными многочисленные усовершенствования в области сельского хозяйства, облегчив вырубку лесов. Позже, к концу первобытной эпохи, был создан плуг, способный взрезать и переворачивать дерновый слой. К тому же подспорьем в повседневном труде стали многие изобретения, заимствованные в античном мире: вращающиеся жернова ускорили процесс помола зерна, токарный станок способствовал качественной обработке древесины, а гончарный круг облегчил изготовление посуды. Нововведения в производстве пищи и рост населения послужили толчком для дальнейшего развития общественной жизни.
Украшения.
Социальной основой общества являлись соперничавшие сравнительно небольшие племенные группы во главе с вождями, которые сосредоточили в своих руках почти все излишки производимого богатства. Большинство произведений кельтского искусства и ремесла были изготовлены для знатных вождей, их свиты и жен; нет сомнений, что лучшие мастера работали при княжеских дворах.
В отличие от утвари и оружия, предметы, служившие символами престижа и богатства, обычно делались из бронзы, иногда дополнительно украшенной кораллами или эмалью. В кельтском обществе в число таких символов входили драгоценные предметы личного убора – шейная гривна, браслеты и разнообразные застежки-фибулы для скрепления плаща; зеркала, порой покрытые великолепной гравировкой и снабженные изящной ручкой; чаши для вина; личное вооружение, в том числе кинжал в богатых ножнах и с украшенной рукоятью; детали убранства колесницы и среди них чеки колес и ручка кнута; наконец, элементы конского убора – удила, псалии и распределители поводьев.
Значительная часть торговли того времени также служила тому, чтобы удовлетворить экзотические вкусы вождей и их приближенных. Так, от греческого мира к кельтским племенам Галлии перешла традиция пить вино. Амфоры с вином (а вместе с ними бронзовая и керамическая посуда) как предмет торговли начали отправлять вверх по Роне в области гальштатской культуры в 6–5 вв. до н.э. Похоже, что в латенский период торговля этим товаром перешла в руки этрусских купцов и распространилась за Альпы. Хотя изначально эта торговля служила удовлетворению специфических запросов правящего слоя, ей было суждено оказать влияние на кельтское общество в целом; в самом деле, ввоз бронзовых сосудов, познакомив местных мастеров с античным художественным ремеслом, способствовал сложению собственного латенского стиля. Поначалу этот стиль использовался лишь при изготовлении предметов роскоши для знати, но со временем спираль и другие сходные орнаментальные мотивы внедрились в народное искусство и стали применяться для украшения домашней утвари – например, керамики и деревянных сосудов.
Монетное дело.
Проникновение монетного обращения в Галлию, а позже (во второй четверти 1 в. до н.э.) в Британию является еще одним свидетельством усложнения экономической жизни и возрастающей политической интеграции. Древнейшие кельтские монеты подражали золотым статерам Филиппа II Македонского; такие статеры оказались добычей римских солдат в ходе греческой кампании и позже были занесены в Галлию после завоевания Римом ее южных областей в 121 до н.э. В руках местных ремесленников изображения головы Филиппа в лавровом венке на аверсе монеты и колесницы на ее реверсе претерпели ряд последовательных изменений; из-за этого понять, что же изображено на некоторых экземплярах, не зная прототипа, просто невозможно. Но сама идея монетного обращения была усвоена в полной мере; в Южной Британии местные правители, у которых она получила признание во второй четверти 1 в. до н.э., увидели в этом удобный способ подчеркнуть свой политический авторитет и начали чеканить собственную монету.
Поселения.
Земледельцы раннего железного века жили в добротных домах; по всей Европе они были прямоугольными в плане и только на Британских островах – преимущественно круглыми. Широкое распространение получили бревенчатые строения. Такие дома по большей части имели каркас из заглубленных в землю бревен, но в некоторых областях Средней Европы преобладало сооружение срубов. Кое-где – например, в Шотландии и некоторых районах Скандинавии – бревна использовали лишь в качестве вспомогательного материала, как опору для крыши; стены же возводились из камня или глины, облицовывая ее снаружи каменными блоками, уложенными насухо (без связующего раствора).
В некоторых регионах, в том числе в Британии, основу расселения составляли семейные земледельческие поселки; в других местах – как, к примеру, в Ютландии – деревня чаще представляла собой объединение нескольких семейных общин. В Галлии (к концу первобытной эпохи – и в Британии) большинство населения обитало в оппидумах– городищах, защищенных от нападения земляными укреплениями. Нестабильный характер эпохи и постоянное соперничество мелких политических образований объясняет обилие укрепленных поселений. Мы находим их, например, в труднодоступных болотистых районах – таково Бискупинское городище в Польше, расположенное на обнесенном валом мысе, вдающемся в торфяник на месте прежнего озера, – или в холмистых областях вроде страны кельтов, крепости которых размещались на вершинах холмов и имели валы, рвы и укрепленные входы. Войско состояло в основном из пехоты, но вожди сражались на двухколесных колесницах, а первые опыты использования конницы относятся еще к гальштатской эпохе.
По мере расширения Римской империи под ее властью оказался весь кельтский мир, за исключением Ирландии и некоторых областей Шотландии; римским же влиянием, распространявшимся отчасти посредством торговли, были охвачены и германские племена, обитавшие за пределами собственно империи.
Римский железный век – эпоха переселения народов.
В позднеримский период Скандинавия испытала отчетливое культурное воздействие с юго-востока, источником которого в конечном счете были готы Причерноморья. К исходу 4 в. н.э. отряды этих народов, отступая под натиском гуннов, перешли Дунай. Так началась эпоха Великого переселения народов, в ходе которого волны варваров одна за другой вторгались в Италию, франки, бургунды, алеманы и вестготы разделили между собой территорию Франции, готы захватили Испанию, вандалы достигли Африки, а англы и саксы завоевали Англию.
АРХЕОЛОГИЯ ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
История изучения.
Археология Восточной Азии – бурно развивающающаяся область науки. Первоначально интерес к прошлому, воплощенному в материальных остатках, выглядел как собирание старинных вещей. В Китае во время правления династии Сун (960–1279) много внимания уделялось памятникам прошлого, в частности, изделиям, изготовленным из бронзы и яшмы.
Первые раскопки в Японии датируются 1692, когда некий местный правитель предпринял раскопки могильного кургана. В 1748 в Корее были предприняты раскопки шести погребений такого типа. Эти исследования дали материал, побудивший интерес к искусству древности. Остатки интерпретировали различными способами, в основном обращаясь к религиозным представлениям. Полированные каменные топоры и наконечники стрел, которые находили на японских островах, считались оружием грома. На смену антикварному интересу пришли подходы, принесенные западными исследователями в конце 19 в., вскоре после утверждения методов археологических исследований в Европе и Северной Америке. Первые исследования, целью которых было изучение прошлого, были предприняты Эдвардом Морзе при раскопках раковинных куч Омори близ Йокогамы.
Древнейшее население Восточной Азии.
Шведу И.Г.Андерсону приндлежит честь открытия древнейшего человека в Китае в пещере Чжоукоудянь к югу от Пекина. После сделанных им находок каменных орудий в 1929 Пэй Вэньчжун обнаружил здесь первый цельный череп Sinantropus рekinensis. Судьба этих находок печальна: они пропали в конце войны. Синантроп – первый представитель Homo еrectus в Восточной Азии, с ним связана проблема эволюции человека в этом регионе. В течение последних десятилетий найдено много новых местонахождений. Сейчас возраст пекинского человека определяют примерно в 500 000 лет. Столь ранних следов человека не обнаружено ни в Японии, ни в Корее, однако немалое впечатление произвели недавние работы в Такамори близ Сендай, где в слое, датируемом ок. 500 000 лет, найдены каменные орудия.
Ранние земледельцы и оседлые собиратели.
Найденную в раковинных кучах Омори глиняную посуду Эдвард Морзе назвал шнуровой из-за наносившихся на ее поверхность отпечатков шнура. Японское название такого орнамента, дземон, стало именем одной из самых долговременных доисторических культурных традиций голоцена (эпохи после ледникового периода). Керамику дземон изучали в течение первой половины 20 в., была разработана детальная относительная хронология, основой которой послужило сопоставление стилей керамики и особенностей поселений. Большой резонанс имели раскопки в пещере Фукуи на северо-западе острова Кюсю в 1960-х годах. Датировки, полученные радиокарбонным и радиометрическим методами, показали, что фрагменты найденных здесь глиняных сосудов принадлежат изделиям, возраст которых – 12 000 лет. Многие другие датировки подтвердили, что на островах Японии керамические сосуды стали использовать более 10 000 лет назад. Хотя в последее время ранние даты были получены и для других комплексов керамики восточноазиатского материка, сосуды из пещеры Фукуи остаются древнейшими в мире. Эта керамика была предшественницей одной из самых ярких и долго существовавших керамических традиций, достигшей расцвета во время существования сосудов необычных форм со скульптурными венчиками в виде языков пламени. Такие сосуды делали в Альпах Центральной Японии ок. 4000 лет назад.
Первые признаки земледелия в Восточной Азии относятся приблизительно к 7000 до н.э. На севере Китая на лёссовых землях в долине Желтой реки выращивали просо. На влажных землях в дельте Янцзы ок. 5000 до н.э. возделывали рис. Свидетельства этого обнаружены, в частности, в Хемуду, где обнаружены также хорошо сохранившиеся следы деревянных конструкций домов. В это время появляются постоянные поселения, подобные Баньпо близ современного Сианя. Деревни были окружены рвами, жилые дома размещались отдельно от некрополя. Около 3500 до н.э. в Китае появились более развитые культуры. На северо-востоке в Хуаншани существовала культура с традицией изготовления разнообразных украшений из нефрита и сооружения сложных ритуальных центров. В Нюхелани, например, в храмовом сооружении были найдены глиняные статуи из обожженной глины высотой более человеческого роста, возможно, связанные с культом богини-матери. Замечательные вещи из нефрита делали на северо-востоке (культура давенькоу) и в дельте Янцзы (культура лянчжу). Существование прекрасной керамики разнообразных форм, в том числе тонкостенной черной, предполагает специализированное производство. Возможно, опыт этих мастеров в высокотемпературном обжиге способствовал возникновению металлургии бронзы.
На Корейском полуострове и Японском архипелаге главными источниками продуктов питания оставались собирательство, рыболовство и охота. Большое значение имел сбор моллюсков. Огромные раковинные кучи находят по всей территории региона, особенно вдоль тихоокеанского побережья Японии. Собиратели создали сложноструктурированные общества, а богатые природные ресурсы лесов и побережий в условиях умеренного климата позволяли им обитать на одном месте в течение многих поколений. В частности, поселение Саннай Маруяма на севере Хонсю, возраст которого ок. 5000 лет, было обитаемо ок. 1000 лет; здесь найдены остатки нескольких сотен жилищ. Стиль керамических сосудов и наличие полудрагоценных минералов на этом поселении показывают, что оно находилось в центре широких общественных и экономических связей, охватывавших юг Хоккайдо и значительную часть севера Хонсю.
Возникновение металлургии.
Около 2000 до н.э. в Северном Китае появляются первые признаки металлообработки. Древнейшими известными предметами являются триподы – сосуды для вина, найденные в Эрлитоу. Ранний период существования этого поселения часто связывают с династией Ся, в китайской традиции – первой императорской династии. В то же время археологические подтверждения скудных исторических свидетельств о Ся отсутствуют. Следующая династия, Шан, известна гораздо лучше, в значительной степени благодаря раскопкам, предпринятым перед Второй мировой войной в Аньяне. Здесь были обнаружены дворцы, храмы, гробницы и жилые сооружения последней столицы этой династии, Инь. Они дали много сведений об организации пространства древнекитайского города. Среди наиболее замечательных находок – гадательные надписи на костях животных и панцирях черепах с вопросами, которые царские гадатели задавали, рассчитывая на помощь духов. Эти гадательные надписи представляют собой первый корпус китайских идеографических текстов. Знаки этой письменности восходят к изображениям на сосудах неолитической эпохи.
Шанцы делали великолепные бронзовые сосуды с богатым декором и изображениями мифологических чудовищ «тао-те». Они создали традицию, существовавшую затем на протяжении тысячелетий. Однако они не были единственными искусными бронзолитейщиками в Китае того времени. Недавно открытые в Сансиндуе в Юньнани бронзовые фигуры в человеческий рост и антропоморфные и зооморфные маски показывают, что металлургия была развита и в Юго-Западном Китае. Такие находки вместе с впечатляющими открытиями в Нюхелани заставляют пересмотреть традиционную модель развития китайской цивилизации, считающую колыбелью всех достижений Центральную равнину.
Древние государства.
Поражение, которое потерпела династия Шан ок. 1100 до н.э. от династии Чжоу, в традционной китайской истории рассматривалось как определенный небесами переход власти к новой династии. Период Чжоу делится на две части. Период Западного Чжоу, известный также как период Весны и Осени, по названию книги анналов, сохранившихся от того времени, длился до 771 до н.э. Восточное Чжоу было периодом перемещения столиц, оно известно также как период Борющихся Царств. В это время страна была разделена на множество образований, а верховная власть имела в основном символический характер. Несмотря на политическую нестабильность и внутренние войны, от времени династии Чжоу сохранились погребения с нефритовыми предметами Лю Шаня и Ду Вана, великолепные бронзовые вещи, в том числе позолоченные, из княжества Чжоншан, набор колоколов в погребении князя Ю.
Китай был объединен Цинь Шихуанди, первым китайским императором, пришедшим к власти в 221 до н.э. При нем была построена система обороны от северных кочевников длиной в 5000 км, Великая Китайская стена. Введя жестокие законы, он превратил Китай в единое государство. Цинь Шихуанди был погребен под огромным курганом неподалеку от своей столицы, города Сиань. Некоторые из тайн этого погребения были раскрыты в 1970-х годах, когда обнаружили настоящую армию из терракотовых фигур, охраняющих подступы к гробнице.
К тому времени, когда в Китае в 206 до н.э. начиналось правление данастии Хань, изменения происходили и на Корейском полуострове, и на Японском архипелаге. В Корее появились первые государства. В Японии завершился долгий период дземон, на смену рыболовству, собирательству и охоте пришло земледелие, утвердившееся на западе Японии ок. 300 до н.э. В это же время стала распространяться металлургия. В 1 в. до н.э. появились первые укрепленные поселения, как и расположенные на вершинах холмов лагери и деревни, свидетельствующие о соперничестве вождей. Одним из самых крупных из этих укрепленных поселений было Есиногари на западе Кюсю, где обнаружены сотни построек, некрополь, квартал знати, хранилища и, возможно, башни для наблюдения. Период с 300 до н.э. по 300 н.э. в Японии называется яей, по местонахождению в Токио, где впервые обнаружены такие остатки. В это время усилились контакты между японскими предводителями и двором китайских императоров. Ханьский император посылал золотые печати в знак благоволения и признания народу, который он рассматривал как дружеский, но варварский.
