КУЗНЕЦОВ, ЮРИЙ ПОЛИКАРПОВИЧ

КУЗНЕЦОВ, ЮРИЙ ПОЛИКАРПОВИЧ (1941–2003), русский поэт.

Родился 11 февраля 1941 в станице Ленинградская Краснодарского края. Отец – кадровый военный, мать – школьная учительница.

После того, как в 1941 отец Кузнецова ушел на фронт, семья отправилась на его родину в село Александровское на Ставрополье, а чуть позднее перебралась в Тихорецк. Там в доме деда и бабушки прошло детство и ранняя юность Кузнецова. Отец в 1944 погиб в Крыму, и воспоминания о нем, а также о войне, по признанию Кузнецова, стали важнейшими мотивами его поэзии (первые стихи написаны в девятилетнем возрасте).

После школы Кузнецов служил в армии (1961–1964), работал инспектором детской комнаты милиции (1964–1965), в редакции газеты «Комсомолец Кубани» (1965–1966). Один год проучился в Кубанском университете (Краснодар).

В 1965 поступил в Литературный институт им. А.М.Горького, который закончил в 1970 (занимался в поэтическом семинаре С.С.Наровчатова). После недолгого пребывания на родине в том же году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве «Современник» (1971–1976). В 1974 вступил в Союз писателей СССР, в 1975 – в КПСС.

По всей вероятности, ощущение надвигающегося вселенского катаклизма, свойственное поэтике Кузнецова, впервые явилось ему в период Карибского кризиса (с 1961 по 1963 он находился в составе советского армейского контингента на Кубе), о чем рассказал в стихотворении, датированном 25 октября 1962: Я помню ночь с континентальными ракетами, / Когда событием души был каждый шаг, / Когда мы спали, по приказу, нераздетыми / И ужас космоса гремел у нас в ушах.

Однако в ранних стихах, собранных в книге Гроза, вышедшей в Краснодаре (1966), эти мотивы еще только намечаются. Перемена поэтики приходится на семидесятые годы, когда были написаны стихи и поэмы, объединенные в сборниках Во мне и рядом – даль (1974), Край света – за первым углом (1976), Выходя на дорогу, душа оглянулась (1978), которые привлекли внимание читателей и критики.

Работая в пределах дозволенных для советского стихотворца тем (пейзажная лирика, воспоминания о детстве, войне и проч.), Кузнецов выстраивает поэтический мир со сложной топологией. Пространственно-временные координаты реальны и узнаваемы, тогда как предметно-персонажные категории отсылают в некие иные «измерения» (среди важнейших образов в поэзии Кузнецова – образ «дыры» в неизвестность, «зияния», «зазора»). Его космос формуется под влиянием беспредельных сил, являющихся из ниоткуда, подобно смерчу: Передних вогнал в середину, / А ту проломил в остальных (Стихия).

Критиками высказывалась мысль, что импульсом к созданию новой поэтики послужило знакомство с работами А.Н.Афанасьева и В.Ф.Миллера, посвященными славянской мифологии. В любом случае, этот поэтический мир существует по законам дохристианским. Отсюда особое внимание к категориям родства и семейно-родственным связям, основа которых – треугольник «отец – мать – сын». Отношения между ними неравноценны: если отец и его действия вообще не подлежат обсуждению (он как бы отсутствует, вознесенный на недосягаемую высоту положением в семье, уход отца на фронт и его гибель – модификации того же мотива), то отношение матери к отцу – это абсолютное приятие, полная подчиненность и жертвенное следование ее судьбе, которая, по сути, оказывается проекцией судьбы главы семьи: Отец! – кричу. – Ты не принес нам счастья!.. – / Мать в ужасе мне закрывает рот (Отцу).

Удел сына в этой триаде драматичен. Ему надлежит сменить отца (такая замена ничем не облегчит долю матери), словно колос, взойти на земле, политой отцовской кровью. Неизбежная и предначертанная узурпация отцовской власти раскалывает натуру сына, рождает в нем ожесточение и одиночество, что, в свою очередь, сказывается на любовных коллизиях: отношения возмужавшего сына с женщиной в этом мире напряженные и несчастливые.

В таком свете можно понять отмеченную критиками двойственность лирического героя Кузнецова – тягу к человеческому общению и в то же время полную отрешенность (Я в поколенье друга не нашел…), ибо заменой цельности и единству рода не смогут служить ни самая крепкая дружба, ни общие помыслы. Именно так следует интерпретировать открыто декларативные строки: Я пил из черепа отца / За правду на земле, / За сказку русского лица / И верный путь во мгле. / Вставали солнце и луна / И чокались со мной. / И повторял я имена, / Забытые землей. Ожесточенная полемика, вспыхнувшая вокруг этих стихов, – поэт-фронтовик М.А.Соболь выступил с поэтической отповедью Наследничек – продемонстрировала, что для истолкования поэтического мира Кузнецова критиками зачастую используются нравственные категории и культурные схемы, ему чуждые.