Во время периода кофун, или курганного (300–700 н.э.), на Японском архипелаге формировались государственные образования. На Корейском полуострове в течение нескольких столетий существовали государства, в связи с чем выделяется период трех царств, когда полуостров был поделен между Кегуре на севере, Пекче на юго-западе и Силла на юго-востоке. О них сохранились сведения в более поздних хрониках, а также в данных, почерпнутых при раскопках погребений под земляными холмами. Только в Японии периода кофун к этому времени относят более 100 000 погребений. Самые большие из них находятся неподалеку от современных Осаки и Нары.
Период кофун завершился в 8 в. В 668 государство Силла распространилось на весь Корейский полуостров. Многие явления китайской цивилизации стали достоянием всей Восточной Азии: корейские и японские столицы строились по плану китайских, в ходу было китайское идеографическое письмо. По Великому Шелковому пути во 2 в. н.э. в Китай пришел буддизм, здесь он получил дальнейшее развитие и затем был воспринят в Корее и Японии.
АРХЕОЛОГИЯ ЮЖНОЙ АЗИИ
Южная Азия была родиной различных цивилизаций. Для культуры субконтинента характерно сочетание внешних влияний и местных традиций. Носители разных культур и образов жизни взаимодействовали и частично поглощали друг друга, что привело к сложению здесь сложной культуры. Субконтинент с севера и северо-запада ограничен горами, на северо-востоке раскинулись тропические леса, его омывают воды Аравийского моря, Индийского океана и Бенгальского залива.
Древнейшее прошлое.
Самые ранние сведения о населении Южной Азии относятся к каменному веку и датируются приблизительно 2 млн. лет. Насколько можно судить по грубым орудиям нижнего палеолита, небольшим орудиям в виде пластин среднего палеолита и геометрическим микролитам верхнего палеолита, устоявшимся образом жизни здесь была охота и собирательство. Сложению специализированных хозяйственных систем, продолжавшим существовать и в голоцене, способствовали разнообразие почв и климатические условия. Все ранненеолитические поселения Южной Азии находятся в северо-западной части региона. Наиболее ярким образцом является Мергар на севере равнины Качи в Белуджистане, где найдены отпечатки зерен в кирпичах и обожженные зерна ячменя и пшеницы из древнейших неолитических слоев (6500 до н.э.). Раскопки в Мергаре показали, что здесь разводили скот, горбатого быка, буйвола, свиней, овец и коз.
Охота и собирательство оставались важной сферой, как это происходит и сейчас у некоторых народов Южной Азии, но после первых шагов освоения земледелия и скотоводства небольшие общины носителей производящего хозяйства стали распространяться по субконтиненту. На одной территории сосуществовали группы с различными орудиями и, возможно, разными формами хозяйственной адаптации – выращиванием растений без постоянной оседлости, оседлым земледелием, собирательством и разведением скота. Земледельцы жили в постоянных домах из сырцового кирпича и обрабатывали близлежащие земли.
На основе неолитических культур в долине Инда сформировались доиндские или раннеиндские культуры, отличавшиеся особыми стилями росписи глиняных сосудов, глиняными фигурками и печатями. На таких поселениях есть признаки окружающих их стен, их дома стоят по сторонам улиц, здесь выплавляют металл. В этот период, ок. 5000–2600 до н.э., усиливаются региональные особенности и традиции. В типичных поселениях этого времени, Кот Дижи и Амри, жило до нескольких тысяч человек.
Хараппская цивилизация.
В конце концов эти региональные традиции стали соединяться, о чем можно судить по росту населения, увеличению сельскохозяйственных продуктов и распространенности многих элементов художественного творчества и изобразительных мотивов. Механизмами этого единства могли стать отношения экономической зависимости и родственные связи. Около 2600 до н.э. возникает городская цивилизация, которая сейчас известна как цивилизация долины Инда, или хараппская. В момент расцвета на ее территории находилось ок. 1000 поселений, разбросанных в Северо-Западной Индии и Пакистане на территории не менее 680 000 кв. км.
Хараппские поселения представлены деревнями и маленькими городками, но также и большими городами с населением до 35 000 человек. Два самых известных и хорошо изученных города – Мохенджо-даро на Инде и Хараппа на р. Рави, притоке Инда. Это были хорошо спланированные города с улицами, ориентированными по сторонам света. Центральные части располагались на искусственных холмах или платформах для защиты от наводнений.
Дома строили из сырцового или обожженного кирпича стандартного размера, входы в них вели из узких улиц и переулков. Обычно они представляли собой комплекс комнат вокруг двора с бассейном. Существовала система стоков, объединявшихся в общегородскую. Сооружались общественные здания и крупные постройки, возможно зернохранилища, городские стены, ворота, а также открытые дворы и ремесленные кварталы; не обнаружено характерных для позднейшего периода дворцов или предназначенных для многолюдных церемоний храмов.
Основой хозяйства служило земледелие и скотоводство, отчасти охота, рыболовство и сбор растений. В отдельных областях, в зависимости от природной ситуации и климата, возделывали растения, подходящие для озимых посевов «раби» – пшеницу, ячмень, бобовые или «хариф» – просо, пригодное для летнего разведения.
Многие из технологий, применявшихся в хараппской цивилизации, возникли значительно раньше. Повсюду в селениях и больших городах находят терракотовые фигурки, украшения из камня и раковин, браслеты и бусы, керамические сосуды, печати, изделия из меди, бронзы и драгоценных металлов и фаянса. Города, городки, селения земледельцев и районы добычи полезных ископаемых были связаны путями, по которым передвигались вьючные животные или повозки, запряженные быками; пользовались и водным сообщением. Имеются данные о существовании торговых отношений с Центральной Азией, районом Персидского залива и Месопотамией.
Письменность носителей хараппской культуры до сих пор остается нерасшифрованной. Надписи наносили на различные предметы, в том числе сделанные из глины и фаянса, но чаще всего – на печати из статита (мыльного камня). На печатях надпись располагалась, как правило, над фигурой животного. Выявлено почти 400 пиктографических знаков. Писали в основном справа налево, некоторые из самых длинных надписей продолжались на следующей строке.
Выявление и понимание хараппских религиозных символов затруднено характером имеющихся источников. Существование в некоторых домах алтарей огня, большое количество колодцев и сооружений вроде «большого бассейна» в Мохенджо-даро с обмазанными битумом стенками указывает на ритуалы, связанные с огнем и водой. Другие свидетельства обрядов – терракотовые фигурки животных и людей. Представляют интерес и изображения на печатях трехликих персонажей в рогатых головных уборах в позах, напоминающих йогические. Не исключено, что они изображают предшественника индуистского Шивы.
Хараппское общество управлялось элитой, на что указывают предметы символического характера, архитектурные сооружения и планировка поселений, признаки ремесленного производства и система торговли. Явно прослеживается разделение труда; существовали ремесленники, торговцы, земледельцы и пастухи. В то же время отсутствие царских захоронений предполагает, что общепринятая модель с «жрецом-вождем» во главе может не подходить к харапппской цивилизации. Все указывает на то, что носители этой цивилизации создали административную систему, в которой индивидуальное богатство или власть не играли большой роли.
Период единства завершился ок. 2000 до н.э. В это время растет число небольших поселений, в то время как крупные города приходят в запустение. Обитатели крупных городских центров теряют контроль над торговыми связями, которые объединяли этот обширный регион в единую цивилизацию. Многие признаки хараппской культуры прослеживаются в более позднее время, что указывает на то, что она не осталась без наследников. Эти культуры с региональными особенностями рассматривают как поздне- или постхараппские. Причины распада прежде существовавшего единства неясны. Обычно их связывают с разрушением системы землепользования (на это указывают изменения характера отложений), наводнениями, тектоническими явлениями или изменениями режима осадков.
Индарийская и персидская цивилизации.
Во II тыс. до н.э. в долине Ганга возделывался рис. В это же время говорившие на индоарийском языке сообщества проникли на субконтинент с северо-запада. Около 800 до н.э. с распространением возделывания риса распространяется и технология получения железа. На севере Индии возникают первые письменно зафиксированные государства.
В 516 до н.э. долина Инда стала частью персидской империи. В 327 до н.э. Александр Великий, победив персов, завоевал и эту область. Затем к власти пришла династия Маурьев, впервые объединившая значительную часть севера Южной Азии. О культурных отношениях, осуществлявшихся через торговые и дипломатические связи между греками и Южной Азией, свидетельствуют письменные источники.
АРХЕОЛОГИЯ АФРИКИ
В Африке в период между возникновением постоянных поселений и началом той эпохи, при изучении которой археологические материалы уже не играют роли основного источника информации, существовали различные цивилизации. Датировка этого периода в разных частях континента существенно разнится. В том регионе, которые ныне занимает пустыня Сахара, долговременные поселения возникли за несколько тысяч лет до того, как аналогичный процесс охватил большую часть субэкваториальной Африки. Письменные свидетельства по истории Средиземноморского побережья и различных районов долины Нила тоже появились намного раньше тех, что связаны с более южными областями. На большей части африканских территорий южнее Сахары письменные сообщения о прибрежных районах значительно древнее тех, которые касаются внутренних областей.
Первые поселения.
Начало возведения долговременных поселений на территории нынешней южной Сахары является уникальным в древней истории явлением. Если в других частях Земного шара становление подобного образа жизни, обозначаемого термином «неолит», было связано с разведением культурных растений и одомашниванием животных, то в этом регионе последовательность событий была обратной. Период 12 000–9000 лет тому назад характеризовался значительно более высокой нормой осадков по сравнению с современной. Вследствие этого озера и непересыхающие реки были очень богаты рыбой, что обеспечивало существование жителей прибрежных поселений. Для рыбной ловли использовались гарпуны с зазубренными костяными наконечниками; появилась керамическая посуда; изготавливались разнообразные кремневые орудия.
Поселения были распространены от долины Нила на запад, вплоть до современных Мали и Сенегала, а также вокруг некоторых восточно-африканских озер, в первую очередь – озера Туркана на севере Кении. Их обитатели, судя по всему, приручили крупный рогатый скот местных пород, а со временем освоили разведение овец и коз, первоначально одомашненных обитателями Западной Азии. Они собирали, а потом научились и разводить разнообразные местные зерновые растения – особенно сорго и тростниковое просо. В некоторых районах, прежде всего в долине Нила и на нагорьях Эфиопии, помимо этих африканских культур выращивали пшеницу и ячмень, принесенные из Западной Азии.
В Эфиопии разводили местные высокогорные растения, в том числе зерновую разновидность метлички абиссинской, нуг и похожее на банан растение энсет. Энсет разводили как овощ, не ради его плодов или семян, а ради мякоти стеблей. В Южной Азии его аналогом являлся батат, многие разновидности которого выращивали вдоль северной границы лесной зоны. Время освоения всех этих культур остается по большей части неизвестным. Это относится прежде всего к незерновым растениям, которые, возможно, начали разводить значительно раньше зерновых.
По мере иссушения Сахары в период от 5000 до 3000 лет тому назад население начало перемещаться южнее, принося с собой в более низкие широты навыки земледелия и те виды растений и животных, которые составляли основу их хозяйства. Внедрение сельскохозяйственного образа жизни в зоне саванн и лесов южнее Сахары, конечно, требовало приспособления к особенностям природной среды, что обусловило значительную хозяйственную и культурную специфику этой территории. Один из самых известных локальных вариантов – так называемый пастушеский неолит южных районов Кении.
На протяжении всего этого периода у обитателей Субэкваториальной Африки преобладал образ жизни, основанный на охоте и собирательстве. Хотя о культуре этих племен можно судить в основном по орудиям из камня, они широко пользовались также костяными и деревянными изделиями. В отличие от жителей более северных областей, они не знали глиняной посуды. Пещеры и гроты служили местами многократного заселения, но существовала и практика сооружения открытых поселений у источников или рек.
Хотя охота и играла важную роль в хозяйстве, в рационе людей преобладала растительная пища. Важные сведения о верованиях этих племен и их потомков на протяжении трех последних тысячелетий дало изучение южноафриканского наскального искусства. В религиозной жизни этих народов важное место занимали шаманизм.
Возникновение городской цивилизации.
Примерно 5000 лет назад северная часть участка Нильской долины, находящегося на территории нынешнего Судана, подпала под влияние Египта. Эта область играла важную роль и в качестве буферной зоны, и как источник различных видов ценного сырья, включая золото. Смешение египетского влияния, по временам обретавшего форму военного владычества, с местными элементами привело к формированию ряда культур Судана, в том числе культуры Кермы и царства Куш, центром которого примерно 2600 лет назад стала область Мероэ. Хотя процветание этих культур частично базировалось на сырьевых ресурсах внутренних областей региона, сама зона их распространения фактически ограничивалась долиной Нила.
Значительно позже городская цивилизация сформировалась на нагорьях Эфиопии. Первичный стимул этого процесса, по-видимому, дала примерно 2500 лет назад Южная Аравия. Такие внешние влияния быстро смешались с местными африканскими элементами, зачастую весьма древними, результатом чего стало возникновение аксумитской цивилизации, расцвет которой приходится на период 2000–1300 лет тому назад. Если внешние контакты Мероэ были направлены на египетские области долины Нила и, вероятно, на Восточное Средиземноморье, то связи аксумитской Эфиопии вели в одном направлении к Красному морю и Римской империи, а в другом – к побережью Индийского океана.
Древние цивилизации как долины Нила, так и Эфиопского нагорья знали металлургию. Первыми были освоены золото и медь, а также ее сплавы, затем железо. В суданской части Нильской долины железо начали выплавлять примерно 2600 лет назад, а на нагорье – несколько позже. Приблизительно 2500 лет назад железо плавили в ряде африканских областей, расположенных к северу от экватора, включая центральные районы Нигерии и земли, примыкающие с востока к озеру Виктория.
Принципиально иная ситуация существовала в областях к югу от экватора. Начало металлургии железа здесь, по-видимому, совпадает по времени с освоением некоторых форм сельского хозяйства (выбор которых был обусловлен особенностями природной среды) и с появлением керамики. Носители нового образа жизни обитали в поселениях на той же территории. Есть основания полагать, что это кардинальное социо-экономическое изменение каким-то образом было связано с расселением бантуязычных народов.
Примерно 2000 лет назад сложилось большинство предпосылок для культурного расцвета Африки. Важнейшую роль в определении направления культурного развития континента сыграли христианство (в Эфиопии) и ислам (на большей части Северной Африки и в более южных районах побережья).
Сравнительно развитые общества сложились в доколониальную эпоху и в глубинах Африки, вдали от внешних влияний. Классическим примером могут служить царства межозерных областей, сосредоточенные вокруг территории современной Уганды. Основой их благосостояния, по-видимому, явилось скотоводство. Хотя до появления в этих царствах в 19 в. европейских путешественников они оставались неизвестными внешнему миру, современная археология сумела проследить их развитие на протяжении многих предшествующих столетий. Отличительной особенностью Африки явилась преобладающая роль в хозяйстве крупного рогатого скота. Это относится и к Южной Африке, где скотоводство послужило базой формирования высокоразвитых культур; этот процесс начался примерно 1200 лет назад на северо-востоке, в Ботсване, а его кульминация отмечена грандиозными каменными сооружениями Великого Зимбабве.
Применение термина «предыстория» к этому сравнительно недавнему периоду истории Африки практически лишено смысла. Хотя местной письменности здесь, скорее всего, не было, ее зачастую заменяла развитая устная литературная и историческая традиция. В наши дни при исследовании африканского прошлого наряду с археологическими используются данные истории, лингвистики, ботаники и многих других наук, а также анализ исторической традиции.
АРХЕОЛОГИЯ НОВОГО СВЕТА
Предмет исследования.
Предметом исследования в археологии Нового Света являются история и культура коренных народов Америки – американских индейцев. Гомогенные с точки зрения расовой принадлежности, индейцы Америки представляют крупную ветвь монголоидной расы Старого Света.
В территориальном аспекте американская археология охватывает весь Новый Свет. С хронологической точки зрения, ее нижний рубеж проходит на глубине ок. 20 000 лет – времени, к которому относятся первые свидетельства о существовании человека в Западном полушарии. Верхний рубеж колеблется в значительных пределах. Карибский бассейн, восточное побережье Северной Америки, территория Мексики, Перу и Бразилии были опустошены испанскими, английскими, французскими и португальскими завоевателями в 16 в. С другой стороны, индейцы западных областей Северной Америки не испытали европейского вторжения почти до середины 19 в., а в джунглях Южной Америки до сих пор обитают племена, ведущие традиционный образ жизни.
Археологические исследования.
Еще в 16 в. цивилизации ацтеков и инков привлекли внимание историков и философов, увидевших в них параллель царствам и империям древнего мира. На протяжении 16, 17 и 18 вв. исследователи, воины, священники описывали археологические памятники – в первую очередь те, что находятся в Мексике, Центральной Америке и Перу. В конце 18 и начале 19 в. появились сочинения, предшествовавшие систематическим археологическим описаниям. Целенаправленные изыскания, организованные на средства как европейских, так и американских музеев и образовательных учреждений, начались ок. 1870. В начале 20 в. в Перу, Мексике и на юге США были предприняты исследования, имевшие целью установление относительной археологической хронологии. Это внимание к хронологическому аспекту сопровождалось изучением соотношения культурной и природной среды, структуры поселений и доисторической демографии. Начиная примерно с 1940 основные усилия были направлены не столько на установление последовательности культурных эпох через описание комплексов артефактов, сколько на создание, насколько это возможно, полной картины жизни древнего населения.
Наиболее активно археологические изыскания осуществлялись в США, особенно на территории юго-западных и восточных штатов, а также в некоторых областях Мексики, в Перу и Вест-Индии. Однако примерно с 1930 наблюдается неуклонная активизация полевых разведок и раскопок по существу на всей территории Нового Света.
Основные культурно-географические области.
В археологии Нового Света принято деление на три основных географических региона: 1) Северная Америка до 25-й параллели на территории Мексики; 2) Центральная Америка к югу от 25-й параллели и до центрального Гондураса; и 3) Южная Америка (включая южную часть Центральной Америки и Вест-Индию). Это членение опирается на данные о культуре американских индейцев – как археологические, так и этнографические. Каждый крупный регион, в свою очередь, подразделяется на более мелкие территориальные единицы, как правило, соответствующие «культурным областям». Эти области будут рассмотрены ниже, при описании каждого из крупных регионов.
Культурная история Нового Света до 1492.
Вероятно, человек впервые проник в Америку из Северо-Восточной Азии по пути, пролегавшему через Берингов пролив, незадолго до окончания плейстоцена. Не вполне ясно, к какому времени или к какой именно стадии ледниковой эпохи следует относить это переселение. Это могло произойти 20 000 лет назад или даже раньше. Однако нет сомнений, что ко времени между 12 000 и 9000 до н.э. отдаленные предки американских индейцев уже разбили свои охотничьи стоянки по всей территории североамериканских Великих Равнин и проникли в ныне пустующие земли на юго-западе США. Не позднее 7000 лет до н.э. племена древних охотников познакомились с большей частью Нового Света, в пещерных стоянках близ Магелланова пролива у южной оконечности Америки обнаружены кострища и предметы утвари того времени. Эти – как и многие другие – даты получены при радиоуглеродном исследовании древесного угля и иных органических веществ, найденных в археологических отложениях. Метод радиоуглеродного датирования, применяемый с начала 1950-х годов, обеспечил получение первых более или менее достоверных дат, относящихся к древнейшему этапу американской первобытной истории.
Эпоха камня.
Древнейший период истории обитателей Нового Света называют эпохой камня, или палеоиндейской. На памятниках этой эпохи представлены лишь орудия и оружие из оббитого камня. Геологические условия, в которых найдены данные артефакты, указывают на их принадлежность к позднему плейстоцену и на климат, совершенно отличный от современного. Вместе с ними часто находят останки представителей вымершей фауны. Эпоха камня продолжалась примерно до 5000 до н.э. Лучше всего она представлена на Великих Равнинах и на юго-западе Северной Америки, но родственные в культурном отношении находки засвидетельствованы также на североамериканском побережье Тихого океана, на востоке США и в некоторых районах Центральной и Южной Америки. Средства существования людям эпохи камня обеспечивали охота и собирательство, причем в разных частях континента удельный вес каждого из этих занятий определялся спецификой природных условий. Немногочисленное население было рассеяно по обширной территории.
В технологическом плане американская эпоха камня сопоставима с верхним палеолитом Старого Света, и нет сомнения, что приемы обработки камня и традиции изготовления наконечников для метательного оружия, ножей, скребков принадлежали к числу навыков, принесенных первыми переселенцами в Новый Свет.
Архаическая эпоха.
Следующая эпоха в культурной истории Нового Света получила название архаической. Хозяйственной основой культур архаической эпохи в изменившихся с завершением плейстоцена природных условиях, которые приблизились к современным, по-прежнему оставались охота и собирательство. С началом архаической эпохи значительная часть фауны эпохи камня – в том числе мамонты и мастодонты – исчезла, и люди стали охотиться на более мелких животных. Во многих местах возросла роль собирательства – люди искали как растения, так и моллюсков. Именно на этом этапе впервые появились каменные орудия, служившие для приготовления пищи из диких растений. Памятники архаической эпохи, расположенные вдоль рек, на восточном побережье США, в Калифорнии и северной части Тихого океана, а также на атлантическом побережье Бразилии, содержат мощные раковинные отложения, свидетельствующие о длительном обитании людей на одном месте. Наряду с многочисленными орудиями и украшениями из шлифованного или полированного камня в этих мусорных кучах архаической эпохи находят изделия, вырезанные из кости и раковин, а иногда и керамику.
Очертить единые для всех временные рамки архаической эпохи невозможно. На нижнем рубеже этой стадии (ок. 5000 до н.э.) культуры архаической эпохи и эпохи камня частично совпадают во времени. Верхний рубеж в Центральной Америке и Перу не позднее промежутка между 2000 и 1500 до н.э. ознаменован заменой архаических культур чисто земледельческими обществами. В других регионах характерные для архаической эпохи охота и собирательство просуществовали дольше. По существу, многие индейские племена Америки, обитавшие там, где земледелие было невозможно или недостаточно эффективно, в хозяйственном и технологическом плане оставались на архаической стадии вплоть до последних десятилетий 20 в.
На протяжении всей архаической эпохи продолжалось продвижение как людей, так и технологии из Северной Азии в северо-западную часть Северной Америки. Последняя, вероятно, служила главным источником новаций в сфере обработки различных материалов, в погребальных обычаях и соответственно в нематериальных аспектах культуры. Таким образом, на протяжении эпохи камня и архаики развитие культуры американских индейцев находилось в зависимости прежде всего от импульсов со стороны Старого Света. Центры земледелия в Центральной Америке и Перу обрели доминирующую роль в истории Нового Света не ранее начала следующей стадии – эпохи, получившей название формативной.
Формативная эпоха.
Так называемая формативная эпоха, или эпоха становления в американской культурной истории отмечена распространением оседлого образа жизни, основанного на земледелии. Хотя в некоторых памятниках архаической эпохи обнаружены свидетельства окультуривания растений, в том числе маиса, поначалу посевы служили лишь незначительным дополнением к дикорастущим зерновым и иным растениям, служивших объектом собирательства. Начало формативной эпохи, подобно началу эпохи неолита в Старом Свете, ознаменовано превращением земледелия в основу экономики Нового Света. В долине Мехико, горах Гватемалы и других районах Центральной Америки памятники формативной эпохи датируются не позже 1500 до н.э. В Перу земледельческие общества подобного типа возникли ок. 800 до н.э. Сходные культуры раннеформативного облика, по-видимому, существовали в расположенной между двумя названными регионами зоне – на территории Эквадора, Колумбии и в южной части Центральной Америки. Из этих очагов традиции земледелия, вполне освоившего разведение маиса, бобов и других культурных растений, распространились почти по всей Северной и Южной Америке. К 1000 н.э., если не раньше, в юго-западных и восточных областях США, в тропических низинах, на островах Вест-Индии и в южной части южноамериканских Анд земледельцы обитали в сельских или небольших городских поселениях. К числу признаков их культуры относятся также развитое производство керамики, ткачество, резьба по камню, сооружение более или менее долговременных построек, а во многих местах – возведение особых сооружений общественного или религиозного характера в виде своеобразных насыпей или храмов.
Классическая эпоха.
За формативной эпохой на территории Центральной Америки и Перу следует эпоха классическая. Она характеризуется обращением коренного населения Нового Света к городскому образу жизни, причем города выступают как центры ремесленного производства, содержат монументальные архитектурные памятники и замечательные произведения искусства, демонстрируют углубление социального расслоения, формирование сложных религиозных учений и зарождение науки и письменности. В Центральной Америке начало сложения культуры такого уровня произошло в конце формативной эпохи или на протоклассической стадии – между 300 до н.э. и 200 н.э. Расцвет классической эпохи приходится приблизительно на время с 200 до 900 н.э. Примерно таким же образом датируются культуры классической стадии на территории Перу.
Заключительная постклассическая эпоха в культурной истории Нового Света сменяет классическую на том же пространстве Центральной Америки и Перу. На ее начальной стадии тенденция к урбанизации становится как будто даже более заметной, чем прежде. Вместе с тем ощущается упадок характерного для классической эпохи прекрасного местного стиля в искусстве и, судя по некоторым данным, государственных образований или царств региона. Имеются также указания на массовые перемещения населения, усиливается его воинственность и возникают крупные империи – такие, как ацтекская в Мексике или инкская в Перу. Постклассическая эпоха охватывает примерно последние 600 лет до прихода испанцев.
СЕВЕРНАЯ АМЕРИКА
Основные культурные зоны.
В число основных культурных зон, рассматриваемых в этом разделе, входят: 1) восток Северной Америки, 2) область Равнин, 3) Юго-Запад, 4) Дальний Запад, включающий области распространения археологических культур Большого Бассейна Невады и Калифорнии, центральную и прибрежную часть Калифорнии, нагорья внутренних районов штатов Вашингтон, Орегон, Айдахо, Монтана и прилегающие области Канады, а также северо-западное побережье от Калифорнии до Южной Аляски и 5) Крайний Север, включающий субарктические и арктические районы.
Восток Северной Америки.
Эпоха камня.
Самые ранние стоянки древних охотников обнаружены в разных местах на востоке США. По своей геологической характеристике эти стоянки несопоставимы с теми, что обнаружены в области Равнин или на Юго-Западе, и не дали совместных находок остатков вымершей фауны эпохи плейстоцена и созданных человеком артефактов. Датировка древнейших памятников восточной зоны основана главным образом на находках оббитых каменных орудий, известных в памятниках области Равнин и Запада под названием наконечников типа кловис – желобчатых наконечников копьевидной формы. В Восточной культурной зоне наконечники типа кловис найдены при раскопках на востоке Пенсильвании и Массачусетса, а также на северо-западе Вермонта. Случайные находки сходных наконечников метательного оружия повсеместно засвидетельствованы на востоке США, хотя на конкретных стоянках они не обнаружены. Одно время считалось, что такие характерные для восточной зоны желобчатые наконечники свидетельствуют о существовании здесь в более позднее время древней формы западного происхождения, но сейчас большинство археологов придерживаются мнения, что оба типа наконечников одновременны.
Архаическая эпоха.
В нижних слоях ряда пещерных стоянок Восточной зоны на юге Иллинойса, в Миссури и Алабаме представлены наконечники метательных орудий того типа, который является переходным от свойственных эпохе камня копьевидных желобчатых наконечников к не имеющим желобка черешковым наконечникам архаической эпохи. Эти пещерные слои датируются временем между 9000 и 6000 до н.э., что свидетельствует о том, что культуры архаической эпохи возникли на несколько тысяч лет раньше, чем считалось прежде. В юго-восточных штатах и долине реки Огайо культуры архаической эпохи, связанные с мощными раковинными кучами по берегам таких рек, как Сент-Джонс (Флорида), Саванна, Теннесси и Грин-Ривер (Кентукки), просуществовали примерно до 1000 до н.э. Крупные, с широким лезвием и черешком каменные наконечники, полированные каменные грузила, в том числе для сетей, копьеметалки, каменные лодочные якоря, костяные гарпуны, рыболовные крючки и наконечники, – все это указывает на охоту и рыболовство как основу хозяйства. Бусы, ожерелья и другие личные украшения делались из камня, кости, раковин и из обработанной методом холодной ковки меди. Стоянки с близким инвентарем примерно того же времени известны и на территории северо-восточных штатов.
Культуры погребальных насыпей, или лесные (вудленд).
Примерно между 1000 до н.э. и 500 н.э. – а на некоторых территориях и позже – носители архаических культур в восточных областях Северной Америки постепенно переходили от охоты и собирательства, характерных для архаической стадии, к земледельческому хозяйству формативной эпохи. Этот процесс стимулировался несколькими факторами. Из Центральной Америки на север шло распространение культурных растений и навыков земледелия. Вполне вероятно, что эти новшества несли с собой переселенцы с юга – представители нового, ширококостного и круглоголового, физического типа, которые в это время появились в некоторых районах Восточной зоны и смешались с прежним длинноголовым населением архаической эпохи. В направлении, противоположном этому движению с юга, распространялись некоторые элементы культуры, а возможно и люди, проникшие с севера, по-видимому из Азии. Возможно, именно оттуда был принесен достаточно развитый культ мертвых, выразившийся в сооружении погребальных насыпей и обычае вторичного захоронения умерших. Из Азии или приполярных областей происходит керамика, орнаментированная оттисками ткани и шнура, появившаяся примерно в это время на востоке Северной Америки.