Мертвые в этом мифопоэтическом пространстве не мертвы окончательно и бесповоротно, это «неполная смерть». Свои и вражеские солдаты, погибшие в бою на горных вершинах, «лежат как живые», «ждут и смотрят» (Вечный снег), живущие путем особых усилий могут заставить их двигаться и говорить, либо и вовсе привести из далеких краев, где они обитают, к стенам родного дома (Четыреста). Поэтому лирический герой Кузнецова часто выступает в роли соединительного звена между миром живых и миром мертвых.

Предметы, которым здесь принадлежит ведущая роль, – из мистического арсенала. Это тень, разрастающаяся или оплотняющаяся (по ней шагают, словно по мосту или по доске), следы, ногти. Кузнецов обращается к таким пластам сознания, перед которыми и сказка оказывается современна, а потому порой достойна иронического развенчания. Рассказанная «на теперешний лад», она чудовищна: Иванушка, отыскавший по полету стрелы лягушку за тремя морями, ставит немудреный опыт, вскрыв лягушечье тело и пустив по нему электрический ток: В долгих муках она умирала, / В каждой жилке стучали века. / И улыбка познанья играла / На счастливом лице дурака (Атомная сказка). Познание противопоставляется не блаженному неведенью, а древнейшему знанию. Заголовок стихотворения равно отсылает и к науке двадцатого века, и к античной атомистике, тогда как автор, очевидно, подразумевает вовсе другое.

Умозрительные, последовательно выстроенные литературные построения наиболее удавались Кузнецову. Рассудочные противоположности, собственно, и являлись основными элементами создаваемой им художественной модели, огромное место в которой занимали технические приспособления и механизмы – защитные очки, поезда и проч. Музыкальность и попросту благозвучие не характерны для этой поэтики, бедные рифмы воплощают, скорее, не звуковой, а смысловой лад («звезду-судьбу», «в отпуску-высоту», «человека-света»).

Нарушение равновесия (чаще всего в стихах о любви) может обернуться банальностью, мелодраматизмом. Например, в стихах, где варьируются мотивы воспоминания об утраченной былой удали (Последние кони), о возвращении в родной город после долгого отсутствия (Водолей).

В коротких поэмах Золотая гора, Дом, Женитьба, Змеи на маяке, Афродита, Седьмой ведущим является не сюжет, а лирический порыв и череда образов.

Известен Кузнецов и стихотворениями остросатирическими (Выпрямитель горбов, Попугай, Разговор глухих, Нос). Значительное место в его поэзии занимали открытая провокационность (Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?), игра с цитатами из классической русской поэзии и словесными клише.

Пространные названия сборников Кузнецова критики рассматривали как заведомо лишенные однозначности либо вовсе не поддающиеся интерпретации. Тем не менее в названиях прослеживается определенная тематика, связанная с блужданием отпущенной на волю души в пространствах и закоулках причудливого мира: Отпущу свою душу на волю (1981), Ни рано, и поздно (1985), Душа верна неведомым пределам (1986).

В идеологической дискуссии семидесятых и восьмидесятых годов имя Кузнецова, активно разрабатывающего своеобразный «славянский миф», одна сторона брала на щит и возвеличивала, другая – напротив, умаляла и развенчивала.

В 1990 Кузнецов стал членом правления Союза писателей РСФСР, затем одним из руководителей Московской писательской организации.

Сборник Душа верна неведомым пределам был отмечен Государственной премией РСФСР (1990). Среди других наград Кузнецова – орден «Знак Почета» (1984), Почетная грамота Министерства образования Российской федерации (2002). В сентябре 1997 Кузнецов был избран академиком Академии российской словесности.

С 1987 и до последних дней вел поэтический семинар в Литературном институте им. А.М.Горького (дневное и заочное отделения, Высшие литературные курсы).

При его жизни вышло в свет более полутора десятков поэтических сборников. Занимался Кузнецов и стихотворным переводом (среди авторов, которых он переводил, А.Атабаев, Я.Пиларж, Ф.Шиллер). Избранные переводы собраны в книге Пересаженные цветы (1990).

Умер 17 ноября 2003 в Москве.

Сочинения: Стихи. М., 1978; «Рожденный в феврале, под Водолеем…». – В кн.: Юрий Кузнецов. Стихи. М., 1978; Русский узел. М., 1983; Золотая гора. М., 1989; После вечного боя. М., 1989; Стихотворения и поэмы. М., 1990; Ожидая небесного знака. М., 1992; «Пускай сгорит и жизнь моя». – «Гудок», 2003, 26 ноября.

Евгений Перемышлев