Носители культур вудленд ранней стадии (культур погребальных насыпей I) обитали на небольших стоянках. Погребальные насыпи возникли как ритуальные центры полукочевых общин, занятых в основном охотой и собирательством. В некоторых регионах, особенно в долинах Огайо и нижнего течения Миссисипи, погребальные насыпи достигали весьма крупных размеров. В культуре адена на территории Огайо, Кентукки и Западной Виргинии земляные насыпи высотой от 6 до 21 м возводились над бревенчатыми, обмазанными изнутри глиной гробницами, в которые укладывались кости наиболее почитаемых покойников. Помимо погребальных насыпей, носители культуры адена сооружали и обширные земляные ограждения. Об этих поселениях известно немного, но существование у них крупных ритуальных центров позволяет заключить, что люди селились довольно плотно и уровень их организации был достаточен для выполнения общественных работ значительного масштаба. Из этого следует, что важную роль в их хозяйстве уже играло земледелие, а значит, культура адена относится скорее к формативной, чем к архаической стадии.
Среднюю стадию культур вудленд (культур погребальных насыпей II) характеризует дальнейшее развитие оседлости и земледелия. Пик развития погребальных обрядов раннего вудлендского периода засвидетельствован в погребальных насыпях культуры хоупвелл в Огайо и родственных ей культурах Среднего Запада и низовий Миссисипи. Вместе с умершими в качестве погребального инвентаря под земляными насыпями клались прекрасные курительные трубки в виде резных каменных фигурок птиц и зверей, сложные медные украшения, геометрические и растительные узоры, вырезанные из пластинок слюды, пресноводный жемчуг и керамика, украшенная врезными или штампованными изображениями птиц и змей. Памятники, относящиеся к средней стадии культур вудленд, распространены также севернее, западнее и восточнее междуречья Огайо и Миссисипи, но они представляют собой лишь упрощенное отражение великолепных древностей культуры хоупвелл, и это периферийное население оставалось по сути на прежнем уровне развития, свойственном архаической эпохе, хотя по времени оно и хоупвелл синхронны.
Культуры храмовых насыпей, или бассейна Миссисипи.
Этот период, как и предыдущий, делится на две стадии – культуры храмовых насыпей I и II (ранние и поздние культуры бассейна Миссисипи). Население долины Миссисипи этого времени по своему развитию относится к формативной эпохе. В нижнем и среднем течении Миссисипи начало раннего этапа культуры храмовых насыпей относится к 500 н.э. Среди памятников эпохи храмовых насыпей большинство составляют крупные поселки, в центре каждого из которых расположена земляная пирамидальная насыпь с плоской вершиной, служащая основанием для деревянного храма. В материалах экспедиции де Сото 1540–1542 описаны такие храмы на территории юго-восточных областей США от Флориды до Арканзаса. Они служили местами поклонения божествам, жилищами жрецов или хранилищами костей особо почитаемых умерших.
Типичными для ранних культур бассейна Миссисипи (культур храмовых насыпей I) являются культура коулз-крик в долине низовий Миссисипи, культура гибсон на востоке Техаса и в соседних штатах, нижние слои большого искусственного холма Кахокия в Ист-Сент-Луисе и такие удаленные друг от друга памятники, как Азталан в Висконсине и плато Мейкон в Джорджии. Поздние культуры бассейна Миссисипи (культуры храмовых насыпей II) представлены как различными памятниками, принадлежащими непосредственно к этой традиции (например, верхние слои Кахокия, а также Кинкейд и Эйнджел на юге Иллинойса и в Индиане), так и памятниками, которые демонстрируют смешение черт, свойственных культурам бассейна Миссисипи, со старыми местными традициями периода погребальных насыпей (Плакмайн в долине низовий Миссисипи или Ламар в Джорджии).
С приходом европейцев культуры храмовых насыпей приходят в упадок. К 1750 местный образ жизни был сломан, а к 1825 большинство индейских племен переселилось на запад или было уничтожены. Знаменитые племена этноисторического периода (1540–1700) – такие, как натчезы бассейна Миссисипи, крики и другие мускогские племена Джорджии, Алабамы и Флориды, кэддо, обитавшие в восточной части Техаса, Арканзасе и Луизиане, – являлись прямыми потомками населения эпохи храмовых насыпей.
Область Равнин.
Эпоха камня.
Факт существования на Американском континенте человека эпохи плейстоцена был установлен в 1930-х годах по материалам, собранным в Нью-Мексико и Колорадо. Типичными для этого времени являются стоянки Фолсом и Кловис (шт. Нью-Мексико) и Линденмайер (Колорадо). Предметы из Кловиса и Фолсома, в том числе копьевидные желобчатые наконечники для метательного оружия, явно сходны. Из двух распространенных на Равнинах форм наконечников тип кловис, у которого желобок с обеих сторон имеет небольшую протяженность от основания, старше и устойчиво сочетается с останками мамонта и других вымерших животных эпохи плейстоцена. Наконечники типа фолсом с более специфичным длинным желобком обычно находят вместе с останками вымершей разновидности бизона, незначительно отличающейся от современной. Памятники типа фолсом датируются временем между 9000 и 7000 до н.э. В послефолсомское время (примерно между 7000 и 5000 до н.э.) на Равнинах существовало несколько охотничьих культур, для которых типичны копьевидные, но не имеющие желобка наконечники метательного оружия, иногда именуемые наконечниками типа юма или относимые к более дробным типам иден, скоттсблафф и плейнвью.
Архаическая эпоха.
В зоне Равнин памятники архаической эпохи в плане технологических традиций ближе к памятникам эпохи камня, чем на востоке США. Хотя климат по сравнению с эпохой камня стал суше, охота в архаическую эпоху продолжала оставаться главным занятием индейцев этого региона. В сфере материальной культуры важная роль сохранялась за оббитыми каменными наконечниками, ножами, скребками; орудия и украшения из шлифованного камня малочисленны или вовсе отсутствуют. Типичным примером культур зоны Равнин в архаическую эпоху могут служить памятники периодов сингл-бьют I и II на западе Небраски или культуры лайм-крик и медисин-крик на юге центральной части Небраски.
Вудлендская керамика проникает на Равнины скорее всего с востока и севера, хотя ее появление, похоже, не связано с какими-либо значительными изменениями в полукочевом охотничьем образе жизни. Если в Восточной зоне еще в период погребальных насыпей отмечены зачатки земледелия, то в зоне Равнин они, по-видимому, не имели серьезного значения. На стоянке Уолкер-Гилмор на востоке Небраски семена тыквы и кабачка найдены в сочетании с керамикой, похожей на вудлендскую, а значительно западнее – на востоке Канзаса – отмечено наличие небольших погребальных насыпей, сходных с хоупвеллскими.
Сельские культуры Равнин.
Период в истории зоны Равнин, соответствующий периоду храмовых насыпей (культур бассейна Миссисипи) Восточной зоны и демонстрирующий основные признаки формативной эпохи, именуется сельским периодом Равнин. Культуры этого круга, хотя и демонстрируют некоторые связи с керамикой бассейна Миссисипи на востоке, не относятся ни к культурам Миссисипи, ни к культурам храмовых насыпей. Одна из самых ранних и наиболее выразительная из сельских культур Равнин – верхнереспубликанская на территории Южной Дакоты, Небраски и Канзаса. Похоже, она отражает первые попытки оседлого земледельческого населения приспособиться к природным условиям, пригодным и для охоты на бизонов. Поселения этих людей состояли из небольших скоплений углубленных в землю жилищ, вытянувшихся вдоль береговой террасы. Поздняя культура лоуер-лауп, оставленная, как полагают, предками племени пауни, продолжала эту традицию, но ее поселения располагались более плотно. У племен пауни, арикара и сиу, обитавших на Равнинах в историческое время, сохранился тот же образ жизни, но они обрели большую подвижность в связи с освоением в 17 в. коневодства.
Юго-Запад.
Эпоха камня.
Древнейшие предметы эпохи камня, найденные в пустыне Юго-Запада и в смежных с нею регионах США, происходят из открытых и пещерных стоянок, относящихся к позднему плейстоцену и началу послеледникового периода. Для этих стоянок характерны наконечники метательного оружия типа кловис и сандия. Наконечники типа сандия, названные по пещере в окрестностях Альбукерке (шт. Нью-Мексико), судя по стратиграфическим данным, предшествуют наконечникам типа фолсом. По-видимому, они приблизительно одновременны с типом кловис. Как и тип кловис, наконечники сандия, удлиненные, копьевидные, были предназначены для охоты на крупного зверя. Они не имеют желобка и характеризуются наличием выемки на основании.
Архаическая эпоха.
В Юго-Западной зоне известно много культур, или вещевых комплексов, того периода, который сменил древнейшую эпоху камня и был ознаменован переходом от охоты на крупных млекопитающих к смешанному охотничье-собирательскому хозяйству, обусловленному жизнью в жарких и сухих условиях пустыни. К числу наиболее известных традиций архаической эпохи относится кочисская, распространенная в юго-восточной части Аризоны. Западнее, в низовьях реки Колорадо и в калифорнийской пустыне, одновременно существовала родственная ей амаргосская традиция. Две эти традиции просуществовали, с незначительными изменениями, примерно с 4500 до н.э. до рубежа нашей эры. Для обеих характерны архаические наконечники метательного оружия, известные по находкам на стоянках Джипсум-Кейв и Пинто-Бейсин, и грубые каменные терочники, предназначенные для обработки зерен диких растений. В Бат-Кейв (шт. Нью-Мексико) обнаружен примитивный маис в сочетании с архаическими орудиями, несколько отличающимися от характерных для кочисской культуры; однако на этом раннем этапе земледелие, похоже, продолжало играть подсобную роль в хозяйстве.
Позднеархаические культуры Юго-Запада – такие, как баскетмейкер II на северо-востоке Аризоны, – были знакомы с более развитым маисом; но даже в это время (от рубежа нашей эры до 300 н.э.) выращиванию зерновых культур вряд ли принадлежало главное место в хозяйственной жизни. На стоянках периода баскетмейкер II, либо расположенных в пещерах, либо представляющих небольшие скопления углубленных в землю жилищ на открытом воздухе, отсутствует керамика, но представлены, помимо архаических наконечников, корзины, веревки и плетеная обувь.
Культуры формативной эпохи.
Оседлую сельскую жизнь, основанную на земледелии, в Юго-Западной зоне можно проследить на примере трех различных культур – могольон, анасази и хохокам.
Могольонская культура получила название вследствие своего распространения на территории Могольон-Рим – горной страны, протянувшейся от юго-западной части Нью-Мексико на северо-запад, на территорию Аризоны. Могольонская культура раннего этапа (примерно от 200 до н.э. до 600 н.э.) отчасти восходит к кочисской традиции архаической эпохи, но ее отличают появление керамики и возросшая роль земледелия.
Культура анасази сосредоточена на нагорье в северной части Аризоны и Нью-Мексико, а также на территории соседних штатов. Здесь прослеживается развитие от ранних фаз культуры баскетмейкер на архаической стадии к формативной эпохе, представленной фазой баскетмейкер III (примерно 300–700 н.э.). Традиция анасази сохранилась до исторического времени и даже до наших дней в виде культуры современных индейцев пуэбло – таких, как племена хопи, зуньи и др., – являющихся в расовом и культурном отношении наследниками носителей этой культуры. Жилища ранней поры, по традиции восходящей к периоду баскетмейкер архаической эпохи, были углублены в землю, и можно проследить постепенное развитие от поселков, состоящих из таких жилищ, к крупным поселениям из домов с каменными стенами; наиболее известными примерами таких поселений являются Пуэбло-Бонито в Нью-Мексико и Меса-Верд в Колорадо. Появление керамики с черно-белым орнаментом и активизация земледелия отличают фазу баскетмейкер III от принадлежащей к архаической эпохе фазы баскетмейкер II. Другое новшество – появление на стадии баскетмейкер III подземных ритуальных помещений, называемых кива. Все эти элементы культуры – активное разведение маиса, бобов и тыкв, возведение сложных поселений, появление черно-белой керамики и подземных кива – сохранялись и усложнялись на более поздних этапах, в культуре пуэбло на I, II, III и IV стадиях, и представлены у современных индейцев пуэбло.
Традиции культуры хохокам на пустынных равнинах южной Аризоны имеют местные корни. Относящиеся к формативной эпохе раннеземледельческие фазы этой культуры можно датировать так же, как соответствующие фазы могольонской культуры, хотя некоторые специалисты относят их к более позднему времени – примерно к 600 н.э. Им предшествуют в этом регионе культуры архаической эпохи, подобные тем, что представлены памятниками типа кочис-амаргоса. Возможно, земледелие и керамика первоначально были принесены сюда через область распространения могольонской культуры. На ранней стадии углубленные в землю жилища носителей культуры хохокам сооружались из дерева, травы и грунта, а поселки состояли из нескольких беспорядочно размещенных домов. Умерших эти люди кремировали. Керамика красного или бурого цвета была похожа на раннемогольонскую. Позже, в эпоху колонизации, была выкопана обширная сеть оросительных каналов, сооружены площадки для игры в мяч, сходные с известными площадками в Центральной Америке, а керамику стали украшать красной росписью по буро-желтому фону. Наличие площадок для игры в мяч и новый тип керамики позволяет предположить влияние, идущее с территории Северо-Западной Мексики. Наиболее известным памятником этого раннехохокамского периода является Снейктаун на юге Аризоны. Классический период в истории хохокамской культуры ознаменовался продвижением на север людей из области распространения культуры анасази. На смену поселкам из беспорядочно расположенных жилищ пришли комплексы сложной планировки, включающие «многоквартирные дома» из сырцового кирпича. Можно полагать, что культура хохокам распалась после 1400, вероятно в результате давления со стороны полукочевых индейцев-апачей. Возможно, однако, что современные индейцы пима и папаго, ныне обитающие на этой территории, – потомки носителей культуры хохокам.
Дальний Запад.
Культуры раннего этапа.
В области Большого Бассейна на западе Юты, в Неваде и некоторых районах Калифорнии и Орегона свидетельства пребывания человека восходят к 9000 до н.э., но найденные здесь артефакты типологически относятся скорее к архаической эпохе, чем к эпохе камня. Кроме того, в хозяйстве первых обитателей региона охота на мелких животных и собирание зерен диких растений играли более важную роль, чем охота на крупных млекопитающих периода плейстоцена и раннего постплейстоцена. Если радиоуглеродные даты с этой территории верны, можно полагать, что переход к современному, более сухому климату совершился здесь раньше, чем в других регионах Северной Америки. В состав некоторых культурных комплексов Большого Бассейна – таких, как Сан-Диегито-Плая и Лейк-Мохаве в пустыне Южной Калифорнии, – входят орудия, свидетельствующие о преобладании охоты над собиранием зерен, но представленные тут же наконечники нельзя определенно отнести к типу кловис, сандия, фолсом или юма.
Поздние культуры.
Более поздние культуры Большого Бассейна, Плато, Калифорнии и Северо-Западного побережья отражают связь с предшествующим этапом, но вместе с тем некоторые из них испытали влияние извне – со стороны культур Юго-Запада, зоны Равнин и Арктической зоны. В Большом Бассейне охота и собирательство, сходные со свойственными носителям культуры баскетмейкер, сохранялись вплоть до исторического периода и представлены у племен юта и пайюте. В центральных областях Калифорнии последовательный ряд культур охотников и собирателей архаического типа, охватывающий период протяженностью в 3–4 тысячи лет, демонстрирует постепенное изменение форм шлифованных каменных орудий. Керамика, так и не получившая широкого распространения, появляется здесь на поздних этапах под влиянием, идущим из Юго-Западной культурной зоны. У многочисленных племен, обитавших в Центральной Калифорнии в 19 в., обнаруживаются культурные традиции, типичные для архаической эпохи.
Крайний Север.
Эпоха камня.
В Арктике эпоха камня представлена случайными находками на Аляске нескольких желобчатых наконечников для метательного оружия, причем большинство из них надежно не датируются и, скорее всего, должны трактоваться как маргинальные для изделий типа кловис и фолсом, характерных для зоны Равнин. Древнейший известный науке комплекс артефактов в этом регионе – Денби на аляскинском берегу Берингова пролива. Находка в Денби имеет некоторое сходство с постфолсомскими комплексами зоны Равнин, содержащими наконечники метательных орудий типа юма, или иден-скотсблафф. Большой интерес представляют резцы или гравировальные инструменты из Денби, сходные с мезолитическими орудиями из Старого Света, что позволяет, опираясь на хронологию европейских и азиатских древностей, отнести этот комплекс примерно к 4000 до н.э.
Культура эскимосов.
Культура эскимосов от ее древнейших до позднейших этапов принадлежит, судя по полированным предметам из камня, изделиям из кости и моржовых клыков, по высокому уровню развития охоты и рыболовства, к числу архаических. На ранних фазах (примерно от начала нашей эры до 400 н.э.) – таких, как ранняя культура качемак на юго-западе Аляски или оквик и ипиутак на северо-западе полуострова, – здесь прослеживаются связи с Сибирью и даже с Китаем. Древнейшая из культур эскимосов Канады – культура дорсет, распространенная на восток вплоть до Гренландии, – бедна резными изделиями из кости, типичными для западных культур, и может рассматриваться как отражение длительного развития комплекса Денби. Преобладает, однако, мнение, что культура эскимосов, как и сам этот народ, попали в Новый Свет из Сибири на рубеже нашей эры. Принадлежали ли носители раннего комплекса Денби в расовом и языковом отношении к эскимосам, неизвестно. Эскимосская культура на ранней стадии в хозяйственном плане базировалась преимущественно на сухопутной охоте, а не на морском промысле, характерном для эскимосов конца доисторической и исторической эпохи. Искусная резьба по моржовому клыку раннего периода в более поздней эскимосской культуре имела тенденцию к исчезновению. Между 1200 и 1400 эскимосы вошли в соприкосновение с норвежскими поселенцами в Гренландии. Этим фактом отмечен крайний северо-восточный предел распространения эскимосов от Берингова пролива по территории Северной Америки. К началу исторической эпохи эскимосы достигли наивысшего из когда-либо засвидетельствованных уровня культурного приспособления к суровым климатическим условиям.
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АМЕРИКА
Границы культурного региона.
Центральная Америка как географическая область одновременно представляет собой особый культурный регион. Этим она отличается от двух других крупных географических областей Нового Света – Северной и Южной Америки, каждая из которых включает несколько культурных зон. Для удобства исследование Центральной Америки осуществляется по меньшим территориальным подразделениям, хотя находки эпохи камня и архаической стадии здесь пока столь немногочисленны, что рассматриваются суммарно для всего региона.
Северный рубеж центральноамериканского культурного региона проходит примерно по 25-й параллели. Более точно, область распространения археологических культур центральноамериканского происхождения простирается по тихоокеанскому побережью до реки Синалоа, а по берегу Мексиканского залива – примерно на 160 км к северу от города Тампико. Во внутренних районах континента эта граница существенно колеблется в зависимости от времени. Видимо, наиболее активный характер экспансия культур юга Центральной Америки носила в начале постклассической эпохи (примерно 900–1100 н.э.), когда важные памятники возникли далеко на севере – в штатах Сакатекас и Дуранго. Южный рубеж Центральной Америки можно провести приблизительно от устья реки Улуа на карибском побережье Гондураса к тихоокеанскому заливу Фонсека. Примерно здесь проходил южный предел зоны, на которую распространилось в восточном и южном направлении влияние культуры майя.
Эпоха камня.
В Центральной Мексике, в верхних слоях плейстоценовых отложений долины Мехико, были найдены оббитые каменные наконечники метательного оружия и другие предметы, отнесенные к культуре древних охотников. Эти артефакты, наиболее близкие к североамериканским орудиям постфолсомского периода, обнаружены вместе с костями мамонта, и такое сочетание позволяет полагать, что эти вымершие животные и природные условия плейстоцена, в которых они обитали, на территории Мексики сохранялись дольше, чем на североамериканских Равнинах. Другое важное открытие в Центральной Америке, относящееся к той же эпохе, было сделано в южной части Тамаулипаса (на северо-востоке Мексики), где наконечники метательных орудий, принадлежащие к периодам дьябло и лерма, обнаруживают сходство с инвентарем культур эпохи камня долины Мехико и с постфолсомскими комплексами североамериканских Равнин.
Архаическая эпоха.
Наиболее известны находки в пещерах Тамаулипаса, где отложения культур архаической эпохи перекрывают комплексы дьябло и лерма, относящиеся к эпохе камня, и предшествуют слоям последующей, формативной стадии. Находки предметов периода ногалес в Тамаулипасе имеют аналогии в культуре кочис на территории Аризоны. Для этого периода характерны наконечники архаического типа, оббитые каменные мотыги или кельты и грубые терочники и плиты для растирания зерен. Следующий за ним период ла-перра сходен с предыдущим, но с ним связаны находки примитивного маиса. Он начинается ок. 2500 до н.э. Здесь – как, например, в архаической культуре пещеры Бат-Кейв (шт. Нью-Мексико) – выращивание кукурузы играло лишь подсобную роль в хозяйстве, основанном на охоте и собирательстве.
Центральная Мексика.
Этот регион включает южную часть нагорья Центральной Мексики, и климат здесь мягче вследствие расположения на высоте в среднем более 2150 м над у.м. Растительность тут скудная. В древности, как и в наши дни, основными зонами обитания были котловины на месте некогда существовавших озер – вроде той, в которой находится современный город Мехико.
Формативная эпоха.
Древнейший период существования земледельческих поселений в окрестностях города Мехико и соседних штатах Мехико, Морелос, Пуэбла, Тлакскала и Идальго представлен культурами, относящимися к формативной эпохе. В литературе их прежде называли «культурами среднего периода», «доклассическими» или «архаическими». В культурах формативной эпохи высокого уровня достигло производство керамики, среди которой преобладали монохромные или украшенные врезным орнаментом сосуды. В слоях поселений в большом количестве представлены лепные фигурки, преимущественно женские, связанные, вероятно, с культом плодородия. На поздних этапах формативной эпохи сооружались значительные политические и религиозные центры, главным элементом каждого из которых был возведенный посредине огромный холм с плоской вершиной. Именно в это время были построены большая пирамида в Куикуилько и древнейшие конструкции пирамиды Солнца в Теотиуакане (обе в долине Мехико).
Радиоуглеродные даты, полученные для ранних культур формативной эпохи в Центральной Мексике, дают основание полагать, что ее начало приходится примерно на 1500 до н.э. Поздние этапы формативной эпохи относятся приблизительно к периоду между 600 и 300 до н.э.
Классическая эпоха.
Культуры классической эпохи в Центральной Мексике отчасти восходят к более ранним местным культурам формативной стадии; однако характер их развития свидетельствует о том, что важную роль в этом процессе играли также разнообразные миграции и внешние культурные влияния. Культура этого региона классической эпохи известна под названием теотиуаканской – по типичному памятнику, расположенному в долине Мехико, – но существуют и другие значительные памятники этой культуры. Одним из примеров может служить крупное поселение и пирамида Чолула в штате Пуэбла. Теотиуакан в классическую эпоху (примерно между 300 до н.э. и 800 н.э.) стал важным городским центром, а влияние теотиуаканской цивилизации испытали многие области Центральной Америки. Теотиуаканская эпоха была ознаменована существованием замечательного искусства и величественной архитектуры. Ее влияние ощущается в таких удаленных от Центральной Мексики районах, как горная Гватемала. В это время изготавливались и продавались на обширных пространствах Центральной Америки характерные цилиндрические сосуды на трех ножках, зачастую украшенные налепами или цветной инкрустацией. Для изготовления глиняных фигурок был изобретен или заимствован извне прием оттискивания их с помощью формы. В храмах сложной конструкции совершали обряды поклонения божествам, среди которых центральное положение занимали, по-видимому, бог дождя Тлалок и герой Кетцалькоатль. Похоже, что этот период протекал вполне мирно. Однако завершился он трагически, о чем свидетельствуют большой пожар и разрушение города Теотиуакан. После этого главными политическими и религиозными центрами Центральномексиканского региона стали Аскапоцалько и Тула.
Постклассическая эпоха.
Эта эпоха, ознаменованная падением теотиуаканской цивилизации классического времени, стала свидетелем подъема народа тольтеков и их столицы – города Тула. Неизвестно, было ли прежнее население Теотиуакана родственным тольтекам по языку (нахуатль), но завоеватели восприняли многие элементы теотиуаканской цивилизации. Постклассическая эпоха была для Центральной Мексики временем войн и разрушений, а полулегендарные, полудостоверные рассказы о тольтеках, донесенные до нас ацтекскими историческими источниками, сообщают о разрушении Тулы. Это разрушение произошло, вероятно, после 900 и ранее 1100 н.э. Промежуток между 1100 и 1300, называемый «чичимекским периодом», – время напряженной борьбы различных мелких племен этого региона друг с другом. Итогом смуты явился переход власти к ацтекам, или теночкам, ставшим наследниками культурных традиций предшествующих цивилизаций Теотиуакана и тольтеков. Ацтеки, подобно тольтекам, принадлежали к языковой группе нахуатль. Однако представляется, что многие элементы их культуры ведут свое происхождение из южных областей штатов Пуэбла и Оахака. Из своей столицы, называвшейся Теночтитлан, они правили большей частью территории Мексики. Прекрасные воины и строители империи, они тем не менее не смогли противостоять военному искусству и снаряжению испанцев. В 1519–1521 Кортес взял Теночтитлан. Древняя столица ацтеков, переименованная в город Мехико, стала административным центром Новой Испании.
Западная и Северо-Западная Мексика.
Гористая засушливая область к западу от Центральной Мексики – на территории штатов Герреро, Мичоакан, Колима и Халиско – в археологическом плане отличается от долины Мехико, хотя имеются многочисленные примеры взаимовлияния и торговых связей между этими регионами. В конце доисторического и начале исторического периода господствующим народом на Западе были тараскаи, населявшие Мичоакан. Последовательность археологических культур в районе их столичного города Цинцунцан отражает процесс развития, сходный с тем, который протекал в долине Мехико, и горизонт раннеформативной эпохи предшествует здесь культурам, синхронным теотиуаканской цивилизации. В памятниках Запада классической и постклассической эпох нет столь характерных для Теотиуакана огромных общественных сооружений, хотя здесь возводились насыпи с платформой на вершине, или «яката», служившие основанием для храмов или дворцов. Отличительной чертой Западной Мексики является распространение фигурных сосудов, с поразительной достоверностью воспроизводящих воинов, собак и различные бытовые и ритуальные сцены. Другой особенностью культуры Запада является высокоразвитая металлообработка, в частности – изготовление литых медных орудий и предметов вооружения. Пока неясно, когда именно в этот регион проникли традиции обработки металлов, но возможно, что это произошло раньше, чем во всех других областях Центральной Америки, – еще в классическую эпоху. По-видимому, металлургия в Новом Свете возникла в Южной Америке.
Северо-Восточная Мексика.
В конце доисторического и начале исторического периода на северо-восточной периферии Центральноамериканской зоны распространения высокоразвитых культур – в окрестностях современного города Тампико и прилегающих районах штатов Тамаулипас и Сан-Луис-Потоси – обитали индейцы-уастеки. По языку уастеки принадлежали к группе майя, и это позволяет полагать, что в отдаленные времена они отделились от южных майя. Некоторые пещерные стоянки на юге Тамаулипаса, в которых были обнаружены предметы архаической эпохи, содержали в верхних слоях керамику тех типов, которые характерны для формативной стадии. Длинный ряд следующих друг за другом культур формативной эпохи выявлен также в низовьях реки Пануко близ Тампико. Эта последовательность соответствует ряду культур формативной стадии в долине Мехико, в центральных районах штата Веракрус и в низинной области расселения майя и имеет с ними много общего. За формативной эпохой следуют культуры, демонстрирующие наличие торговых связей с Теотиуаканом, а позже – с тольтекской и ацтекской цивилизациями. Уастекская керамика, характерная для периода, непосредственно предшествующего испанскому завоеванию, распространялась далеко за пределы зоны оседлого земледелия на юге Тамаулипаса. Отдельные ее образцы были найдены на стоянках, оставленных племенами охотников и рыболовов в южной части Техаса.
Центральный Веракрус.
Прибрежные низменности центральной части штата Веракрус были родиной племени тотонаков. Их столицей в конце постклассической эпохи был выразительный памятник Семпоала, расположенный в 40 км от города Веракрус. Обнаруженные здесь культурные напластования уходят в формативную эпоху, в тот же период, к которому принадлежат нижние слои таких памятников, как Ремохадас и Эль-Трапиче. Культура классической эпохи лучше всего известна по памятнику Эль-Тахин близ Папантлы. Эль-Тахин, возможно, являлся древней столицей тотонаков. Искусство Тахина достигло высокого уровня, а каменная скульптура может поспорить со скульптурой майя классической эпохи. Возможно, к тому же времени относится расположенный несколько южнее Тахина памятник культуры лас-анимас, где следует отметить каменные «юго» (предметы в форме ярма) и «смеющиеся» фигурки – две категории вещей, обычно причисляемые к «тотонакским». Считается, что каменные «юго», как правило украшенные в том же стиле, что и монументальная скульптура из Тахина, являются атрибутами ритуальной игры в мяч.
Оахака.
Горы и долины штата Оахака были областью распространения цивилизации народа сапотеков, а их древней столицей являлся ритуальный центр Монте-Альбан, расположенный на возвышенности близ современного города Оахака. Ранняя керамика и другие материалы из Монте-Альбан свидетельствуют о родстве с культурами других областей Центральной Америки, относящимися к формативной эпохе, хотя даже в это раннее время уже начинает проявляться самобытность сапотекской цивилизации. Одной из наиболее интересных черт культуры сапотеков формативной эпохи является употребление ими знаков и цифр. Эти системы письма и счета родственны тем, что существовали у майя, но возникли, вероятно, раньше. Хотя в классическую эпоху (период Монте-Альбан III) сапотекская письменность была несколько усовершенствована, она так и не достигла такого уровня развития, как письменность майя. Запустение Монте-Альбана в постклассическую эпоху явилось, возможно, следствием завоевания сапотеков соседним народом миштеков. Главный центр миштеков находился, по-видимому, в Митле, знаменитой своими геометрическими фресками, украшавшими каменные стены, и крестообразными гробницами. В 15 в. миштеки были разгромлены ацтеками.
Южный Веракрус и Табаско.
Эта низинная болотистая область на побережье Мексиканского залива известна в археологии как зона распространения «ольмекской» цивилизации. Ольмеки – название племени, упоминающееся в ацтекских исторических хрониках, но вряд ли правомерно применять его для обозначения цивилизации, существовавшей на несколько столетий раньше. Два самых известных ольмекских памятника – Трес-Сапотес (Веракрус) и Ла-Вента (Табаско). Для ольмекской цивилизации характерна самая необычная и изысканная во всем центральноамериканском искусстве скульптура, представленная гигантскими каменными человеческими головами, алтарями и стелами (резными каменными монолитами). Исключительно изящны небольшие фигурки и другие предметы, вырезанные из нефрита. Земляные платформы служили основанием для храмов и насыпями над гробницами, сооруженными из природных базальтовых глыб. К примечательным особенностям ольмекской культуры принадлежат вырезанные на камне даты, обозначенные черточками и точками и сходные с представленными в Монте-Альбане и у майя. Они относятся к последним столетиям до нашей эры и представляют собой древнейшие в Центральной Америке письменные даты, что указывает на одновременность ольмекской цивилизации и культур формативной эпохи других районов. Она также предшествует расцвету цивилизации майя классической поры.
Области обитания народа майя.
Территорию обитания доисторических майя можно разделить на три области: горы Гватемалы и соседнего мексиканского штата Чьяпас; покрытые джунглями низины Белиза, департамент Петен в Гватемале и смежные равнинные районы Чьяпаса и Табаско; заросшая джунглями низина полуострова Юкатан. Зона распространения прославленной каменной архитектуры и скульптуры майя ограничена двумя низинными областями. Горные районы связывает с южными низинами единство керамической традиции, но посуда Юкатана все же несколько отличается от той, что распространена в двух других областях. Племена, говорившие на языке майя, в классическую и постклассическую эпохи, а также в историческое время вплоть до наших дней населяли, насколько позволяют судить археологические данные, все три области. Похоже, что их предки жили здесь и в формативный период.
Формативная эпоха.
В Каминальгую, крупнейшем центре майя, расположенном в горах близ города Гватемала, формативная эпоха восходит ко II тысячелетию до н.э. Сходная керамика формативной стадии найдена в слоях, подстилающих отложения и постройки классической эпохи, на многих памятниках низинных областей. В Каминальгую большие платформы, группирующиеся вокруг центральных дворов или площадей, были возведены на средне- и позднеформативной стадиях. В джунглях департамента Петен первые платформы, облицованные известняковыми плитами, были сооружены в позднечиканельский период формативной эпохи. Тем не менее нет твердых данных, возникли ли уже в это время письменность или календарь майя и был ли изобретен ступенчатый свод для сооружения каменных перекрытий. Сходство между разными памятниками и разными областями наиболее ярко проявляется в единстве керамической традиции. Торговые связи на этом этапе еще не охватывали обширных территорий.
Классическая эпоха.
В низинах эта эпоха ознаменована появлением письменности, календаря, ступенчатого свода, сложной архитектуры и специфических для майя черт в скульптуре и декоративном искусстве. Эти характерные элементы в основном отсутствуют в горной области расселения майя, где архитектура и искусство находились под сильным влиянием теотиуаканской цивилизации. Это влияние в начале классической эпохи заметно и в низинных областях, где оно проявляется преимущественно в формах и орнаментации керамики. Начало классической эпохи обычно датируют временем ок. 300 н.э., но если принять другое согласование календаря майя с христианским летоисчислением, оно отодвигается на 260 лет. Самыми крупными памятниками цивилизации майя классической эпохи на южных низменностях являются Тикаль (департамент Петен в Гватемале), Паленке (Чьяпас, Мексика), Пьедрас-Неграс (Петен, Гватемала) и Копан (Гондурас). Известны, однако, и сотни других памятников. Поселения майя, по-видимому, служили политическими и религиозными центрами, которым подчинялись обитатели разбросанных в джунглях земледельческих поселков.
Около 900 (или 650, если следовать ранней хронологии) н.э. центры, или города, майя в низменных областях были заброшены. О причинах этого запустения можно только догадываться. Возможными объяснениями являются засуха, неурожаи, социальные потрясения, усугубленные вторжением обитателей Центральной Мексики. В любом случае похоже, что население переместилось к северу, на полуостров Юкатан, населенный и на протяжении формативной и классической эпох. К числу крупнейших здешних поселений относятся Ушмаль, Чичен-Ица, Ошкинток и Яшуна. Примерно в то же время, когда южные майя переместились к северу, на территорию Юкатана вторглись племена тольтекского происхождения. Пришельцы захватили Чичен-Ицу – центр народа майя предшествующего времени, и в некоторых из наиболее известных местных сооружений – таких, как Эль-Кастильо, площадь Собраний и храм Воинов, – заметны следы тольтекского влияния.
Постклассическая эпоха.
Постклассическая эпоха в низменных областях обитания майя начинается с того момента, как тольтеки ок. 1000 обосновались в Чичен-Ице, и охватывает следующие пять столетий. Существует мнение, что примерно после 1200 майя вновь достигли господства на своих исконных землях, а их важнейшим политическим центром стал обнесенный стенами город Майяпан (Маяпан). В архитектуре и искусстве периода существования Майяпана ощущается смешение древних традиций майя с теми, что были принесены тольтекскими завоевателями. Последние века истории майя, предшествующие приходу испанцев, были омрачены соперничеством и борьбой между городами. В ходе этих междоусобных войн Майяпан в 15 в. был захвачен и пришел в запустение. Когда в первые десятилетия 16 в. здесь появились испанцы, они обнаружили многочисленные поселки и небольшие города, населенные народом майя; это было все, что осталось от его былого величия.
Искусство и архитектура майя.
Для искусства майя, нашедшего выражение в каменной скульптуре и барельефах, произведениях мелкой пластики, росписях на стенах и керамике, характерна религиозная и мифологическая тематика, воплощенная в стилизованных гротескных образах. Основные мотивы искусства майя – антропоморфные божества, змеи и маски; ему свойственны стилистическое изящество и изощренность линий. Главным строительным материалом для майя служил камень, в первую очередь известняк. Типичными для архитектуры майя были ложные своды, устремленные вверх фасады и крыши с гребнем. Эти массивные фасады и крыши, венчавшие дворцы и храмы, создавали впечатление высоты и величественности.
Письменность и счисление времени у майя.
Исключительными интеллектуальными достижениями доколумбова Нового Света были созданные народом майя системы письма и счисления времени. Иероглифы майя служили как для идеографического, так и для фонетического письма. Их вырезали на камне, рисовали на керамике, ими написаны складные книги на местной бумаге, именуемые кодексами. Эти кодексы являются важнейшим источником для исследования письменности майя. Впервые они были переведены немецким ученым Э.Ферстеманном в 1880-х годах. Фиксация времени стала возможна благодаря сочетанию письменности и основательных астрономических знаний. В дополнение к этому майя использовали «цолкин» или «тоналаматль» – системы счета, основанные на числах 20 и 13. Система цолкин, распространенная в Центральной Америке, – очень древняя и не обязательно была изобретена народом майя. У ольмеков и в культуре сапотеков формативной эпохи сходные и достаточно развитые системы счисления времени сложились даже раньше, чем у майя. Однако майя в усовершенствовании числовой системы и астрономических наблюдениях продвинулись гораздо дальше, чем любой другой коренной народ Центральной Америки.
ЮЖНАЯ АМЕРИКА
В Южной Америке выделяются следующие культурные зоны: 1) Центральные Анды (горные районы Перу и Боливии и перуанское побережье); 2) Южные Анды (северная и центральная часть Чили и северо-запад Аргентины); 3) Северные Анды (Эквадор и Колумбия, за исключением территорий, относящихся к бассейну Амазонки); 4) юг Центральной Америки (восточные области Гондураса, Никарагуа, Коста-Рика, Панама); 5) Венесуэла и вся Гвиана; 6) Вест-Индия; 7) бассейн Амазонки; 8) Восточная Бразилия (нагорье и побережье) и 9) южная часть Южной Америки (равнина Гран-Чако, бассейны рек Парана и Парагвай, аргентинская Пампа, Патагония, Огненная Земля).
Центральные Анды.
Эпоха камня.
В пещерах перуанского высокогорья близ города Уанкайо обнаружены культурные наслоения, содержащие наконечники метательного оружия и другие кремневые изделия, изготовленные методом оббивки и типичные для охотничьих культур эпохи камня. В прибрежных районах Перу на поверхности было найдено несколько наконечников, заставляющих предполагать заселение этой территории в плейстоцене или начале постплейстоценового периода. Сравнительно недавно появились сообщения о находке ранних наконечников на территории боливийского плоскогорья Альтиплано. Ни в одном из названных случаев не были обнаружены желобчатые наконечники раннего североамериканского типа; датировать эти находки с помощью радиоуглеродного метода или по геологическим данным также невозможно.
Архаическая эпоха.
Эта эпоха представлена мощными раковинными кучами с зольными включениями на северном побережье Перу. Культурные остатки этой эпохи в Уака-Приета в долине реки Чикама датируются временем начиная с 2500 до н.э. Жители побережья Перу архаической эпохи были рыболовами и собирателями, а также выращивали местные бобы, некоторые корнеплоды и хлопок. Им были знакомы примитивное ткачество и плетение. Жилищами служили однокамерные землянки, отделанные изнутри галькой и глиной. Простая керамика появилась здесь ок. 1200 до н.э.
Формативная эпоха.
На пустынном побережье северной части Перу жизнь прежних обитателей архаической эпохи претерпела серьезные изменения с освоением культурного маиса, появившегося здесь во вполне развитых формах ок. 700 до н.э. С началом этапа куписнике, сменившего в долине Чикама культуру уака приета, связан ряд важных нововведений. Началось возведение храмовых холмов из камня или сырцовых кирпичей конической формы. Видимо, примерно к этому же времени относятся первые опыты сооружения ирригационных каналов. Высокоразвитое в стилистическом отношении искусство, главным элементом которого служил образ кошачьего хищника, нашло воплощение в резных изображениях на керамике и резьбе по камню и кости. Этот стиль, распространенный в раннеформативную эпоху по всей территории Северного и Центрального Перу, получил название чавин по ритуальному центру Чавин-де-Уантар на севере горного Перу, где он представлен монументальными произведениями, вырезанными из камня. В последние века до нашей эры здесь произошло значительное увеличение численности населения, обусловленное, судя по всему, возросшей продуктивностью земледелия. Ирригация позволила освоить дополнительные земельные площади в многочисленных небольших долинах пустынного побережья, а на территории горного Перу тот же результат был достигнут террасированием склонов. Старый стиль чавин прекратил свое существование, а в украшении керамики на смену нарезному орнаменту пришли росписи.
Классическая эпоха.
Эта эпоха в северной части побережья Перу представлена цивилизацией мочика, охватывающей, вероятно, период от рубежа нашей эры до 800 н.э.; ее материальная культура и искусство во многом продолжают технические и эстетические традиции формативного периода. В моде была керамика, изготовленная в формах, в том числе сосуды в виде человеческой головы. Металлы, включая золото, медно-золотые сплавы, серебро и медь, использовались для изготовления украшений и оружия. Сооружались огромные пирамиды из сырцового кирпича. Начался процесс концентрации населения в городах. Долины защищали укрепления, напоминающие крепости. Похоже, то была эпоха войн, и в период своего наивысшего расцвета цивилизация мочика распространилась на все северное побережье Перу. Одновременно в центральных районах побережья существовала культура маранга, на юге побережья – культура наска, в северных горных районах – культура рекуай, а в горах на юге – культура тиауанако.
Постклассическая эпоха.
Очевидно, в результате военного вторжения обитателей горных областей ок. 800 многие цивилизации классической эпохи на побережье Перу и в перуанско-боливийских Андах прекратили свое существование или претерпели кардинальные изменения. Происхождение этой воинственной силы связано, возможно, с районом Тиауанако близ озера Титикака в Боливии или с памятником Уари в центральной части горного Перу. Этот феномен получил название «тиауанакоидного» или «тиауанакоподобного» культурного горизонта. Художественный стиль, весьма сходный с тем, который представлен каменной скульптурой Тиауанако, быстро распространился по всей зоне Центральных Анд, где вытеснил различные местные художественные течения классической эпохи. О том, что это проникновение и смена стиля сопровождались силовым давлением, убедительно свидетельствуют имевшие место в тиауанакоидный период запустение или перестройка оборонительных и общественных сооружений предшествующей классической эпохи. К числу других важных изменений, датируемых тем же временем, относятся уменьшение роли огромных храмовых насыпей с платформами и возникновение обнесенных стенами городских кварталов с регулярной планировкой. Эти изменения, характерные для тиауанакоидного горизонта, или для начала постклассической эпохи, продолжались и в период существования царств конца постклассической эпохи. Одно из наиболее известных царств этой группы, возвысившееся после исчезновения тиауанакоидного художественного стиля, – царство Чиму на севере перуанского побережья. Другим таким царством было государство инков с центром в Куско, расположенном в горном Перу. В начале 15 в., быстро распространившись из района Куско по территории других государственных образований на территории Перу, инки создали единую империю от Северного Эквадора до центральных областей Чили. В 1532 Атауальпа, последний правитель державы инков, был захвачен и убит отрядом Франсиско Писарро, и власть над огромными владениями Инкской империи перешла к испанцам.
Южные Анды.
Эпоха камня.
К эпохе камня относится аямпитинская стадия, представленная нижними слоями культурных отложений в пещерах горной аргентинской провинции Кордова. Стоянка Аямпитин датируется примерно 6000 до н.э. Типичным для этой культуры орудием является не имеющий черешка миндалевидный каменный наконечник, изготовленный путем оббивки.
Архаическая эпоха.
Культуры архаической эпохи представлены находками древностей доземледельческого населения чилийского побережья. Эти древние обитатели побережья, чье хозяйство базировалось на рыболовстве и собирательстве, пользовались рыболовными крючками, сделанными из раковин или состоящими из полированного каменного грузила и крепко привязанного к нему острия из кости или растительной колючки. Изготавливали они и шлифованные каменные сосуды. Хотя эти предметы не датированы, есть основания полагать, что они частично синхронны архаическим культурам перуанского побережья. Вероятно, культуры архаической эпохи на территории Чили просуществовали дольше, чем в регионе Перу.
Культуры формативной эпохи.
На территории Чили либо население, занимавшееся земледелием и изготовлявшее простую керамику, пришло на смену обитателям побережья архаической эпохи, либо же эти черты хозяйства были восприняты прежним населением извне. Позже в этом регионе появилась полихромная и двухцветная расписная керамика. Некоторые факты указывают на то, что смена культур произошла немногим ранее изобретения этой керамики. Примерно в то же время во внутренних оазисах пустыни на севере Чили впервые появилась культура атакаменьо. Хозяйство носителей данной культуры включало земледелие и разведение лам и альпака. Их поселки представляли собой огороженные стеной небольшие скопления каменных домов. Помимо керамики эти люди изготавливали различные хозяйственные и ритуальные предметы из резного дерева и выделанной кожи. Культура, сходная с атакаменьо, обнаружена и в засушливых гористых провинциях на севере Аргентины, но здесь поселки, как правило, были больше и располагались вблизи сооруженных на вершинах холмов укреплений. Чилийских носителей культуры атакаменьо и их аргентинских соседей покорили сперва инки, а затем испанцы.
К югу от очагов культуры атакаменьо были распространены племена группы диагита. В их археологии можно выделить несколько этапов, представленных на территории аргентинских провинций Сальта, Тукуман, Катамарка, Ла-Риоха и Сан-Хуан, а также в смежных районах Чили. Носители языка диагита обитали здесь в момент испанского завоевания, но неизвестно, насколько глубоко в доисторические времена можно отнести появление людей данной языковой группы на этой территории. Начало земледелия датируется здесь не позже I тысячелетия н.э. В целом племена диагита были крупнее, чем атакаменьо, а занятые ими горные долины – обширнее расположенных севернее и лучше обеспечены водой.
Северные Анды.
На территории Эквадора и Колумбии были найдены материалы, относящиеся как к эпохе камня, так и к архаическому периоду. Череп из Пунина в Эквадоре, принадлежащий, судя по геологическим условиям находки, к глубокой древности, датируется, возможно, эпохой камня. Раковинную кучу в Барловенто на карибском побережье Колумбии, содержащую примитивную керамику, предположительно относят к архаическому периоду.
Остальные археологические материалы из Эквадора и Колумбии типологически принадлежат к кругу формативных. В некоторых районах древнейшие культуры датируют временем начиная с I тысячелетия до н.э. В них обнаруживают сходство с культурами формативной эпохи Центральной Америки и Перу. В эквадорской прибрежной саванне и в бассейне реки Гуаяс была найдена керамика ранних типов, напоминающая находки чавинского этапа формативной эпохи из Перу.
Спорным остается вопрос, можно ли причислять более поздние культуры Эквадора и Колумбии к числу классических в том значении, в каком этот термин применяется к древностям Центральной Америки и Центральных Анд. Слишком скудны имеющиеся данные о размерах поселений, размахе общественных работ и других чертах, присущих урбанизированному обществу. Представляется, однако, что поселения на территории эквадорского и колумбийского нагорья были относительно небольшими. Самые крупные памятники расположены на побережье Эквадора – такие, как Манта в провинции Манаби. Другие поселения относительно больших размеров засвидетельствованы в Сьерра-Невада-де-Санта-Марта на севере Колумбии – на родине известной в историческое время народности тайрона. Знаменитый памятник Сан-Агустин в Южной Колумбии являлся, очевидно, не столько поселением, сколько ритуальным центром и местом погребения; здесь относительно небольшие сооружения и каменные статуи были обнаружены на площади в несколько квадратных километров.
Сан-Агустин и Тьеррадентро в горах Южной Колумбии, Кимбая в колумбийской долине Каука и Эсмеральдас, Серро-Хабонсильо и Гуангала на эквадорском побережье принадлежат к числу археологических комплексов, несомненно более поздних, чем культуры раннеформативной эпохи, хотя их следует относить целиком к доисторическому периоду. Скорее всего, они охватывают ряд столетий I тысячелетия н.э. Прекрасные украшения из золота и тумбаги (сплава золота и меди), происходящие преимущественно из зоны Северных Анд, впервые были изготовлены в эпоху существования этих культур среднего периода. Для позднего доисторического и исторического этапов известно несколько комплексов, некоторые из них можно соотнести с конкретными племенами. Наиболее выдающейся в плане военной и политической организации была народность чибча, обитавшая в окрестностях Боготы в Колумбии.
Юг Центральной Америки.
Следы обитания древнейшего человека в горах и на побережье этой тропической зоны немногочисленны. На территории Никарагуа отпечатки человеческой ноги были найдены в застывших вулканических отложениях. Эти следы могли принадлежать охотникам эпохи камня. На тихоокеанском побережье Панамы к архаической эпохе, когда хозяйство базировалось на собирании раковин и других морских продуктов, относят раковинные кучи, оставленные носителями докерамической культуры серро-манготе на берегу залива Парита и людьми более позднего, уже знакомого с керамикой, этапа монагрильо.
Культура времени существования земледелия на территории Панамы, Коста-Рики, Никарагуа и Восточного Гондураса обнаруживает значительную близость к культурам Северных Анд конца доисторического периода. Большое сходство заметно в керамике, не вполне, впрочем, идентичной в стилистическом плане; связи явно ощущаются в металлических изделиях, особенно золотых. К числу наиболее известных принадлежит панамская культура кокле. В одном из могильников этой культуры открыто несколько относящихся к одному столетию гробниц с необычайно пышными захоронениями вождей. В могилы были брошены тела их жен и слуг. Типичным погребальным инвентарем были шлифованные и оправленные в золото камни, в том числе изумруды. Находка свидетельствует о существовании богатых, хотя и небольших царств, и такой вывод находит подтверждение в ранних исторических свидетельствах об этом регионе.
Венесуэльско-Гвианская зона.
Следы каменной эпохи – в том числе изготовленные техникой оббивки кварцитовые наконечники для метательного оружия – происходят со стоянки Эль-Хобо на северо-западе Венесуэлы. Эти предметы, найденные вместе с керамикой или вещами, относящимися к более поздним археологическим культурам региона, напоминают изделия эпохи камня из долины Мехико. Более отдаленное, но, по-видимому, существенное в типологическом плане сходство прослеживается между находками из Эль-Хобо и североамериканскими наконечниками, относящимися к послефолсомскому этапу. Докерамические культуры архаического типа представлены раковинными кучами в Маникуаре на венесуэльском побережье. Радиоуглеродная датировка Маникуаре колеблется между 1500 и 1000 до н.э.
Земледельческие культуры формативного типа, знакомые с керамикой, появляются в этой зоне ок. 700 до н.э. в нижнем течении реки Ориноко. Здесь прослеживается длинный ряд сменяющих друг друга культур, начиная с периода саладеро через несколько стадий культуры барранкас и вплоть до кануна исторической эпохи. Керамика в этих культурах Нижнего Ориноко представлена сосудами простых форм. В раннее время для нее характерна белая роспись по красному фону, но постепенно этот тип декора сменяется широкими линиями, нарезкой и налепами в виде различных частей звериных фигур. Керамика с врезным и рельефным декором распространилась на восток, по побережью Гайаны; она же найдена и значительно западнее – у озера Валенсия. В Западной Венесуэле, в противоположность тропическим и саванным равнинам бассейна Ориноко представляющей собой гористую местность, была распространена совершенно иная традиция, по-видимому, берущая начало в Северной Колумбии. Для нее характерна керамика с росписью, обычно красной и черной по белому или только черной по белому. Часто встречаются антропоморфные статуэтки. Влияние этой традиции распространилось на восток, до озера Валенсия, и на позднем этапе она преобладала в этом регионе. Культура позднего периода в районе озера Валенсия, просуществовавшая, вероятно, до начала исторического периода, – самое заметное явление в этой зоне. Она представлена искусственными насыпями, возведенными для совершения погребений или для сооружения на них домов, а также захоронениями в урнах и разнообразными глиняными женскими фигурами.
Вест-Индия.
Скорее всего, заселение Вест-Индии происходило из Южной Америки, и первые переселенцы принесли с собой культуру, близкую к венесуэльской культуре маникуаре. Культуры Вест-Индии архаической эпохи обобщенно именуют «сибонейскими» – по названию, данному народом араваков неземледельческим племенам, обитавшим на западе Кубы в момент появления испанцев. Культуры «сибонейского» круга на разных островах различались между собой. Для Кубы были характерны орудия и украшения из раковин, на Гаити широкое распространение получили призматические кремневые ножи, а в Пуэрто-Рико найдены совсем иные комплексы орудий. Не вполне ясно, обусловлено ли это разнообразие наличием или отсутствием тех или иных природных материалов или же в нем нашли отражение миграции и культурные влияния, охватившие острова в архаическую эпоху. Культурные остатки «сибонейского» типа представлены в слоях, подстилающих отложения, оставленные земледельческим населением; такая ситуация прослеживается повсеместно, за исключением Западной Кубы, где вообще отсутствуют керамика и земледельческие поселения и где культуры архаического типа продолжали существовать вплоть до конца 15 в.
Древнейшая керамическая традиция в Вест-Индии тесно связана с культурой саладеро в низовьях бассейна Ориноко, и похоже, что земледелие, основанное на разведении маиса и маниока, было занесено на острова аравакскими племенами как раз в это время. Саладерская керамика с белой росписью по красному фону, проникнув на остров Тринидад и Малые Антильские острова, достигла затем и Пуэрто-Рико. Далее к западу существовали иные традиции, в которых ощущается лишь отдаленное сходство с теми, что были распространены на восточных островах. Вслед за ранней бело-красной керамикой на острова проникла или была принесена сложившаяся в низовьях Ориноко керамика стиля барранкас, украшенная широкими врезными линиями или фигурная. Ее распространение в западном направлении прослеживается вплоть до Гаити, Восточной Кубы и Ямайки, а на северо-запад – до Багамских островов. Расцвет культуры аборигенов Вест-Индии приходится на время, следующее за этой второй волной миграции или постепенного проникновения населения извне. Крупнейшие поселения, а также наиболее сложные ритуальные центры и самая изысканная утварь найдены на территории Пуэрто-Рико. Хотя насыпи здесь не возводились, а храмы строили из недолговечных материалов, сохранились некоторые сооружения – такие, как обнесенные каменными стенами площадки для ритуальной игры в мяч, с которыми связаны находки каменных идолов.
В целом доисторические народы Вест-Индии были очень похожи на родственное им население южноамериканской зоны тропических лесов: они обитали в таких же небольших поселках, и их культура скорее принадлежит к формативному типу, чем к кругу культур, оставленных обитателями городов классической и постклассической эпох. Основным населением Вест-Индии были араваки, включавшие племена таино, жившие на Больших Антильских островах, и обитавшие на Малых Антильских островах племена игнери. Во время испанского завоевания (1492–1520) сюда были вытеснены племена карибов.
Бассейн Амазонки.
На территории тропических низменностей бассейна Амазонки и ее притоков отсутствуют выразительные наземные памятники доисторической эпохи. Постройки здесь сооружали из дерева и иных недолговечных материалов, не возводилось и крупных искусственных насыпей. Население, однако, было достаточно многочисленным, и путешественники 16 в. отмечают существование больших деревень и поселений. Среди индейского населения этой зоны представлены тупи, араваки, карибы и племена других языковых групп. Индейцы, обитавшие в дельте Амазонки и по ее среднему и нижнему течению, вскоре после завоевания были ассимилированы португальцами. Население, жившее выше по Амазонке и ее многочисленным притокам, вплоть до настоящего времени продолжало вести традиционный образ жизни.
Из-за зарослей джунглей и мощных речных отложений поиски следов обитания древнего населения в бассейне Амазонки достаточно затруднены. До сих пор не засвидетельствовано никаких находок, относящихся к эпохе камня. Однако на острове Маражо и других островах дельты Амазонки выявлен ряд культур, относящихся, по-видимому, к архаической эпохе. Индейцы, создавшие эти культуры, жили в небольших поселках, занимались охотой и рыболовством. Они изготавливали простую керамику, украшенную нарезкой. На смену этому населению пришли носители культуры маражоара, принадлежащей к кругу формативных и появившейся на островах дельты достаточно внезапно. Это были земледельческие племена, в основном, вероятно, специализировавшиеся на разведении маниока. Размер их поселений, сохранившихся в виде небольших жилых холмов, свидетельствует о наличии постоянного населения численностью в 200–300 человек. Умерших эти люди хоронили под земляными насыпями вне поселения. Их керамика имеет изысканный декор в виде резных и выемчатых линий, а также красной, белой и черной росписи. Среди сосудов многочисленны большие погребальные урны. Посуда культуры маражоара совершенно не похожа на более раннюю керамику архаической эпохи с территории дельты и, вероятно, происходит из областей, расположенных выше по течению Амазонки. Некоторое сходство с ней имеет керамика индейцев, населяющих перуанские джунгли. Культура маражоара исчезла столь же внезапно, как и появилась. Культуры этого региона, относящиеся к концу доисторической эпохи, сохранили в своей керамике некоторые маражоарские стилистические и технологические традиции, но в целом их образ жизни ближе образу жизни охотников и рыболовов более ранней архаической эпохи.
Восточная Бразилия.
Восточная Бразилия – это плоскогорье, прорезанное реками, большинство из которых течет на север и впадает в Атлантический океан или в Амазонку. Прибрежная полоса представляет собой низину, характеризующуюся в северной части тропическим климатом, а южнее – субтропическим, переходящим в умеренный. Археологические материалы из этой зоны относятся в основном к архаической эпохе и связаны с образом жизни, который был основан на охоте, рыболовстве и собирательстве и почти не изменялся на протяжении многих столетий. В конце доисторического и начале протоисторического периода из бассейна Амазонки в южном направлении по побережью распространились племена из группы тупи, но их археологические следы крайне скудны. Древние архаические обитатели побережья оставили после себя огромные раковинные кучи, именуемые sambaquis (самбаки). Эти гигантские скопления содержат разнообразные изделия из оббитого и полированного камня. Керамика в них представлена лишь на поверхности и принадлежит, вероятно, племенам тупи. Из внутренних областей в археологическом отношении наиболее изучен район пещер на территории штата Минас-Жерайс. В этих пещерах археологи обнаружили кости индейца доисторической эпохи, который обычно обозначается как принадлежащий к «типу Лагоа Санта» и датируется не ранее 2000 до н.э. Археологические материалы из этих пещер в целом сходны с находками из архаических sambaquis.
Южная часть Южной Америки.
Южная часть континента – это зона саванн, травянистых равнин, а самые южные его области заняты лесами холодного пояса. Доисторическое население теплых саванн на севере, по реке Парана, вероятно, является предками таких обитавших здесь в историческое время племен, таких, как чанэ, чанэ-тимбу, коластине и др. Это были охотники и рыболовы, не знавшие земледелия и сопоставимые по образу жизни с носителями культур архаической эпохи. Могилы для своих умерших они выкапывали в небольших естественных холмиках или в кучах хозяйственных остатков по берегам рек. К числу их изделий относятся нерасписная керамика – фигурная или украшенная врезными и пунктирными линиями, многочисленные костяные иглы и другие предметы, а также разные оббитые или шлифованные орудия и украшения из камня. Незадолго до появления европейцев на эту территорию вторглись племена группы тупи-гуарани, пришедшие, возможно, на бразильское побережье откуда-то извне. Тупи-гуарани, чью керамику иногда находят в верхних слоях бразильских sambaquis, знали расписную керамику и освоили земледелие.
Археологические находки с территории аргентинской пампы очень близки к архаическим материалам из бассейна реки Парана, с той лишь разницей, что обитатели пампы больше занимались охотой на гуанако, чем рыбной ловлей. Их керамика ведет свое происхождение от той, что бытовала в областях по течению Параны. Самыми распространенными изделиями здесь являются бола, которыми пользовались при охоте на гуанако, и обработанные техникой оббивки наконечники. В пампе в историческое время обитали индейцы пуэльче, которые в колониальный период, восприняв у испанцев традиции разведения лошадей, стали кочевниками.
В Патагонии археологические охотничьи культуры, от которых явно происходит культура индейцев туэльче исторического времени, сходны с культурами пампы. В крайних южных областях, вдоль Магелланова пролива, выявлены находки раннего времени, сопоставимые с культурами эпохи камня; характерными для этой серии являются длинные копьевидные наконечники, древнейшие из которых относятся ко времени ок. 7000 до н.э.
ПЕРВОБЫТНАЯ АРХЕОЛОГИЯ ОКЕАНИИ
Океания включает три группы островов Тихого океана – Полинезию, Меланезию (в том числе Новую Гвинею) и Микронезию. Ее растительный и животный мир, а также население происходят с огромной системы островов Малайского архипелага, соседствующей с юго-восточным побережьем Азии.
Радиоуглеродный метод датирования позволил выяснить, когда и откуда происходило первичное заселение каждой группы островов, а также определить время, к которому относятся важные изменения в культуре. Впервые этот метод был применен в 1950 при исследовании древесных углей из кострища, относящегося к древнейшим слоям стоянки в скальном гроте на острове Оаху Гавайского архипелага. Для этих углей была получена дата 1004±180 н.э.
Археологические раскопки современного уровня были начаты в 1947 на островах Фиджи и в 1950 в Новой Каледонии. Что касается Микронезии, то кое-какие систематические раскопки были предприняты на Марианских островах в 1950, на островах Палау в 1954 и на острове Яп в 1956.
Общие сведения.
Коренное население Океании вследствие отсутствия у него металлических орудий рассматривалось как находящееся в технологическом отношении на стадии каменного века. Однако полинезийцы, без сомнения, обладали более развитой культурой, чем обитатели Европы и Азии в каменном веке. Их вожди распоряжались ресурсами и рабочей силой, достаточными для строительства судов, которые при наличии развитых навигационных навыков позволяли им достигать самых отдаленных островов Полинезии; их путешествия способствовали распространению культурных растений и одомашненных животных – собаки, свиньи и индонезийской курицы. Однако островитяне не жили большими группами. Они не строили настоящих городов и не возводили сложных каменных сооружений. В этом регионе не выявлено следов применения строительного раствора и кирпича. Самыми выразительными памятниками являются развалины укрепленного поселения на острове Понапе в Микронезии, несколько гробниц в виде ступенчатых платформ на островах Тонга, храмовая десятиступенчатая платформа из обработанного камня на Таити и гигантские каменные статуи острова Пасхи. Ни один из этих памятников не относится к глубокой древности, и нет оснований приписывать их исчезнувшей цивилизации, представители которой якобы пересекали Тихий океан с целью создания больших империй.
Нигде в Полинезии при раскопках не были обнаружены следы какой-либо особой культуры. Все полинезийцы говорят на близкородственных языках. Эта группа языков принадлежит к крупной малайско-полинезийской языковой семье, распространенной от острова Мадагаскар у восточного побережья Африки через Малайзию и Тихий океан до острова Пасхи. Именно это обстоятельство в сочетании с отсутствием связи полинезийских языков с каким-либо из языков американских индейцев давно убедило большинство антропологов, что полинезийцы пришли с островов, лежащих к западу.
Керамика была неизвестна туземцам как центральной, так и восточной частей Микронезии, а в Полинезии ею пользовались мало. Отсутствие керамики заставило археологов при установлении последовательности культур и определении путей их распространения опираться на данные, основанные на изучении каменных орудий, украшений из слоновой кости и раковин, а также рыболовных крючков, сделанных из костей и раковин. Поэтому наиболее надежна атрибуция тех памятников, где подобные изделия представлены в достаточном количестве, а исследователи уделяют пристальное внимание даже мельчайшим различиям в их форме.
ПОЛИНЕЗИЯ
Деление Полинезии на Западную и Восточную и наличие на западе отдельных полинезийских вкраплений на территории Меланезии и Микронезии в настоящее время подтверждается лингвистическими и культурно-историческими данными. С точки зрения археологии, для Западной Полинезии характерны специфические гробницы на платформах, каменные платформы со скругленными сторонами, служившие подножием общественных сооружений, прямоугольные каменные тесла, не имеющие черешка (особого приспособления на обушке, служащего для крепления к рукоятке), некоторые разновидности первобытной керамики и отсутствие примитивных рыболовных крючков и каменных ступок для растирания пищи. В Восточной Полинезии известны святилища, включающие крупные платформы, обращенные к мощеным или огороженным площадкам, и поставленные вертикально плиты, служившие спинками сидений для жрецов. Встречаются и каменные изваяния. Найденные здесь прямоугольные тесла принадлежат к особому типу благодаря наличию грубого черешка, иногда располагающегося под углом, а тесла с архипелага Общества и с соседних островов имеют черешок, придающий орудию треугольную в сечении форму. Широко распространены каменные ступки. Рыболовные крючки из костей и раковин весьма разнообразны по форме. Об ирригационных работах на Гавайских островах говорят выявленные повсеместно обширные искусственные террасы, служившие для выращивания клубней таро.
Гавайские острова.
На каждом из Гавайских островов сохранилось несколько крупных выдающихся святилищ, именуемых heiau. Самым значительным памятником является гигантская каменная стена в Хонаунау на острове Гавайи. Она огораживает определенную территорию, служившую убежищем от врагов. К стене примыкает heiau. Это место объявлено национальным памятником и является свидетельством высокого культурного уровня древних обитателей Гавайских островов.
На всех крупных островах архипелага с 1950 осуществлялись раскопки археологических памятников, которые позволили получить радиоуглеродные даты, показавшие, что острова были освоены примерно тысячу лет назад. В надежно стратифицированных и профессионально исследованных поселениях найдены сотни артефактов; они свидетельствуют о том, что с момента своего возникновения культура Гавайев подверглась лишь незначительным изменениям. Эти материалы также дают основание полагать, что культура происходит из зоны острова Таити.
Острова Общества.
На Таити, главном острове группы Наветренных островов из архипелага Общества, имеется несколько крупных пятиступенчатых храмовых платформ и одна (Махаиатеа) – десятиступенчатая, достигающая в высоту 15 м. Платформа Махаиатеа имеет в длину 81 м и в ширину 26 м. Этот храм, или marae, был, однако, построен в 1767 и после завершения строительства никогда по-настоящему не функционировал. Платформы многих таитянских прибрежных marae облицованы тесаным камнем. Более простые marae во внутренних районах острова имеют ту же форму, что и обнаруженные на заселенном еще в доисторическую эпоху острове Некер Гавайского архипелага.
На Подветренных островах имеются свои marae с платформами, облицованными поставленными вертикально коралловыми плитами. Самый знаменитый из этих памятников – развалины национального храма Тапутапуатеа, находящиеся в Опоа на острове Раиатеа. Его платформа имеет 43 м в длину, 7,3 м в ширину и 1,8–3 м в высоту.
Маркизские острова.
Маркизские острова знамениты своими каменными изваяниями, установленными на храмовых и погребальных платформах, и большими платформами для танцев, называемыми tohua. Изваяниям свойственна однотипная стилизация, позволяющая полагать, что первоначально их делали из дерева. Раскопки, начатые здесь в 1956, позволили получить серию радиоуглеродных дат, относящихся ко времени начиная со 124 до н.э. Рыболовные крючки с Маркизских островов отличны от тех, что найдены на Таити и на Гавайях, но крючки для ловли осьминогов имеют такие же грузила, как гавайские, и не исключено, что на Гавайские острова этот тип изделий был занесен извне. Археологически установлено, что обитатели Маркизских островов некогда приручили собаку, а свиней и кур сюда завезли в очень давние времена.
Остров Пасхи.
Гигантские каменные статуи, усеявшие склон одного из вулканов, а в прошлом стоявшие на храмовых платформах, создали вокруг этого маленького острова на восточной окраине Полинезии атмосферу загадочности. Установлено, что создание статуй внезапно прекратилось еще в доисторические времена. Почти несомненно, однако, что вытесывали эти фигуры предки современных туземцев-островитян.
Тур Хейердал утверждал, что остров Пасхи, а также вся Восточная Полинезия были первоначально заселены жителями территории Перу, которые добрались до этих островов на больших плотах. Можно предположить, что возведение гигантских статуй острова Пасхи и облицованных тесаным камнем платформ осуществлялось по приказу некоего перуанского владыки, поскольку использованные при этом приемы обработки камня напоминают технику, характерную для культуры инков. Однако язык жителей острова Пасхи относится к одной из ветвей полинезийской группы языков и прошел достаточно длительный путь развития уже на самом острове Пасхи. Наличие здесь кур индонезийской породы доказывает, что на полинезийских судах можно было добраться до острова Пасхи с запада. Радиоуглеродная датировка показывает время ок. 380 н.э.
Новая Зеландия.
Выдающимися памятниками Новой Зеландии являются укрепленные поселки на вершинах холмов или на ровных местах. На протяжении многих лет искусные охотники изготавливали маленькие нефритовые фигурки, тесла и булавы. В ходе раскопок был выявлен ранний период местной истории, известный под названием периода охотников на моа, поскольку главным объектом охоты в то время служила ныне вымершая похожая на страуса птица моа, мясо которой употреблялось в пищу. Радиоуглеродные даты не уходят в глубь времен больше, чем на 1000 лет; наиболее вероятно, что на острове Северный период охотников на моа завершился раньше, чем на острове Южный.
Острова Самоа и Тонга.
Похоже, что на островах Самоа и Тонга нет развалин храмов; местное население совершало обряды поклонения богам в простых небольших хижинах, стоящих неподалеку от деревни. Однако в таком месте, именуемом malae, мог стоять большой камень, изображавший сидение для божества. На островах Тонга есть внушительные облицованные камнем ступенчатые платформы, в которых устраивались склепы для захоронения костей вождей и членов их семьи. Исключительный интерес представляет трилит, включающий два столба из кораллового известняка высотой в 4,9 м и шестиметровую каменную перекладину, укрепленную в пазах, выдолбленных в верхней части столбов. Для Полинезии это сооружение уникально. Согласно традиции, представляющейся достаточно правдоподобной, оно было возведено правителем Тонга в память о двух его сыновьях. Соединительная балка, по его мысли, обозначала неразрывность братских уз.
МЕЛАНЕЗИЯ
В Меланезии и Новой Гвинее издревле обитали многочисленные и разнообразные племена, оставившие немного выразительных памятников. Объектами почитания для них служили камни, поставленные вертикально или стоящие так от природы, которые иногда украшали гравировкой. Из этой зоны происходит лишь несколько небольших каменных изваяний. В восточной части Центрального нагорья Новой Гвинеи были найдены каменные ступки и песты, чаши и навершия булав, коренным образом отличающиеся от тех, которыми пользуется современное местное население. Обнаруженные здесь тесла не похожи на круглые тесла прошлых эпох, но сходны с полинезийскими. Многие племена пользовались керамикой.
Острова Фиджи.
В слоях, связанных с первыми этапами заселения островов и содержащих кости свиньи и курицы, найдены керамика с рельефным узором и изделия из камня. Средний слой интересен первым появлением костей собаки и простой керамики. В верхних слоях раскопками выявлены обилие раковин и керамика с врезным орнаментом. Самая ранняя из радиоуглеродных дат относится к 46 до н.э. ± 500 лет. На крупнейшем из островов Фиджи имеются прямоугольные ограждения из поставленных на ребро камней, сооруженные, по полученным прибывшими сюда с европейцами сведениям, всего за несколько поколений до их появления. Они напоминают ритуальные ограждения на островах, расположенных к югу от Таити (Тубуаи, Рапа и др.).
Новая Каледония.
Новая Каледония привлекает внимание своими многочисленными наскальными гравировками в виде геометрических фигур. При раскопках выявлена керамика нескольких одновременно существовавших типов, содержавшаяся в скоплениях хозяйственных остатков примерно 847 до н.э. Найденные здесь артефакты свидетельствуют о связях с островами Фиджи и другими районами Меланезии.
МИКРОНЕЗИЯ
Каролинские острова (восточная часть).
Наиболее интересными памятниками Микронезии являются доисторическое поселение в Нан-Матол на побережье острова Понапе и похожее, но несколько меньшее поселение на острове Кусаие (Косраэ). Стены здесь возведены из крупных дайковых призм (обломков вулканической породы) и напоминают штабеля дров, где каждый следующий ряд поленьев укладывается поперек предыдущего. Этот прием, но уже с использованием дерева засвидетельствован в Малайзии. Поселение Нан-Матол расположено на искусственных островах, возведенных на прибрежных рифах. Традиция приписывает эти поселения племенам, вторгшимся сюда всего за несколько поколений до нашего времени, но украшения, артефакты и большие ограждения с высокими стенами, засвидетельствованные в Нан-Матол, аналогичны тем, что выявлены в укрепленных резиденциях вождей в других районах архипелага. Позже в них были впущены захоронения.
Каролинские острова (западная часть).
Остров Яп замечателен прежде всего тем, что имеет самые крупные в мире монеты – огромные каменные диски из кристаллического кальцита с отверстием в центре для переноски. Любопытно, что эти диски находят на другом острове, называющемся Бабелтуап и относящемся к иной культурной зоне – островам Палау, морское путешествие до которых сопряжено с большим риском. На монетах изображены дома для мужских собраний, типичные для разных районов. Археологические раскопки выявили керамику двух видов – нелощеную обожженную керамику, относящуюся к раннему периоду, и лощеную, но плохо обожженную посуду более позднего времени. Тесла – как круглые, так и прямоугольные в сечении – сделаны из раковин.
Марианские острова.
На Марианских островах имеются развалины доисторического времени, называемые latte и представляющие два параллельных ряда протяженностью ок. 12 м из поставленных вертикально плит высотой преимущественно 1,2–1,5 м и шириной в 3,7 м, сверху перекрытых камнями. Эти сооружения служили опорой домов. Самый замечательный из таких latte, расположенный на острове Тиниан, известен под названием «дома Тага». Его изящные массивные колонны поднимаются над землей более чем на 3 м. Археологическими раскопками выявлен ранний период, представленный красной керамикой и обширными могильниками и не знающий памятников типа latte. Радиоуглеродная дата этого периода – 1527 до н.э. Более поздний период, продолжавшийся вплоть до прихода испанцев и отмеченный наличием простой керамики, обрядом кремации и памятниками типа latte, начался, очевидно, ок. 850 н.э.
См. также Словарь археологических терминов